Операция «Гадюка» - Кир Булычев

Он говорил просто и медленно, чтобы мы поняли. Он замолчал, и Люся продолжила свой рассказ:

— Когда я договорилась с Соней и возвращалась на вокзал, меня захватили бандиты. Меня стерегли, я не могла убежать. А дни там, на нашей Земле, бежали. И я не знала, сможет ли Егор пробиться ко мне. А если сможет, найдет ли он меня?

— Если бы он добрался до Киевского вокзала, — сказал Кюхельбекер, который незаметно подошел к нам, — я бы сказал ему, кто и где тебя прячет, императрица. Ведь мы планировали экспедицию. И не успели.

— Я вас не знаю, — сказал Арно, не двигаясь. Он смотрел на высокого костлявого министра, и тот ему не нравился.

— Меня можно и не знать, — сказал Кюхельбекер, — а вот я о вас все знаю. Вы воздухоплаватель с Запада. Ваш полет кончился здесь. И если бы мы победили, я бы вас допросил — нам очень важно знать ситуацию на Западе. Так как я — министр империи и ведаю ее безопасностью.

— Империи нет? — спросил Арно.

— Куда она денется! — ответил Кюхельбекер. — Под тем или иным названием она выживет. Куда ты денешь несколько сот человек, которые населяют эти края и которым нужна власть, защита и угнетение? Обратите внимание, с какой скоростью ветераны вылезли из своих нор, когда вы зарезали нашего императора. И прогнали вас.

— Не нас, — ответил Арно. — Мы здесь такие же пленники, как и вы, господин.

Кюхельбекер положил мне на плечо невесомую сухую руку и отвел в сторону.

— Послушайте, — сказал он, — я думаю, что у нас с вами могут быть общие интересы.

Он сделал паузу, ожидая моей реакции. Я молчал.

— Я человек пожилой и физически слабо развит. Вы же молоды и сильны. И вам и мне нужно выбраться отсюда. Помогите мне, и я вам помогу.

— А как вы мне поможете? — спросил я.

— Я вас провожу до университета, я покажу, где живет Соня, я помогу вычислить, когда открывается щель, — ведь я уже много лет курирую это направление.

— Вы не Кюхельбекер, — сказал я. — Кто вы такой?

— Ах, не тратьте времени даром, — сказал Кюхельбекер. — Я был комкором. В тридцать седьмом за мной должны были прийти. Вы найдете здесь немало таких же.

— А зачем вам псевдоним?

— Я не знаю, чья рука и когда захочет до меня дотянуться.

— Вы хотите сказать…

— Я ничего не хочу сказать, — оборвал меня Кюхельбекер. — Но наша Земля невероятно велика, сотни лет, если не тысячи, она наполнялась людьми, которым не нашлось места у вас. Что я о ней знаю? Лишь немного больше этого чудака-путешественника. Так вы согласны бежать со мной?

— Согласен, но я должен поговорить с Егором и Люсей.

— Разве они не остаются здесь?

— Все так сложно…

— В сущности, все так просто, — ответил комкор и пошел прочь. Он не стал отходить далеко, а гулял по окружности лежащей на земле оболочки воздушного шара.

Я подошел к моим спутникам.

— Кюхельбекер предлагает свою помощь, — сказал я, — в поисках Сони и отверстия.

— А что ему нужно взамен? — сразу спросила Люся.

— Чтобы мы помогли ему бежать отсюда. Он боится, что разбойники его догонят.

— И правильно боится, — сказал финн. — Они молодые и дикие. А меня брать не надо. Мне везде плохо. Я лучше останусь у оболочки шара. Если меня будут искать, они увидят сверху и возьмут меня.

— Иди с Гариком, — сказала Люся Егору. — Я вас провожу. А потом, наверное, останусь у Сони.

— Нет, я от тебя не уйду, — упрямо произнес Егор.

— Ну сколько можно, милый, — сказала Люся, гладя его по руке. — Это самоубийство. Хватит уж меня. Оставайся жив. Ты потом навестишь меня. А я не изменюсь. Я буду жить у Сони и ждать — сначала ты передашь мне записку, а потом приедешь меня навестить. Разве я плохо решила?

Она отчаянно старалась не заплакать.

Кюхельбекер, которому надоело ждать, подошел к нам.

— Когда вы отправляетесь? — спросила Люся.

— Сейчас, — сказал Кюхельбекер.

— Уже? — Люся вдруг испугалась. — Нет!

— В сущности, нам все равно, когда это сделать, — сказал Кюхельбекер. — Но лучше сейчас, пока бандиты заняты своими делами. Мы не знаем, что этот Веня придумает через полчаса.

Люся вдруг вцепилась в Егора. Она стояла совсем близко, так что ее грудь касалась его тела. Она стала шептать ему, думая, что никто не слышит:

— Егорушка, ты останься, ты потом их догонишь. Ты, пожалуйста, задержись, ты должен… ты извини, что я сама тебе это говорю, ты должен полюбить меня. Я же никогда ни с одним мужчиной еще не была, я себя для тебя берегла. Ты со мной побудешь, ну сколько хочешь, и сразу пойдешь за ними. Это недолго, честное слово, я знаю, но я не могу остаться так… Я же твоя женщина. Ну не уходи сразу!

— Курат, — негромко сказал Арно. — Курат.

Наверное, он услышал. Да и все слышали.

Но что ты тут скажешь? Скажешь — идите, ребята, мы подождем? Как это скажешь? Ведь для Люси это сейчас самая главная в ее жизни и, может быть, единственная тайна.

— Егорушка, — шептала она, касаясь губами уголка его губ.

Егор отстранил ее.

— Гарик, — сказал он. — Я думаю, что вы там, в институте, скоро пришлете человека. Скорее всего, это будешь ты. Главное — понять, может ли человек вернуться. Ты меня понимаешь? Пускай в следующий раз привозят хоть целую лабораторию.

— Егор! — закричала Люся.

— Погоди, Люська, — сказал Егор. — Ты мне скажи, ты как ездишь в город? На Комсомольский? Веня говорил, что ты в магазин ездишь.

— На велосипеде.

— И второй можно найти?

— Еще бы.

— Вот и отлично, — сказал Егор. — Мы ждем здесь месяц.

— Лучше не здесь, — посоветовал Кюхельбекер. — А напротив, в домике Пыркина. Там у них есть убежище. И велосипеды там спрячете.

— Правильно, — поддержала Люся. — Пыркин — мой друг.

Она повернулась к Арно.

— Молодой человек, — сказал воздухоплаватель Егору. — Вы возьмете мой журнал и отвезете в Петербург. И возьмите у меня схему пути. Я там пометил поселения и всякие нужные места.

— Нет, — сказал Егор. — Не сейчас. Только если Гарик не сможет вернуться. Мы ждем месяц.

— Егор, да послушай ты меня наконец! — закричала Люська.

— А сейчас мы пойдем к реке, — сказал Егор. — С тобой, Арно, мы не прощаемся.

— Это правильно. Не надо прощаться. Мы еще увидимся, — сказал финн.

Егор вел Люську за руку. Она все вырывала руку, но как-то несмело, как будто вдруг поняла, что все решает сейчас Егор. Может, потому, что ему есть что терять. Она уже потерпела поражение в войне со временем.