Обитель - Максим Константинович Сонин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дверь избы постучали, и Ева вскочила, выпрямила рубашку. Рубашка была новенькая, большая, ужасно красивая, с тонким узором на воротнике. Муж тоже был во всем новом. В избе, кроме мисок с вареной свеклой, были еще чистая одежда, бочка с дождевой водой, печка с углями.
– Открой ему, – сказал муж.
Глава девятая
На встречу с Валентином Соловьем Мишка поехала одна, хотя до последнего надеялась, что Эле удастся вернуться в город и они поедут вместе. Не потому, что Мишка боялась не справиться с расспросами Валентина, а потому что хотелось узнать все, что журналистка выяснила на месте пожара. Писала Эля кратко – про то, что нужно посмотреть утренние новости на «Карелии», и про татуировку на одном из трупов. И про то, что среди тел было несколько маленьких девочек, а значит, поиск Евы, сестры Осы, скорее всего, можно было прекращать. Разговор с Валентином Соловьем перестал быть чем-то срочным – просто возможность узнать что-нибудь о том, как возникла Обитель.
По дороге на встречу Мишка созвонилась с Верой. Собиралась рассказать ей про новые обстоятельства, но, услышав голос соседки, спросила про невесту дяди Сережи.
– Хорошая. – Вера сразу поняла, что что-то не так, и стала рассказывать про Людмилу Андреевну автоматически, на ходу. Звонок соседки она приняла в спальне, но теперь перешла в столовую, открыла ноутбук. Там у Веры было несколько контактов, включая оставленный Мишкой «Лабиринт» Эли, журналистки.
«Здравствуйте, Элеонора, – набрала Вера. – Меня зовут Вера, я соседка Мириам, она, наверное…»
Вера стерла «наверное», набрала вместо него «может быть»: «Она, может быть, про меня рассказывала. Скажите, у вас все в порядке? Я за нее волнуюсь».
Отправлять не стала – сделала это просто для успокоения. Соседка была совсем рядом, в трубке, и нужно было собраться и спросить ее о том, что происходит.
– Хорошо, что она тебе нравится, – сказала Мишка. Вера говорила как-то отвлеченно, и Мишка уже пожалела, что стала ей звонить. Соседке надо было отдыхать и лечиться, а не разговаривать по телефону и переживать, что Мишка что-то недоговаривает.
– Ты сейчас что делаешь? – спросила Вера.
– Еду на встречу с братом журналиста, который писал про Обитель, – сказала соседка. – Думаю узнать, почему семья не интересовалась его исчезновением. Или интересовалась…
Она помолчала, и Вера уже собиралась все-таки спросить, что происходит, но тут соседка сказала:
– Прости! У меня такcи доехало, я тебе напишу сразу, как только освобожусь, хорошо?
– Конечно, – сказала Вера. – Удачи.
– Спасибо. – Мишка повесила трубку, быстро набрала Вере короткое сообщение, но не стала отправлять, подумала, что нежность сейчас только больше соседку напугает. Такси и вправду уже подъезжало к желтому офисному зданию, возле которого курила группа молодых мужчин в костюмах. Пора было настраиваться на рабочий лад.
– Простите, – сказала Мишка водителю. – Вы можете вот здесь постоять две минуты?
Водитель оглянулся, кивнул. Мишка сложила руки на коленях, закрыла глаза.
Господи, помоги сестре Твоей Мириам. Мне страшно и грустно. Я поехала в Петрозаводск, чтобы выполнить последнюю просьбу сестры Твоей Софии, но эту просьбу я, возможно, уже не смогу выполнить. В Твоих силах соединить сестру Твою Софию и сестру Твою Еву в Царствии Твоем, в вечной жизни…
После молитвы Мишка почувствовала странную легкость в душе. Не облегчение – она чувствовала себя мрачнее, чем раньше. Скорее все вокруг вдруг потеряло ценность. Она поняла, что можно сесть на поезд и ехать в Питер к Вере. Не было никакой срочности в расследовании возникновения Обители: это можно было делать не прямо сейчас, а когда Вера поправится. Или не делать вообще – Мишка занималась срочными расследованиями, расследованиями, требовавшими остановить опасных преступников. А исследованиями Обители могла бы заняться Эля или другая хорошая журналистка. Конечно, оставались потенциальные связи Обители в России, но Мишка не была готова проводить моральную оценку торговли наркотиками и, соответственно, заниматься охотой на дилеров Обители. В Петрозаводске она собиралась найти девочку по имени Ева и увезти ее – не больше, не меньше.
Все эти мысли пронеслись в голове мгновенно. Во-первых, такие размышления не имели смысла, пока не прояснится вопрос о том, что именно случилось в Обители. Может быть, по городу еще ходил живой убийца. Во-вторых, нужно было точно установить, что Ева была среди погибших. Мишка просто чувствовала, что очень устала. Она выбралась из машины, перекрестилась, пошла к курильщикам.
Элеонора снова сидела в «буханке». Один за другим туда вернулись все прибывшие из города работники прессы – только телевизионщики все снимали что-то на пепелище. В «буханке» было душно и мрачно, но никто не жаловался. Лучше было сидеть здесь, чем бродить по снегу.
Следователь, который последние пятнадцать минут непрерывно разговаривал по телефону, сорвался в сторону – видимо, услышал что-то. Элеонора посмотрела на коллег, но никто не шелохнулся. Их можно было понять. Что бы там еще ни нашли в лесу полицейские, насколько это могло быть хуже или интереснее уже найденного? Элеонора тоже в первое мгновение не подумала последовать за полицейским, но потом собралась с духом, выбралась на снег. Ей в голову пришло, что в лесу могли найти выжившего или выжившую – и тогда она была обязана ради Мишки проверить, кто это.
В лесу было холодно и неуютно – снег больше не шел, но небо висело низкое, серое. Элеонора догнала следователя, когда тот уже махал рукой двум полицейским, стоявшим у края небольшой опушки.
– Здесь кладбище, – сказал один.
– Много? – Следователь подошел, остановился. Элеонора тоже замерла. На опушке из снега торчали деревянные кресты. Кресты были разного возраста, но на каждом имелась черная угольная надпись, видимо часто обновлявшаяся. Элеонора пробежала имена взглядом, остановилась на одном: «Раб Григорий». Достала телефон, отписала Мишке, потом отправила еще фотографию креста – но та не загрузилась. Интернет в лесу почти не работал.
– Знакомый? – спросил следователь, внимательно за ней наблюдавший.
– Может быть. – Элеонора секунду поразмышляла, потом решила, что смысла что-то скрывать нет. – Федеральная полиция считает, что где-то здесь в начале девяностых пропал Григорий Соловей, журналист из «Вестника».
– Федеральная полиция? –
