Федор Достоевский. Единство личной жизни и творчества автора гениальных романов-трагедий [litres] - Константин Васильевич Мочульский

В письмах Достоевского можно отыскать много подтверждений этой вдохновенной самохарактеристики: он творец воплощенных идей, создатель новых миров.

Описав в Ордынове свою мечтательную юность, автор пытается раскрыть в фабуле трагическое противоречие души героя. Ордынов – царь в мире фантазии и «младенец для внешней жизни». Он свободно парит в небе и не умеет ступать по земле. В одном письме к брату (1847) Достоевский точно формулирует «идею» своего героя: «Вне должно быть уравновешено с внутренним. Иначе, с отсутствием внешних явлений, внутреннее возьмет слишком опасный верх. Нервы и фантазия займут очень много места в существе». Из этого размышления автора о самом себе рождается фабула «Хозяйки». Ордынов принужден переменить квартиру; после долгого уединения он попадает на шумные улицы, ослеплен блеском «чуждой жизни», опьянен и испуган. Чувство одиночества и тоска по человеческой любви охватывают его. Встреча с Катериной в церкви посылается ему в ответ на его любовное томление. Внешне – это случайность, внутренне – необходимость. У одинокого, чистого мечтателя развивается «крайняя впечатлительность, обнаженность и незащищенность чувства». В «порывчатом» сердце он несет свою обреченность. Любовь Ордынова к Катерине показана как событие его душевной жизни, в которой реальность сплетается с бредом и мечтами, внешнее преломляется во внутреннем, «воплощается в колоссальных формах». Граница между сном и явью временами совсем исчезает. Энергия чувства, накопившаяся в замкнутой душе, взрывается бурно и разрушительно. Нет ни света, ни радости в первой юношеской любви, это тяжелая страсть, одержимость, болезнь. Автор последовательно проводит уподобление любви – болезни. Увидав Катерину, Ордынов идет за ней, «бичуемый каким-то неведомо сладостным чувством». Поселившись у старика Мурина, таинственного покровителя Катерины, он изнемогает от душевного волнения. «Нет, лучше смерть, думает он, лучше смерть, шепчет он воспаленными, дрожащими губами». Потом он впадает в «мучительное, бо-лезненое забытие»; на следующее утро просыпается здоровым. «Но он еще был очень слаб. Озноб пробегал по спине его, все члены его болели и как будто были разбиты». Катерина целует его… «Он слабо вскрикнул и лишился чувств». Все дальнейшие события погружены в полумрак бреда. Ордынову кажется, что он «осужден жить в каком-то длинном, нескончаемом сне, полном странных, бесплодных тревог, борьбы и страданий». Как во сне, слышит он полубезумную сказку-исповедь Катерины; больная, исступленная страсть подымается в нем после ее рассказа.

«Какое-то мучительное чувство, смятение безотчетное, невыносимое, разливалось, как яд, по всем его жилам и росло с каждым словом рассказа Катерины; безвыходное стремление, страсть жадная и невыносимая, захватила думы его, мутила его чувства». После разлуки с Катериной Ордынов «занемог и только через три месяца мог встать с постели».

Болезненности Ордынова соответствует болезненность Мурина и Катерины. Старик страдает падучей: в глазах его «лихорадочный блеск», и на лице «мертвенная синева». Жена его – «полоумная», «порченая». Этот патологизм придает повести однообразно-мрачный колорит. От воспаленной экзальтации действующих лиц остается воспоминание мучительного кошмара. Художественный дефект повести объясняется, хотя и не вполне оправдывается, сюжетным заданием автора. Разорвав с «натуральной школой», Достоевский пытался оживить одряхлевшие романтические формы.

Эмоциональная напряженность героев повышена до исступления, и ею мотивируется полуфантастический-полумелодраматический характер их истории. В поисках сюжета автор снова сталкивается с Гоголем, автором романтических повестей. Побежденный в плане «натурализма», волшебник Гоголь продолжает держать в плену своего мятежного ученика. «Хозяйка» написана под прямым влиянием «Страшной мести». Исследователи Достоевского, Ю. Тынянов, В. Комарович и А. Бем, убедительно доказали эту зависимость. Мотив преступной любви старика-отца к дочери развивается параллельно и Гоголем, и Достоевским. Гоголевский колдун злыми чарами вызывает душу Катерины и мучит ее своей нечистой страстью. Злой старик Мурин, одаренный таинственной силой, тиранит робкое сердце своей жены-дочери Катерины. У Гоголя подчеркнут сказочный и сверхъестественный характер «старинной были», у Достоевского демонизм Мурина истолкован психологически. Исповедь героини «Хозяйки» доводит до грани пародии все приемы романтической «страшной повести». Это волжская разбойническая сказка. Буря в лесу, пожар завода, преступная дочь, убегающая из дому с любовником своей матери, гибель отца и материнское проклятие; страшный старик с черной как смоль бородой и глазами, «горящими словно угли»; убийство молодого купца во время переезда на лодке бурной реки – преступления, ужасы, чары нагромождены в этом бессвязном рассказе. Кажется, что Катерина Достоевского пересказывает историю Катерины Гоголя, преломляя ее в своем больном воображении.

Соответственно сюжету, автор «Хозяйки» пытается создать новый повествовательный стиль на почве русского фольклора. «Речевой образ» Катерины вырастает из широкого распева русской народной песни. Речь ее мотивируется ее прошлым. Мурин называет ее «мужичкой»: выросла она в лесу, за Волгой, «меж бурлаков да заводчиков»; живет в мире преданий и песен. Власть Мурина над ее душой связана с его «шепотливыми сказками». «Катерина смотрела на него внимательными, детски удивленными глазами, и казалось, с неистощимым любопытством, замирая от ожидания, слушала то, что ей рассказывал Мурин».

Вот пример ее ритмической речи: «Люб или не люб ты пришелся мне, знать, не мне про то знать, а верно, другой какой неразумной, бесстыжей, что светлицу свою девичью в темную ночь опозорила, за смертный грех душу свою продала да сердца своего не сдержала безумного»… Во всех сценах, где появляется Катерина, ее речевая стихия побеждает словесный стиль ее собеседников. Мурин характеризован в своей речи как мещанин. Он говорит Ордынову: «Я вот про то, ваше благородие, их благородие на ваш счет маленько утрудить посмел. Оно того, сударь, выходит, – сами знаете, – я и хозяйка, то есть рады бы душою и волею… Что нам? Были бы сыты, здоровы, роптать не роптаем…» Но тот же Мурин в присутствии Катерины подчиняется ее песенной стихии и говорит ее языком: «Да по ней, по слезинке, небесной росинке, тебе и тужить-горевать не приходится. Отольется она тебе с лихвой, твоя слезинка жемчужная, в долгую ночь, в горемычную ночь». У Мурина колдуна-сказочника такой переход от мещанского сказа к песенному стилю психологически понятен. Но когда петербургский мечтатель, молодой ученый Ордынов, изменяет своей литературной манере и обращается к Катерине на ее языке, стилистический переход поражает своей неожиданностью. Вот его слова: «Кто ты, кто ты, родная моя? Откуда ты, голубушка? Из какого неба ты в мои небеса залетела?.. Что снилось, о чем гадала ты вперед, что сбылось и что не сбылось у тебя, все скажи. По ком заныло в первый раз твое девичье сердце и за что ты его отдала?»

Откуда пришел к Достоевскому этот фольклорный материал? Стилистическое влияние гоголевской «Страшной мести» несомненно, но им не исчерпывается словесная форма «Хозяйки». В сонных видениях Ордынова воспоминания детства занимают большое место. Ему грезятся «нежные, безмятежно-прошедшие