Эль Дьябло - Георгий Зотов

– Как ты думаешь, эта последняя?

– Сейчас посмотрим. Франсиско сказал, нам нужно тридцать девок-нехристей.

Размахнувшись, они бросили тело в гору трупов, сваленных у подножия старой магнолии на холме с каменной расщелиной. Один из рыцарей влез в гущу мертвецов, считая по головам. Проделав эту процедуру дважды, он со злобой выругался сквозь зубы.

– Так я и думал – двоих не хватает! Франсиско с нас шкуру спустит… Иди, приведи.

Второй испанец недовольно заворчал, но спорить не стал. Спустя полтора часа он появился вновь, таща за собой двух рыдающих индейских девушек – обеим не более пятнадцати от роду. Первый рыцарь с аппетитом грыз сочное яблоко. Завидев девиц, он оживился. Солдат поверг жертв к его ногам, – продолжая жевать, палач воткнул одной в горло меч, выдернул лезвие и сейчас же пронзил им грудь второй. Не отрывая взгляда от умирающих, убийца облегчённо вздохнул, улыбнулся и с хрустом прикончил яблоко.

– Ну, теперь всё. Надо доложить Франсиско, что работа сделана.

– Да, он велел убивать всех взятых в плен индейских баб. И верно, нечего с нехристями церемониться, разыгрывая христианское милосердие: после бойни под Ольянтайтамбо это верх неразумия. Ложась спать, я молюсь Иисусу, чтобы на следующее утро проснуться без ножа в горле, – ведь против нас воюют даже двенадцатилетние щенки.

Они удалились, спускаясь по узкой тропинке.

С места, где стоял Михаил, хорошо просматривались контуры большого города в окружении стен, сложенных из блоков однотипных камней. На одной из башен развевалось уже знакомое ему индейское знамя цвета радуги, на другой – белый флаг с красным зубчатым крестом, похожим на две пилы[10]. Издалека доносился сухой треск ружей, гулко слышалась канонада орудий, в воздух то и дело взвивались облачка белого дыма. Мигель со стоном взялся двумя руками за голову. Нет. Галлюцинация, мираж. Однако испанцы не видят его… Похоже, он наблюдает за происходящим из другого измерения. Смятенье мыслей прервалось звоном и скрежетом, какой он уже слышал два часа назад. Но на этот раз на тропинке появились два других рыцаря. Один постарше, носитель характерной козлиной бородки с сильной проседью, на вид лет шестидесяти – измождённое лицо сплошь покрывали морщины. Второй – бодрый молодой человек с рыжеватыми волосами, однако без растительности на подбородке. Оба вели с десяток связанных индейцев, включая старика в головном уборе с орлиными перьями. Завидев покойниц, индейцы остановились, послышались восклицания ужаса. Конкистадоры, матерясь и оглядываясь, подтолкнули их к подножию магнолии клинками мечей.

– Ты уверен, Манка делал именно это? – спросил старика пожилой испанец.

– Да, сеньор, – кивнул тот, еле держась на ногах.

– Хорошо, – буркнул рыцарь. – Тогда давай – выполни своё обещание. Иначе, клянусь кровью Спасителя, я выпотрошу всю твою семью на твоих же глазах. – Последнее, что они увидят в этой жизни, будет завлекательное зрелище, как ты жрёшь их внутренности.

Соратник конкистадора дрожал всем телом.

– Франсиско, во имя Господа, одумайся! Неужели ты хочешь подражать нехристям? Мы пришли сюда нести веру Христову, установить крест святой на землях язычников, а не ублажать нечистого… Вспомни проповедь: мёд Сатаны сладок, но горечь на устах…

– Хуан, прекрати скулить! – Рыцарь сплюнул на камни тёмной слюной. – Господь нам не поможет. Как ты думаешь, откуда у этого предателя Манки вдруг, словно из-под земли, выросли сто тысяч отборных солдат? Поверь – это дело не Иисуса. Нам с тобой осталось недолго, – язычники прибывают и прибывают, скоро кастильское мясо украсит их алтари. Если Дьявол нам поможет, я заключу сделку с ним… Ты ведь знаешь, Хуан, грех можно замолить. Начнём потрошить девок, брат[11], – сейчас не время для жалости.

…Михаил, затаив дыхание, наблюдал: оба рыцаря (пожилой то и дело сетовал на тяжесть и неудобство доспехов) вспарывали животы мёртвым женщинам. Кровавая работа была им не в новинку, даже молодому испанцу, – они работали ловко и бодро, как положено опытным мясникам. Мигель в своё время читал в хрониках завоевания Перу: испанские конкистадоры часто разделывали тела индейцев, чтобы кормить своих собак[12].

Справившись с задачей, забрызганный кровью жертв Франсиско кивнул старику:

– Теперь твоя очередь. Работай так быстро, насколько это возможно.

Целых четыре часа пленные индейцы под руководством старого жреца сооружали кукол. Михаил впервые воочию увидел, как, пусть и не столь ювелирно, мог работать Художник. Тела набивали сладко пахнущими травами, запихивали в утробу лепестки магнолии и зашивали на скорую руку. Озадачили Михаила две вещи. Первая – трупы никто не расчленял, вторая – убийцы не красили лица покойниц алым и не разливали содержимое вен у корней дерева: кровь просто стекала под ноги, на неё никто не обращал внимания. Закончив чудовищный ритуал, индейцы встали вокруг магнолии подобием русского хоровода. Склонив головы (словно пытаясь разглядеть что-то под босыми ногами), пленные хором затянули мрачную песню на языке кечуа. Как только припев заканчивался, они ударяли ступнёй в землю, и вверх летели брызги крови. Уже совсем стемнело, и жертвоприношение освещалось только факелами в руках рыцарей. Пожилой был потрясающе спокоен. Молодой определённо нервничал, но, очевидно, его заботил не сам факт массового убийства, а лишь ощущение греха и низкопоклонства тёмным силам.

Пение оборвалось.

Индейцы разомкнули круг. Все, за исключением жреца, подошли к краю скалы. Закрыли глаза. Пропели славословие, прося Уку Пача принять их к себе. И прыгнули вниз. Старик-жрец остался стоять на месте – сомкнув веки, он продолжал тянуть зловещую песню. Франсиско не обратил внимания на самоубийство индейцев, но Хуан перекрестился.

– Не нравится мне это… – вновь начал он.

– Заткнись, – прервал его Франсиско. – Милостей ждать не от кого. Как рассказала мне эта тварь, Манка принёс в жертву триста девок, а я за неделю зарежу пятьсот: кому из нас достанется благосклонное внимание? Мы с тобой оба бастарды, наши матери стирали бельё у господ, – где мы оказались бы сейчас, не сумей схватить фортуну за загривок? И я, и ты своими зубами выгрызли себе чины, звания, золото. Не забудь: нас здесь семьсот человек, нехристи очухались и осознали – испанцев тоже можно убивать, мы не боги с заоблачных высот, не сыны Виракочи. Не нравится? Тогда просто терпи, как делаю я.

Он толкнул старого жреца. Тот открыл глаза.

– Как ты думаешь, мои дары духам достаточно щедры?

– Более чем, – сказал индеец, тщательно выговаривая испанские слова. – Те, кто спускается в Уку Пача без даров, не возвращаются – их убивают ядовитые испарения. Стоит лишь не поскупиться, и властители подземного мира почтят тебя вниманием. Хотя нужно ли идти туда, бородач[13]? Инка Манка исчез в Уку Пача всего на три часа, а когда появился вновь, он больше не был уже человеком. Подземная страна меняет – так, как ты не можешь представить в своих самых страшных снах. Пусть нерождённые даровали Манке войско призраков, ведаешь ли ты, что именно он отдал взамен? Ходы между мирами Уку Пача и Кай Пача не имеют дверей и засовов, – нужно только принести кровавые жертвы, и тебе позволят войти… Однако многие люди, потерявшие власть и богатство, предпочли умирать в нищете, но не потревожили нерождённых. Инка сошёл с ума: он считал, если бог Виракоча ему не помог, нужно упасть к ногам монстров подземного мира. Но бородач не умнее Манки: ты совершаешь ужасную ошибку, и она будет стоить тебе жизни. Инка никогда не говорил о тех, кого встретил в недрах Уку Пача. Ты хоть представляешь, с кем именно тебе придётся столкнуться?

Хуан истово перекрестился дрожащей рукой.

– Да хоть с Сатаной, – прохрипел Франсиско, меняясь в лице. – Я…

– Сатана? – усмехнулся индеец. – Ты думаешь, он самое страшное, что существует? В Уку Пача обитают такие создания, у которых сам Дьявол на побегушках, приносит им на завтрак сладкий картофель и старательно набивает трубку лучшим табаком. Ушедшие пообщаться с мертвецами вернулись чужими, а многие и вовсе сгинули навеки. Бородач, это не из тех сказок, что детям рассказывают на ночь. Уку Пача заманивает к себе. Есть расщелины, пещеры, ручьи и даже специально построенные шахты: просто принеси жертву да заходи. Тебя разве не пугает, что Великий Инка больше сам не свой, когда управляет призрачными воинами? У него нет даже зрачков, глаза залиты тьмой. Ночью царь воет так, что кровь стынет в жилах, – поверь, я сам это слышал. Остановись.

Хуана эта речь ожидаемо не порадовала.

– Ты же помнишь, Франсиско, наш совместный спуск в шахты за серебром? – спросил он ломающимся голосом. – Мы не нашли внутри ничего, кроме груд человеческих костей, а стены были исцарапаны ногтями. Жертв сбрасывали туда ещё живыми, они пытались выбраться наружу. Чем мы тогда лучше нехристей, если целуем Люцифера под хвост?