Предпоследняя правда - Филип Дик

Доктор Найси записал на обороте правительственного бланка: «Касанинская клиника, Канзас-Сити» — и я вздохнул с облегчением.

— Вы правы, — пробормотал он, — говорят, в Канзас-Сити очень хорошо. Вы ведь знаете, что президент провел там два месяца?

— Я слышал об этом, — признался я. Всем известна история о том, как будущий президент в подростковом возрасте героически вступил в схватку с психической болезнью и одержал триумфальную победу где-то лет в двадцать.

— А теперь, прежде, чем мы расстанемся, — продолжил доктор Найси, — мне хотелось вам немного рассказать о вашей болезни — шизофрении типа Magna Mater.

— Отлично, — согласился я, — мне будет интересно узнать.

— На самом деле для меня этот случай представляет особый интерес. Я даже подготовил несколько монографий на эту тему. Вы знакомы с точкой зрения Андерсона, трактующей подвиды шизофрении в соответствии с направлениями религии?

Я кивнул. Его теория освещалась практически во всех американских журналах, это было очень модно.

— Первоначально шизофрения встречается в гелиоцентрической форме, в основе которой лежит поклонение Солнцу. Причем в нашей ситуации Солнце, как правило, ассоциируется у больного с образом отца. Вы счастливо миновали эту фазу. Гелиоцентрическая форма является наиболее примитивной, ей соответствуют наиболее ранние религии, связанные с поклонением Солнцу, включая митраизм[45] — гелиоцентрический культ времен Древнего Рима. Сюда же относится солнечный культ в Персии — поклонение Ахурамазде[46].

— Ясно.

Теперь рассмотрим форму Magna Mater, ваш тип заболевания. В Средиземноморье времен Микенской цивилизации существовал культ поклонения женскому божеству. Ну знаете, Иштар[47], Кибела[48] с Аттисом[49], позднее сама Афина… и в окончательном варианте — Дева Мария. Происшедшее с вами связано с тем, что ваша душа, так сказать, воплощение вашего бессознательного, ее архетип проецируется вовне, на окружающий мир, воплощается в нем и становится предметом поклонения.

— Так.

— Причем, данное воплощение может ощущаться вами, как нечто невероятно могущественное, опасное, даже враждебное, и несмотря на это, крайне притягательное. По сути — это олицетворение всех пар противоположностей: жизнь во всей ее полноте и в то же время смерть; всеобъемлющая любовь и холодность; ум, но и деструктивная аналитическая тенденция, которая, как известно, не является созидающей. В нашем подсознательном дремлют некоторые противоположности, которые обычно превозмогаются гештальтом нашего сознания. Когда же эти противоположности переживаются непосредственно, как в вашем случае, то мы их не осознаем и, соответственно, не можем победить. В такой ситуации они разрушают и, в конечном итоге, уничтожают наше эго, поскольку, как вы уже знаете, являются архетипами и не могут быть ассимилированы нашим эго.

— Ясно, — повторил я.

— Таким образом, ваше преобразованное сознание не в состоянии дальше функционировать, оно теряет власть и передает свои функции бессознательному. При этом никакие контакты с вашей душой невозможны, — заключил доктор Найси, — Повторюсь, у вас довольно мягкая форма шизофрении, но тем не менее, это болезнь, которая подлежит лечению в федеральном учреждении. Я надеюсь увидеть вас после возвращения из Касанинской клиники, уверен — прогресс в вашем случае будет колоссальным.

Доктор улыбнулся мне с искренней теплотой, и я ответил ему тем же. На прощание мы пожали друг другу руки.

Так начался мой путь в Касанинскую клинику в Канзас-Сити.

На официальном слушании дела перед свидетелями доктор Найси представил меня и выразил надежду, что нет причин, препятствующих моему немедленному отбытию в Канзас-Сити. Все эти формальности произвели на меня столь тягостное впечатление, что еще больше укрепили в желании как можно скорее попасть в клинику. Хотя Найси предоставил мне двадцать четыре часа на то, чтоб завершить все свои дела, я решил сократить этот срок, уж больно мне хотелось уехать. В конце концов мы сошлись на восьми часах. Сотрудники Найси зарезервировали место на самолете, из Бюро я ехал на такси, чтобы вернуться в Онтарио и провести время, которое отделяло меня от моего великого путешествия на Восток.

Такси привезло меня к дому Мори, где хранилась большая часть моих вещей. Так что очень скоро я уже стучался в знакомую дверь. Дома никого не оказалось. Я тронул ручку, обнаружил, что там было не заперто, и вошел в пустой, безмолвный дом.

Я заглянул в ванную, увидел, что мозаика, над которой трудилась Прис в ту первую ночь, уже завершена. Какое-то время я стоял и разглядывал ее работу, дивясь краскам и рисунку. На стене красовались рыбки и русалка, и осьминог с глазами-пуговицами — она все-таки закончила его!

Одна голубая плитка отставала, я аккуратно ее отковырял, очистил от засохшего раствора и положил в карман пальто.

«Это на тот случай, если я вдруг тебя забуду, — сказал я про себя. — Тебя и твою мозаику в ванной комнате, твою русалку с алыми сосками и все это множество чудесных, таинственных созданий, обитающих в подводном мире».

Извечная, безмятежная вода… Ее линия проходила выше моей головы, почти на высоте восьми футов, а выше было небо. Совсем немного неба. Похоже, оно не играло никакой роли в этом мирозданье.

Стоя так, я услышал какой-то шум и стук у входной двери. Что им нужно от меня?

Затем я вспомнил, где я, и попытался сообразить, в чем дело. Ждать пришлось недолго, через несколько мгновений в комнату влетел запыхавшийся Мори Рок. Увидев меня, он резко остановился.

— Луис Розен, — констатировал он. — В моей ванной.

— Я уже ухожу.

— Соседка позвонила мне в офис, она видела, как ты вышел из машины и вошел в дом в мое отсутствие.

— Следите. — Честно говоря, я не очень удивился. — Они повсюду, куда бы я ни пошел.

Я продолжал стоять, засунув руки в карманы и глядя на многоцветье на стене.

— Просто соседка подумала, что мне надо знать. Я так и думал, что это ты. — Он посмотрел на мой чемодан и вещи, которые я собрал. — Ты на самом деле псих! Ты же, должно быть.

только приехал из Сиэтла — когда, кстати, ты приехал? Наверное, не раньше сегодняшнего утра. И снова куда-то собрался.

— Мне надо ехать, Мори, — сказал я. — Закон требует.

Он продолжал смотреть, челюсть медленно отвисала, затем вдруг понял и вспыхнул.

— Прости, Луис, — сказал он, — за то, что назвал тебя психом.

— Но это правда. Сегодня я проходил тест пословиц Бенджамина и еще другой, с блоками. И там, и там провалился. Комиссия уже заседала по моему поводу.