Операция «Гадюка» - Кир Булычев

Нас подхватило течением, и с каждой секундой мы уходили все дальше.

Бандиты возились у двух других лодок.

— Вас сменить? — спросил я.

— Смени. — Кюхельбекер тяжело дышал.

— Я сам, — сказал Егор.

Он переполз, поменявшись местами, на место Кюхельбекера и принялся грести быстрее.

Мы почти достигли земли, когда первая из двух лодок отчалила от вражеского берега.

Мы не могли пристать прямо к берегу: над нами нависал обрыв — набережная была облицована гранитом. Мы стали двигаться дальше, к Метромосту, где склон спускался к воде.

Там уже бегали две фигурки — я знал, что это Пыркин и Партизан. У бытовки, которую я тоже знал по рассказам Егора, стояла женщина, а у самой воды носился Жулик.

— Жулик! — закричала Люся. — Сейчас я к тебе приеду!

В первой лодке, которая уже отвалила и догоняла нас, стоял на носу Веня. Он все так же держал пистолет. И вдруг я понял, что именно сейчас, вот в эту минуту, он убьет Люсю. И вся наша история кончится нелепой трагедией.

Я кинулся на Люсю, свалив ее на дно, и Егор закричал:

— Ой, черт! — И отпустил весло.

Я не стал объяснять ему, что пуля летела в Люсю и я предчувствовал это. Но я не мог остановить пулю в воздухе.

— Кюхля! — крикнул я. — Возьмите весла.

Егор прижал руку к плечу, кровь лилась между пальцами. Люся кинулась к нему, но пользы от нее было ни на грош.

Кюхля безжалостно толкнул Егора в спину, и тот упал на руки Люсе.

— Веня! — закричал я. — Перестань стрелять! Я тебя собственными руками задушу. Понимаешь?

Мой голос пробился сквозь крики, которые неслись с бандитских лодок.

И тут наша лодка ткнулась носом в берег — здесь набережная шла в полуметре над водой. Лодку развернуло. Пыркин и Партизан, ничего не спрашивая, помогли Кюхельбекеру вылезти на берег, вместе с ним вытащили Егора. Затем последовала Люся, которая пыталась поддержать Егора и всем мешала, а затем я выскочил на берег и сильно оттолкнул лодку от берега.

— Ты идти сможешь? — спросил я у Егора.

— Постараюсь, — сказал он.

— Дуся! — крикнул Пыркин. — Салфетки принеси!

— Какие салфетки? — удивилась женщина, которая не отходила от бытовки.

— Белые, чистые. Перевязать.

— У меня голова кружится, — сказал Егор, будто просил прощения.

— Сколько их? — спросил я Кюхельбекера.

— Семь человек. Вооружены.

— У тебя оружие есть? — спросил я Пыркина.

— Ни в коем случае, — сказал тот. — Если найдут, то голову отвинтят. Подтвердите, господин Кюхельбекер. Нам ведь не положено.

Обе лодки противников приближались к берегу. Бандиты кричали и суетились, будто главной их задачей было перекричать друг друга.

— Тогда вам надо в убежище, — сказал Пыркин. — Вы ж помните.

— Далеко до него? — Я вспомнил, что и в самом деле шесть лет назад они уже там прятались.

— Они же за это всех остальных людей здесь убьют. Вы уйдете с нами, — сказал Кюхельбекер.

— Тогда пошли, — сказал я. — Только уходим все. И все вооружаемся. К счастью, мы живем в каменном веке и технология ничего не решает.

— Как вооружаться? — послушно спросил Пыркин, изможденный человек с лицом алкоголика из интеллигентов, в черном пальто без рукава и в оранжевой измазанной рубахе.

— Там арматура есть! — закричал широкоплечий карлик Партизан. — Мы им покажем, я им за Марфуту припомню.

Я забыл, кто такая Марфута и почему надо припоминать. Но готовность сражаться меня порадовала.

Люся хотела перевязать плечо Егору, но тот ответил ей неубедительно, но достойно:

— Погоди, Люсь, у меня же левое плечо. А сражаюсь я правой.

— Тем более! — настаивала Люся. — Это очень близко к сердцу.

Партизан побежал наверх, к бытовке, — видно, за оружием.

Я думал, как нам лучше воевать. У Вени есть пистолет — правда, я не был уверен, что у него достаточно патронов. У бандитов ножи и сабли. Это более опасное оружие, чем наша арматура или дубинки. Мы как бы представляем различные эпохи в развитии человечества. Мы — троглодиты, они — вандалы.

Если мы будем отступать по горе, они нас догонят, и обороняться на открытом месте трудно. А дойти до театра, сражаясь, просто невозможно.

— Давайте в бытовку! — закричал я. — Все в бытовку.

Так я загнал нашу армию в маленькую крепость, кое-как обшитую железными листами. Но в бытовке окна расположены высоко и в них не пролезешь, а дверь стандартная, ее может защищать один человек.

Егор шагал в гору широко, но его пошатывало. Люся придерживала его, но Егор отстранял ее руку.

Я вытащил из-за пояса нож и понял, что он для меня не оружие.

— Сможете им действовать? — спросил я Кюхельбекера.

— Славное «перо», — сказал министр. — Давай. А ты что, боишься?

Он употребил бранное слово. На его вопрос я ответил положительно:

— Мне проще саблей… или палкой.

— Понимаю, — сказал революционный комкор. — Этому учиться надо. А вот мясники сразу берут «перо» — такие из них разведчики получались, ты не представляешь.

Кюхельбекер был доволен. Ему неприятно было вооружаться палкой времен троглодитов. А кинжал — это уже настоящее оружие.

Незнакомая мне женщина — из обитательниц бытовки — бежала к Метромосту прятаться. Она не хотела воевать. Я подумал, что, знай я получше эти места, наверное, можно было бы оборудовать славные позиции среди бетонных конструкций.

В бытовку набилось много народу. Было тесно.

Старожилы — Пыркин и Партизан, императрица, министр Кюхельбекер и мы с Егором. Правда, Егора лучше отнести к женщинам — вряд ли он сможет сражаться. Хоть и хочет.

Он сел на скамейку. Люся стащила с себя белую блузку и начала снимать с Егора рубашку. Пускай, сколько-то минут у нее есть.

— Вы не думаете, что загнали нас в ловушку? — спросил Кюхельбекер.

— Пускай они нас штурмуют, — сказал я.

— А если подожгут?

— Посмотрим, — сказал я.

У нас — Пыркина, Партизана и меня — были длинные железные штыри. Тяжелое и, надеюсь, действенное оружие.

Кюхельбекер водил пальцем по острию финки, он быстро дышал, и ноздри у него раздувались — боевой конь вспомнил о сражениях.

Я подошел к двери.

И вовремя.

Нападающие подбирались к нашей крепости.

Я не сразу сообразил, что же мне это напоминает, потом вспомнил: один к одному — кадры из экранизации одного из бессмертных романов Фенимора Купера. Индейцы подбираются к бревенчатой крепости белых поселенцев. Но белые поселенцы не так просты, как кажутся, — и начинается бой!