Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Когда корабли возвратились с боевых стрельб, небольшая группа матросов во главе с кондуктором Савиным побывала в городе. Этого было достаточно, чтобы после их возвращения на корабле поползли слухи о суде над членами Главного судового коллектива РСДРП. От «Гангута» перед судом предстал машинист Попов, поэтому на линкоре интерес к этим новостям был особенный.
В тот же вечер Санников собрал нас в холодной котельне. Он вытащил из-под тельняшки прокламацию.
— Братцы! Нашего Попова судят. С ним и других товарищей. По этому поводу Петербургский комитет выпустил листовку. Вот послушайте. — И он начал читать:
— «Двадцать шестого октября состоится суд над теми из наших товарищей, которые захотели включиться в революционное движение рабочего класса. Им осмеливаются угрожать смертью за то, что они в душных казармах сохранили ясность революционного сознания. Несмотря на военное положение, товарищи матросы не захотели, не смогли быть бессловесным орудием в руках шайки грабителей, упивающихся невиданными прибылями, барышами от устроенной ими всемирной бойни.
Царский суд хочет из матросов сделать преступников, но для нас они останутся примером. Мы знаем, что они идут за дело народа, против угнетения его господствующими классами и царской монархией.»
— Здорово пишут, молодцы! — прервал читавшего Талалаев.
— Ты подожди. Послушай, что дальше, — остановил его Санников и стал читать о несправедливостях, творящихся в армии и в тылу, о грабительской сущности войны. Листовка заканчивалась заявлением, что питерские рабочие «в знак союза революционного народа с революционной армией» остановят заводы и фабрики.
— «Над вами занесена рука палача, — читал взволнованным голосом Санников, — она должна дрогнуть под мощным протестом восставшего из рабства народа!»
Санников закончил. Нам было известно, что суд уже состоялся, а листовка выпущена в день судебного разбирательства.
— И чем же закончилось все это? — нарушил молчание молодой матрос.
— Питерцы сдержали свое слово, — растягивая слова, глухим голосом заговорил матрос Лемехов. — В газете «Пролетарский голос» пишут, что стачка длилась три дня, она охватила чуть ли не все заводы и фабрики, почти сто тридцать тысяч человек бастовали. Это сила!
— Сила-то сила… А ты скажи, что же там суд решил?
— Приговора я не читал, но говорят, что товарищи живы остались. Это факт. Попугали, значит, смертью — и только.
Санников прервал Лемехова и попросил присутствующих рассказать обо всем услышанном матросам.
— Да что ж тут расскажешь, чем порадуешь? Тем, что наших ребят осудили?!
— А что же ты хочешь — с печки упасть и не ушибиться? Революция без жертв не бывает. Так-то. А рассказать надо о том, что мы не одни. Наших судят, а весь рабочий Петроград восстал против суда. Вот об этом и говорить надо… И не только говорить — радоваться надо. А он — «что расскажешь»!
Матросы зашумели, наперебой высказывали свое мнение. Ежедневно вставали вопросы один сложнее другого.
И головы наши, не привычные давать оценку политической обстановке, запутанной царскими министрами и думскими болтунами, буквально разбухали. Матросы жадно тянулись к правде, как неокрепшие весенние ростки к солнцу.
Красные огни
Возле кораблей, на льду, как муравьи копошатся черные человеческие фигурки. Солнце заметно пригревает, с обмерзших надстроек срывается звонкая капель — первый вестник приближающейся весны. Идут обычные занятия. Одни матросы маршируют, другие изучают технику. Из корабельных мастерских доносится скрежет напильников, шум станков — это машинисты заканчивают ремонт износившегося за летнюю кампанию оборудования. Внешне корабельная жизнь ничем не отличается от прошлогодней. Но только внешне. Матросы ходят теперь с гордо поднятыми головами. Прошел слух, что в Питере — серьезные дела, рабочие бастуют. Требуют хлеба и мира.
Под вечер, когда командир корабля вернулся с «Петропавловска», приказано было построить команду.
Палецкий появился перед строем в парадной форме. Приняв от вахтенного начальника рапорт, он обратился к команде с речью и сообщил, что в Петрограде произошли забастовки и беспорядки на почве недостатка продовольствия, а также подозрения, что некоторые государственные лица являются изменниками.
— Беспорядки, имевшие место в столице, — говорил Палецкий, — могут использовать наши враги, а посему приказываю: привести корабль в боевую готовность, увольнения на берег сократить до одной трети и не позднее чем до семи часов вечера. Господ офицеров прошу после построения собраться в кают-компании.
Матросы разбрелись по кубрикам, обсуждая странную речь командира.
На линкоре началась какая-то неспокойная, лихорадочная жизнь. Одни новости обгоняли другие. Под вечер 1 марта поползли слухи, что восстал Кронштадт, что адмирал Вирен убит матросами.
Перед обедом из города прибежали Санников и Лемехов. Во время отдыха собрали в угольной яме большевиков и сочувствующих. Лемехов вытащил из кармана небольшой листок бумаги.
— На, Санников, читай! У тебя лучше получается.
Санников стал быстро читать:
— «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Братья солдаты!
Третий день, мы, рабочие Петрограда, открыто требуем уничтожения самодержавного строя, виновника льющейся крови народа, виновника голода в стране, обрекающего на гибель ваших жен и детей, матерей и братьев.
Помните, товарищи солдаты, что только братский союз рабочего класса и революционной армии принесет освобождение порабощенному и гибнущему народу и конец братоубийственной и бессмысленной бойне.
Долой царскую монархию! Да здравствует братский союз революционной армии с народом!
Петербургский комитет РСДРП.»[16]
Окончив читать, Санников говорил, что это воззвание полностью касается нас, матросов, что мы должны объединиться и с оружием в руках выступить на помощь рабочим, восставшим против гнета самодержавия.
— Ты дело предлагай, чего агитировать!
— К оружию, братва!
— К стенке офицеров!
Вперед вышел небольшого роста, юркий матросик. Продолговатое, с глубоко посаженными маленькими глазками, лицо его заросло жидковатой черной щетиной, на лоб надвинута бескозырка. Это был Виноградов, эсер. Быстрым движением руки он сбил на затылок бескозырку и, срываясь на фальцет, заговорил:
— Братцы! Зачем кровь проливать? Разве мало крови? Подумайте только: война, от Балтийского до Черного моря враг стоит стеной, а мы меж собой раздоры устраиваем! Нет! Мы не можем на руку нашим врагам играть, мы должны помнить об отечестве, наконец, должны помнить о наших матерях, сестрах, женах, которых не дадим на растерзание врагу. Раздоры — это истинная смерть флоту. Каждому русскому матросу дорог флот, и он не допустит его гибели.
— Да что ты заладил: «флот», «гибель», «враг»! Чего ты хочешь? — прервал Санников оратора.
— Я ничего не хочу! Я предлагаю, братцы, по-мирному решать.
Санников удивленно посмотрел на оратора и спросил:
— Откуда этот парень? Что-то я его раньше на корабле не примечал…
— Черт его знает! Сейчас много новых
