Укрепленные города - Юрий Милославский

– В провинции бывали случаи...

– В провинции, но не здесь, под носом у посольств и корров. Ты вообще обратил внимание, что девяносто девять... загнул я, – девяносто пять процентов сидящих по нашим делам – из провинции?

...Михайлова жена на клеенчатном пуфике в овировской прихожей – ждала, читала «Джуз, Год энд Хистори» – идея мужа. Розовский кудрявчик захватил из дому набор подаренных ему веселых аккумуляторных фонариков – и кормил их из овировской розетки.

– Папа, пошли?

– Ты что тороплив, о Гидеон (стал Генка Розов Гидеоном...)? – ответил кудрявчику Минкин – вместо пыхающего Розова. – Приборы осветительные зарядил?

– А как же.

– Значит, можно идти. Да, Фима?

– Остришь.

– Острю. Острил, острю и буду острить. Жена Липского бултыхнула в котомку скучных «Джузов», просмотрела – там ли перчатки, сигареты, пудреница – ее зеркальцем следила за входною дверью.

– Идем?

...Ушли вместе, а уехали – поочередно.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

– Миша, Миша, не ждите нас, мы чуть задержимся! – Розов с Ароном на такси, четвертые по счету: ибо сначала Миша с Беллой-женою, с детишками, что визжат и толкаются; бессонная колотня трех последних дней и ночей; за ними – две гебешных легковухи цветом в какао «Наша марка»; и потом уж – Фимка Розов с Ароном Минкиным, – чтоб не ехать вплотную, эскортом...

– В Шереметьево.

Шереметет, метет март, волочат его «дворники» по стеклу – туда-сюда, туда-сюда.

– Вы куда – в Израиль?

– Я сказал: в Шереметьево.

Будто ты сам не знаешь, гебистская тварь, поддельный таксист в штатском, когда в далекий край уходит самолет, я не скажу «прощай», скажу легитраот <![if !supportFootnotes]> [1]<![endif]> .

Все.

6

С погодой происходили странные истории. Если так пойдет и дальше – и помереть не успею, застану холод на южных границах. Будущих южных границах.

Дома у нас было целых три печки: большая белая, так называемая, русская: у дедушки в комнате – железная, на кривых слабых ногах. И во дворе что-то такое стояло. Все три топил Стась – по субботам. В остальные же дни...

Ничего не поделаешь. Придется признать обязательной установку двойных рам, увеличить поперечное сечение стен; монтировать радиаторы не только в северных, но и в остальных районах Государства.

Директор Департамента Контактов тайный советник Арнон Литани знает, что занести ему сегодня в недавно начатый дневник: «Старческое брюзжание началось у меня незаметно: погода. Отлично помню иной климат: летом жарко, а зимою – холодно. Несмотря на внешний идиотизм подобных соображений, глобальное изменение климата – совсем неплохой пример неподконтрольных событий...»

Сам Арнон Литани, понятное дело, не мерз: до двадцати лет – Западная Белоруссия, до двадцати четырех – Сибирь (на самом-то деле, не Сибирь это, но Урал), затем – через всю Великую, Малую, Белую, через всяческое Ковно-Вильно – до Варшавы. Почти обратный путь и более того. Товарищ лейтенант Мошковский Аркадий Нухемович, полковой переводчик. Бывший член национального спортивного объединения «Работяги», сущий кандидат в члены Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков).

А в сорок пятом – встреча в пивном подвальчике на Маршалковской: напрочь забытый Левка – член конкурирующего национального спортивного объединения «Герои». А с ним – двое. Один всю войну выдавал себя за поляка, другой – за украинца. Служили во вспомогательных частях... Но украинец-то, украинец – чуть ли не в хозяйственный подотдел гестапо пристроился! Хохот на весь подвальчик: как они, чертовы притворитки, свои обрезанные в необрезанные превратили? Оказывается, есть способ...

Виды задач: уничтожение общего врага при незабвении основной национальной цели. Отсюда: нелегальная беседа легальных людей: поляк с украинцем теперь в НКВД (МГБ?..). Помогают искоренять националистические банды на территориях, вошедших в состав СССР незадолго до начала Великой Отечественной войны. И того и другого вскоре арестовали. Арестовали, демобилизовали – и убили.

Один Левка вел себя рискованно – дезертир Советской Армии (обманул, гад, комиссара Ванду Василевскую!). Представитель Агентства-Для-Палестины...

Еще виды задач: основная национальная цель согласуется с незабвением принципиальной разницы в подходе.

Отсюда: Левка дал понять, что чуть ли не до сорок второго велись переговоры. Надо было попытаться спасти всех этих несчастных баранов, еврейцев – как называл их председатель объединения «Работяги». Председатель «Героев» высказывался иначе, но в том же духе.

– Наши предлагали так: поднимаем в Палестине восстание против англичан, а вы нам – пароходы с охраной. Или без охраны – сами только не стреляйте. Грузим в Европе сколько сможем...

– Левка, ты всегда был дурак.

– Погоди! – Отмахивается, захлебывается пивною пеной дурак. – Погоди! Ваши не согласились, параллельно начали какую-то тягомотину с американцами, с Советами... Немцы получили известия...

Последний раз виделся с Левкой в сорок восьмом – незадолго до Провозглашения Государства. Левка стал – Арье Шомрон.

И еще виды задач: политический строй Государства должен быть таков, чтобы созданные в догосударственный период институции приняли бы на себя всю полноту власти, Геройские работяги, работящие герои – все мы знаем: в момент, когда демократия создает помехи укреплению Государства, мы... Так каков должен быть политический строй? А таков! И к нему – память о старой дружбе.

Отсюда: Левка Шомрон не забыт мною, Аркашей Литани. Строй строем, а и посей неожиданно холодный день мрет сердце от любви ко всем этим нашим носам, ушам, – и к черной роже привратника Департамента Контактов. Сам эту рожу из Персии вывез, приспособил к Государственной Службе.

А Левка – умер.

Каждый год в день твоей смерти беру я, Арнон, твою, Арье, вдову – Соньку-телефонистку – и везу ее к твоему известняковому прямоугольничку. «Арье сын Реувена Шомрон. Блажен муж, иже не идет на сборища нечестивых... Псалом первый, стих первый.»

...Были часы от двух до четырех, когда жители земли Леванта – отдыхают. Вот Арнон Литани и отдыхал – домой не ехал, работу не работал. Он сидел в черном, как бы кожаном, кресле с раскачкой. Спинка на полметра выше головы, колесики не скрипят, подлокотники – замшевые. Замшу Арнон подклеил сам.

Точно такое кресло было в пустом ныне кабинете Главнокомандующего-Провозгласителя Государства. И Арнон так и видел его (себя?..) – тугой низкорослый куб со скругленными углами, мудрость и свирепость державных моршин, летучая седая бахромка по периметру башки...

Двадцатипятилетний персональный шнырь – сын старинного приятеля по «Работягам» – шептался с кем-то под дверьми, раздражал.

– Гади, – крикнул Арнон, – в чем дело?

– Порядок, командир. – (Арнон – полковник резерва, начинал в Ударных Отрядах).

В свою очередь Гади:

– Арнон, тебе кофе сделать?

– Попозже.

Попозже – кофе, а сейчас – порядок. Лет двенадцать назад, когда еще регулярно показывали в кинотеатрах советские фильмы, Арнон глядел один – о гражданской у них войне... Они избежать гражданской войны не смогли, а мы – смогли! Но не это суть важно, а прекрасная песня, ее же Арнон перевел, как мог, детям. Недавно – внукам переводил.

Работа у нас такая,

Забота наша простая –

Жила бы страна родная,

И нету других забот!

И – правильно. (В дневнике, однако же, записано: «Все увеличивающаяся несводимость второстепенного к главному...») Нет – правильно! Если б не их антисемитизм, могли бы вместе делать большие дела.

– Гади, можно кофе.

Шнырь. В галстуке, пиджачонке – новая порода. Самая новая. Беленький, нос подъят. В случае чего всегда сможет определиться в любое славяно-нордическое окружение. Хозподотделы – гестапо, энкаведэ, дефензива... Есть способ обрезанный в необрезанный превратить.

А я? А я схожу с ума от маразматической злобы – дневник не помогает, лекарства – тем более. Гади – отличный парень, служил старшим сержантом у десантников, делает бакалавра на бизнес администрейшн. И он никакого окружения, никакого «в случае чего» не допустит! Мы им переломаем кости!! А если не дай Бог – то мы, уходя, громко хлопнем дверью!!! Двадцать поколений они будут дебилов рождать...

Пришло кофе.

– Гади, зови боссов.

Арнон глотал кофе и слушал, как оповещает Гади начальников Отделов: «Рафи, как жизнь?» И не давая ответить: «Это Гади Зоар. Иди к Арнону.»

Зоар. Был Зайднер – стал Зоар. Оставил первую и последнюю буквы, а середину выдрал. Но это ведь не он, это – еще папаша. Когда Зоар-старший последний раз был Зайднером? Тогда же, когда Арнон последний раз был Аркашей...

Они сидели в полуночном кабаке-веранде, и Яффа Яркони (как ее настоящая фамилия?..), еще с собственным, не косметическим носом, пела свое: «Страна моя – малютка.» Танго такое было, все танцевали. Никто не помнит, как Яффина настоящая фамилия... И я не помню. Пили мы тогда «Розу Кармеля» – и прощались. С именами? Какие там имена: просто вышел приказ – на службе по внешним сношениям всем принять имена национальные. Никаких Зельдовичей, Хаймовичей, Абрамовичей. Одни Зоары.