Дин Рид: трагедия красного ковбоя - Федор Раззаков

Я надеюсь, что вы примете справедливое решение, я верю вам. Ведь и я оказался здесь, так как я верю в справедливость, уважаю права фермеров и считаю себя обязанным выразить солидарность с ними.

Да, я жду, что вы примете справедливое решение и признаете невиновными меня и моих друзей.

Для меня было большой честью провести одиннадцатидневную голодовку протеста вместе с друзьями, которые сидят сейчас рядом со мной. Это хорошие, принципиальные люди, и мы все должны гордиться их мужеством и их уважительным отношением к правопорядку.

Власть – народу».

После речей подсудимых судья прервал заседание и объявил последний перерыв – для вынесения вердикта присяжными заседателями (среди них было трое мужчин и столько же женщин). Эта пауза длилась семь часов – с 16.00 до 23.00. Наконец присяжные вернулись в зал суда и вынесли свой вердикт: все обвиняемые невиновны.

В первом же своем заявлении по выходе из тюрьмы Дин выражает благодарность за международную поддержку, благодаря которой он и его товарищи оказались на свободе. И тут же добавляет: «Удвоим наши усилия, чтобы добиться освобождения Бена Чейвиса и других политических заключенных США». Речь шла о так называемой «уиллингтонской десятке»: десяти чернокожих, которых суд в Северной Каролине в 1972 году осудил в общей сложности на 282 года тюрьмы за якобы поджог бакалейной лавки. На самом деле это была месть чернокожему активисту Бену Чейвису за его общественную деятельность. Самое интересное, что уже на следующий день после заявления Дина Министерство юстиции США оправдало «уиллингтонскую десятку».

Дин еще был в США, когда в Москву прилетела делегация Конгресса этой страны во главе с Абрахамом Рибиковым. 16 ноября члены делегации встретились в Кремле с двумя членами Политбюро: Алексеем Косыгиным и Григорием Романовым (для последнего это была первая столь значительная международная встреча на высоком уровне). Когда американцы завели речь о нарушениях прав человека в Советском Союзе, Романов жестко оборвал гостей и заявил:

– Вы сначала разберитесь с правами человека у себя на родине. Только что в Америке был ни за что арестован известный борец за мир Дин Рид и выпущен на свободу только благодаря заступничеству мировой общественности.

Сенаторы с удивлением стали переглядываться друг с другом, поскольку ничего не знали ни о Дине Риде, ни о его аресте. Заметив это удивление, Романов сказал еще более жестким тоном:

– Вот видите, вы даже ничего не знаете о своем знаменитом соотечественнике, который является гордостью Америки. Зато вы наизусть выучили имена наших диссидентов, этих отщепенцев вроде Щаранского или Сахарова. Со всей ответственностью заявляем вам, что если вы и впредь будете педалировать тему нарушений прав человека у нас в стране, то ни о каком конструктивном диалоге речи быть не может.

Американцы были сильно удивлены поведением Романова, которого они до этого почему-то считали фигурой малозначимой в Политбюро. Им казалось, что этот самый молодой представитель кремлевского ареопага еще не дорос до того, чтобы вести себя подобным образом в присутствии куда более влиятельного Косыгина. Именно поэтому, когда сенаторы вернутся на родину и поведают об этом визите журналистам, в американской прессе тут же появится версия о том, что Романов готовится занять кресло Косыгина, а потом, возможно, сменит и самого Брежнева.

В ГДР Дин вернулся 19 ноября в ореоле героя. Стараниями руководства Союза свободной немецкой молодежи в аэропорту были собраны тысячи молодых людей, которые устроили Дину торжественную встречу с транспарантами, флагами и музыкой. На митинге, который был устроен тут же, Дин выступил с речью, в которой выразил благодарность всем людям, которые откликнулись на его арест и все дни его пребывания в тюрьме слали ему туда телеграммы поддержки.

– Пока мы едины – мы непобедимы! – провозгласил в заключение своей пламенной речи Дин.

Между тем это был не последний митинг с участием Дина, который прошел в те дни. Идеологический аппарат Восточной Германии хотел извлечь максимум выгоды из этой эпопеи, и поэтому Дину пришлось изрядно попотеть. Так, 21 ноября он принял участие в митинге в школе имени Вильгельма Пика в Богензее, а пять дней спустя отметился в Дне солидарности, который проходил в восточноберлинском «Палас дер Републик».

В эти же дни у Дина случился конфликт со «Штази». Поводом к нему послужило то, что сотрудники восточногерманской госбезопасности попытались уговорить Дина стать их человеком в окружении Арафата. При этом мотив был выдвинут следующий. В середине ноября в Вашингтоне расстроились египетско-израильские переговоры, после чего у Москвы и Восточного Берлина появилась реальная возможность перехватить инициативу у США и попытаться уговорить Арафата сесть за стол переговоров с Бегином. Но для того чтобы это сделать, необходима была вся информация о том, что происходит в стане лидера ООП. У «Штази» и КГБ, конечно, были свои люди возле Арафата, однако лишние уши, как говорится, никогда не помешают. Вот Дину, который периодически общался с лидером ООП, и было предложено стать такими «ушами». Почему в «Штази» решили, что Дин согласится стать их осведомителем и будет подглядывать и подслушивать за своим другом Арафатом, непонятно. Может, подумали, что раз он согласился участвовать в операции «Бумеранг», то теперь не откажет и в этой просьбе? Однако Дин отказал, причем в самой категоричной форме. После чего отправился к Хонеккеру и пожаловался ему на агентов «Штази».

– У них хватает наглости предлагать мне стать осведомителем и доносить на своего друга, – негодовал Дин.

Но Хонеккер не разделил эту точку зрения. Судя по всему, он был в курсе этой инициативы «Штази», поэтому попытался успокоить Дина.

– Ты, наверное, неправильно понял людей Мильке, – стараясь, чтобы его голос звучал как можно мягче, произнес Хонеккер. – У нас и без того достаточно источников, которые могут держать нас в курсе того, что творится в ООП. Просто Арафат очень хорошо к тебе относится, и ты мог бы стать нашим главным связующим звеном с ним. Это очень важно именно сейчас, когда американцы затеяли эти сепаратные переговоры в Кэмп-Дэвиде.

– Я прекрасно осведомлен о том, что происходит на Ближнем Востоке, но это не повод для того, чтобы предлагать мне стать осведомителем, – продолжал негодовать Дин. – Я готов сотрудничать со «Штази», но только по добровольному согласию. Мы все делаем одно дело, но я не собираюсь становиться штатным агентом госбезопасности. Я свободный человек и никакого диктата над собой не потерплю. Если я узнаю что-то ценное, я и без того расскажу вам об этом. Но сделаю это по велению моей совести, а не потому, что от меня этого требуют агенты «Штази». Поэтому я прошу тебя, Эрих, оградить меня от назойливого внимания сотрудников госбезопасности.