Клинки Керитона (Свитки Тэйда и Левиора). Дорога на Эрфилар - Андрей Голышков

Раву зашипел, попятился, уворачиваясь, и…

– Да что ты будешь с ним делать! Ну-ка прекрати немедленно. – Маан налету подхватил подсвечник с неуспевшими погаснуть свечами и поставил на стол. – Я вижу, ты, мил дружок, не успокоишься, пока дом не спалишь.

Пееро заговорчески переглянулись и нехотя разошлись в стороны.

– Не обращай внимания, Маан. Здесь нет ничего такого, за что стоило бы ругать этих замечательных зверьков.

Коввил са Табо – высокий и чрезмерно тощий онталар с длинными жилистыми руками. Острые черты его лица смягчались теплотой взгляда больших круглых глаз цвета тёмного янтаря и оттопыренными ушами.

– Немного Истинского? – покрутил зелёную бутыль хозяин. – Рекомендую, отменнейший, я тебе доложу, в пятьдесят седьмом был урожай.

– Я, друг мой, как и прежде, предпочитаю эль. Пока ещё не нашёл ничего лучше кружечки этого огненного напитка, особливо сдобренного тёртым кибийским орехом или долькой сирду, – Маан са Раву поднялся и подошёл к окну. Он отодвинул замусоленную занавеску и окинул тёмную улицу взглядом.

– Целиком и полностью согласен с тобой, но, боюсь, таких изысков здесь не сыскать.

– Ну почему изысков? Никакой эль не выдержит сравнения с хорошим Истинским. Тем более урожая двенадцатого или пятьдесят седьмого годов. Они, как ты справедливо отметил, были исключительны… Интересное какое место.

– Ты про Таррат, или…

– …и про Таррат тоже, – Маан вернулся к столу и постучал по краю бокала тем местом, где у людей и прочих обычно бывает ноготь, давая понять, что пора бы этот самый бокал наполнить. – Дыра, похоже, каких поискать. Что-что, а устроиться с комфортом ты всегда умел.

– А что ещё мудрецу надо? – искренне удивился Коввил.

– Проповедуешь аскетизм?

– В той или иной мере. Удивительно, что ты до этого ни разу не был в Таррате.

Комната, в которой жил Коввил са Табо, действительно была обставлена мало сказать, что просто: чёрный камин, пара потемневших от времени деревянных стульев, два стола – большой круглый в центре и маленький низкий у окна. Две узких кровати, в изножье одной широкий окованный железом сундук. На столике у окна отсвечивала лаком квадратная трёхцветная доска зут-торон с цилиндрическими фигурами – участниками отложенной партии, остальные – вышедшие из борьбы – покоились рядом в компании свитков и нескольких переплетённых в кожу манускриптов с сиявшими серебряными застёжками. Вот и всё нехитрое убранство: ни картин на стенах, ни коврика на полу. В углах притаились сумрак и паутина. Свет слабых огоньков двух масляных светильников да запах готовившейся еды немного оживляли интерьер.

«Свинина с горохом, – ещё с порога определил Маан са Раву. – Что тут поделать – старые друзья со старыми привычками».

И вот теперь эти самые бобовые со свининой гулко урчали в животах сиуртов.

Уставшие от боёв, Раву и Табо засопели, пригревшись на мягких хозяйских подушках.

– Отличное вино, – похвалил Маан, пригубив напиток. Вот с гарниром ты не угадал немного. Белое вино и горох – какая прелесть.

Коввил са Табо смешливо поморщился, извиняясь за гастрономическое невежество.

– Горох уже внутри и не может помешать тебе насладиться изысканным букетом этого великолепного вина.

Они подняли бокалы, выпили.

– Ты, я смотрю, все книги свои в это захолустье перетащил.

– Всего-то пяток самых любимых.

– Позволишь поинтересоваться – каких?

– Апокриф Слаабранта са Тирно. «Контальские записи» Рио Бо. «Огонь и Воздух» Ар’Крротдана. Аналекты Агойя Тарао из Шалатора и ещё парочку неоконченных переводов с греота. Ты, наверное, помнишь: я питаю особую страсть к древним языкам: кнутд, циорхо, древний кетарский, полустишья феа, греот.

– Что-то такое припоминаю. В Шосуа я частенько видел тебя, увлечённого трудами Ралафа Красаральского, вот и рискнул предположить…

– Нет! – отмахнулся Коввил. – Ралаф Красаральский мне давно неинтересен. Бесполезный материал.

– Плесни-ка мне ещё и скажи: слышал ли ты что-нибудь о камнях Тор-Ахо?

Замерцала и погасла одна из ламп. Коввил наполнил бокалы.

– Тор-Ахо? М-м-м, хороший вопрос. Совсем немного, будем считать, что ничего.

Маан склонился над лампой, приподнял стеклянную колбу, заглянул внутрь:

– Ить ты, масло закончилось.

– Оставь так, больше соответствует теме и настроению предполагаемой беседы.

– Откуда тебе известно, о чём пойдёт речь? – лукаво ухмыльнулся Маан.

– Мне так показалось.

– Ты прав, Коввил са Табо. Я собираюсь сообщить тебе нечто такое, что изменит всю твою жизнь.

– Этого-то я и боюсь…

– Не перебивай, тебе неинтересно? Речь пойдёт о величайшем артефакте из всех, когда-либо присутствовавших на Ганисе.

– Отчего же, мне крайне любопытно, – заинтригованный его вкрадчивым тоном Коввил подался вперёд: – Прошу, продолжай. Я – весь слух!

– Несколько лет назад, – тихо начал Маан, – искал я в храме Эрафиха, что на острове Горт, потерянные страницы книги Рау’Сала и наткнулся на один древний манускрипт – натурофилософические изыскания Лаара Софегарского. Целый ряд внушительных томов под общим названием «Источник мудрости мира», датированных 1627 годом. Преинтереснейший трактат, должен отметить, – Маан достал кисет и принялся набивать дииоровую, отделанную серебром трубку. – Жаль, не могу похвастать таким же знанием греота, как и ты, но с горем пополам я его всё ж таки осилил. Прочтение сего труда подтолкнуло меня к дальнейшим исследованиям, результаты коих я и спешу тебе представить.

Коввил кивнул и принял кисет из предательски дрогнувших пальцев неожиданно разволновавшегося Маана.

– Продолжай, – мягко попросил он.

– Я хочу рассказать тебе о греольской цивилизации…

– Ты можешь рассказать что-то, кроме того что я давно знаю?

– Ты знаешь совсем не то, что было на самом деле, друг.

– Да неужели?

Маан многозначительно покачал головой. Он выдержал должную паузу и начал:

– Греольская цивилизация не исчезла с приходом Сида Лайса, как многие из нас думают, она просуществовала до половины второго тысячелетия… по календарю Кироффе, разумеется.

– Что ты говоришь?

– Не ёрничай.

– Не делай таких длинных пауз, и у меня не будет нужды их заполнять. Или ты жаждешь аплодисментов? Так ты их не дождёшься.

– Хорошо, я буду лаконичен. – Маан дыхнул в чашечку трубки и табак в ней тут же зарделся алым. – Греолы… Тысячи лет они безраздельно властвовали на Ганисе… Это были годы подлинного их величия, годы их могущества…

– Кхе-кхе, – нарочито громко прочистил горло Коввил.

– …годы подвигов, – продолжал Маан, не отзываясь на провокации, – годы, которые сегодня кажутся нам легендой. Полторы тысячи лет после всеразрушающего катаклизма. А ведь каждый год Сида Лайса стал для этого мужественного народа настоящим испытанием. Сарос отдалялся, постепенно греолы начали ощущать нехватку Уино, которого было ещё вполне достаточно, но не столько, сколько требовалось их организмам. Развитие остановилось, они стали инфантильны, если это определение может быть уместным, скорее пассивны и апатичны. Хотя вряд ли все эти слова адекватно отражают то поистине ужасное уныние, которое прочно обосновалось в их сердцах. Чахли магия и наука, завяло искусство. Но это было не всё – лишь начало великой трагедии. Вскоре пришла настоящая беда – Уино стало настолько мало что они… – Маан ненадолго задумался но не найдя нужного слова решил выразить свою мысль хоть как-то: – они начали задыхаться. К сожалению, греолы стали вырождаться как род. С каждым годом их становилось всё меньше и меньше – нация вымирала. Беда, ты знаешь, не приходит одна. Слуги Керномахса, видя угасание греолов, стали заявлять о своих правах на мировое господство.

– Керномахс? Кто это?

– Керномахс – единственный ребёнок Хора и Суо, проклятых за грех кровосмешения их отцом Великим Первым Богом Ткавелом. Он дважды рождался мёртвым, и выжил лишь на третий раз. И то, потому что Хор встретился с отцом и потребовал, что бы он снял проклятие. Поначалу Ткавел отказал сыну, и тогда Хор, в приступе ярости, ослепил себя. Видя страдания сына, Сэволия уговорила мужа и тот, смилостивившись, простил Хору и Суо грех кровосмешения, чем спас от неминуемой смерти их ещё неродившегося сына. Ткавел изгнал грешных своих отпрысков из Верхних Земель и повелел дать мальчику имя – Керномахс, что означало – отчаяние. Люди назвали нового бога – Триждырождённым. Это имя, думаю тебе известно. – (Коввил улыбнулся и кивнул) – Им пугают непослушных детей, и частенько ставят рядом с одноглазым чудовищем Хорбутом и демоном Нижнего мира Тарк-Харласом.

– Спасибо, очень обстоятельно.

– Это смешно?

– Нет.

– Но ты улыбаешься.

– Я всегда улыбаюсь, когда ты делаешь такое важное лицо.