Горячий снег. Батальоны просят огня. Последние залпы. Юность командиров - Юрий Васильевич Бондарев

– Был у Саши! У них лопаты об рельсы стучат. Понимаешь? Стоп! А где студент? Я не слышу его острот!

– Полукарова нет, – сказал Алексей, уже злясь. – Где Полукаров?

– Товарищ помкомвзво-о-да!

Вдоль котловины, наклонясь вперед, преодолевая порывы ветра, нетвердыми шагами продвигался лейтенант Чернецов. Он приблизился – из-под заледенелой шапки возникли возбужденные глаза.

– Как дела?

– Не могу похвалиться!

– То есть?

– Куда-то ушел Полукаров.

– Куда?

– Об этом он не доложил!

– Сейчас же переставьте людей на участок Гребнина! Зимин, вы будете связным у комбата. Карапетянц вас сменит.

– Товарищ лейтенант, вы не думайте… – забормотал Зимин растерянно. – Я не хочу…

– В армии нет слова «не хочу». – Чернецов обернулся к Алексею. – Полукарова найти немедленно. Хотя бы для этого вам стоило обойти весь город. Возьмите с собой Брянцева. Впрочем, я сам пришлю его к вам. Идемте, Зимин.

Они исчезли в крутящейся мгле.

Минут через пять Алексей и Борис вышли из котловины, зашагали к окраине по огромным сугробам, у них не было сил говорить, силы уходили на то, чтобы вытаскивать ноги из снега.

Начались темные, пустые дачи с окнами, забитыми досками; крылечки, клумбы и террасы – все завалено, завьюжено, из горбатых наносов проступали обледенелые колодцы. На улочках ни одного огонька.

– Эй! – неожиданно закричал Алексей.

Впереди что-то зачернело: как будто шел человек. Борис тоже окликнул:

– Кто идет? – И обещающе недобро добавил: – Ну, если встречу этого болвана под горячую руку, быть ему носом в снегу!

Человек стоял на дороге: незнакомое лицо паренька, в зубах папироса, от которой трассами сыпались по ветру искры.

– За своего приняли? А, курсанты? Соседи. Погреться, по-видимому? Второй дом, во-он огонек. Там наши девчата и один ваш товарищ… Веселый парень! – Он вскинул лопату на плечо, исчез в метели.

Вскоре они увидели впереди расплывчатое пятно света. Оно розово мерцало в окне маленькой дачи в глубине узенького переулочка, занесенного бураном до заборов. Гребни сугробов перед крыльцом мутно дымились, точно оползали.

– Зайдем сюда, – сказал Алексей.

Они взбежали на крыльцо и вошли в темноту большой стеклянной террасы, слабо и морозно-свежо пахнущей почему-то осенними холодными яблоками. За стеной послышались голоса, смех.

Алексей ощупью нашел дверь, постучал.

– Войдите, пожалуйста! – раздался приветливый ответ из-за двери, и Алексей толкнул ее.

Одурманивающе повеяло теплом горящих березовых поленьев.

Около жарко гудевшей, до малинового свечения раскаленной железной печи, развалясь в соломенном кресле, сидел Полукаров в расстегнутой шинели, без шапки и с удивлением глядел на Алексея и Бориса. Вдруг он засмеялся и воскликнул с нарочитой беспечностью:

– Привет товарищам по оружию! Соня и Клавочка, познакомьтесь: друзья по взводу!

Просторная эта комната тускло освещалась керосиновой лампой, Полукаров был не один: на диване, прижавшись друг к другу, сидели две девушки в бараньих полушубках; возле ног лежали лопаты; девушки украдкой переглянулись.

– Выйди поговорить, – сказал Алексей холодно.

– Поговорить? Пожалуйста. – Полукаров поднялся с готовностью, и от его движения затрещало кресло. – Извините великодушно, – закивал он девушкам, улыбаясь.

Они вышли в морозные потемки террасы, Алексей сказал хрипло:

– Бери шапку и идем.

– Куда идем? – непонимающим голосом спросил Полукаров.

– Ах ты, вундеркинд! – не выдержал Борис. – Он еще спрашивает – куда! В ресторан на вокзал! Пить коньяк!

– Но, но! Потише! Окрашено!

– Что-о?

– Подожди, Борис, – прервал Алексей. – Вот что, Полукаров, бери свою лопату и идем во взвод!

– У меня, братцы, неважно с желудком, – секретным шепотом заговорил Полукаров, оглядываясь на дверь. – Да вы что, ей-богу! Не младенец я!..

– Ты болен? У вокзала стоит машина санчасти. Мы поможем тебе дойти, если ты болен, – сказал Алексей, едва сдерживаясь.

– Да бросьте вы! Пройдет приступ, сам приду. В этом я не виноват… Боли в животе. Это можно понять?

Наступило короткое молчание. Сухо скрипнула дверь, мимо осторожными тенями проскользнули две девушки с лопатами; одна сказала уже на крыльце:

– До свидания, товарищи курсанты.

– Вы куда, девушки? – с наигранным оживлением воскликнул Полукаров. – Так скоро? – И глянул на Бориса со злобой. – О, дьявол вас возьми! Что вы ко мне пристали? Кто я вам – родственник? Что вы так заботитесь о моей судьбе?

Борис презрительно выговорил:

– Значит, испугался работы? Так, что ли, поклонник Дюма и Буссенара?

– Расчищать путь в буран – это все равно что ходить строевым шагом в уборной. И у меня кровяные мозоли уже, Боренька!..

Алексей, не выдержав, сказал резко:

– На разъезде стоят два эшелона с танками. Ты или наглец, или сволочь! Ты слишком громко умеешь говорить о своих страданиях.

– Размазня! – Борис придвинулся к Полукарову. – Червяк! Видеть тебя тошно!

– Ах, пошли вы к дьяволу! – застонал Полукаров. – Я же объяснил вам! Оставьте меня в покое!..

Алексей сказал как можно спокойнее:

– Слушай, мы с тобой просто встретились. Я ничего не буду докладывать. Ты доложишь о себе сам: мол, курил – и все. Идем!

Он повернулся и, не дожидаясь ответа, пошел к выходу; Борис выругался и вышел следом, с треском хлопнув дверью.

Алексей стоял на крыльце, засунув руки в карманы, и ждал. Некоторое время молчали.

– Либеральничаешь? – разгоряченно заговорил Борис. – С такими субъектами поступают иначе! Неясно?

– Как?

– Приводят силой. Он же шкурник первой марки. – Борис поморщился – у него появилась неприятная привычка морщиться. – Ну, как знаешь!

Алексей не ответил. Красный отблеск раскаленной печи по-прежнему безмятежно теплел в окне этого заметенного снегом уютного домика, а внутри дачи – ни звука, ни шороха, ни шагов.

Внезапно со стуком распахнулась дверь, и Полукаров, подымая воротник шинели, сбежал по ступеням крыльца, проговорил как бы в пустоту:

– Пошли, что ли, – и зашагал, ссутулясь, в буранную мглу переулка.

Спустя несколько минут они подошли к котловине. По-прежнему среди метели носились жалобные гудки паровозов, и снег хлестал по лицу будто мокрой тряпкой, влажная шинель облепила всю грудь сырым холодом. В нескольких шагах от участка Алексей остановился и начал счищать снег с шинели. Пальцы были как неживые. Борис и Полукаров стали спускаться в котловину, и вдруг оба заметили между сугробами полузанесенный «виллис». Возле машины двигались два снежных кома – это были лейтенант Чернецов и майор Градусов. Они говорили что-то друг другу сквозь ветер, не разобрать что.

– Судьба моя решена, – сказал Полукаров, нехотя опуская воротник шинели. – Заранее считаю себя на гауптвахте. А, была не была!..

Карабкаясь по сугробам, Борис прокричал в спину ему:

– Молчи! Этого для тебя мало, щенок!

Офицеры, заметив их, перестали двигаться.

Справляясь с дыханием, Борис подбежал к «виллису», и, как только заговорил он, лицо его преобразилось, приняло