Любовь и предрассудки - Эмилия Остен

– Выиграл, представляете себе, мой друг? – ответствовал сэр Бернс, лучезарно улыбаясь. – Вчера провели прекрасный вечер у Лиденов, играли в вист почти до утра…

– В кои-то веки выиграли, Джон? – насмешливо переспросил Филлис, разливая по рюмкам херес, с которого обыкновенно начинались их вечерние посиделки. – И значит, в ближайшее время нужда в деньгах вам не грозит? Эдинбургские ростовщики и ломбарды могут расслабиться и передохнуть?

Но смутить сэра Бернса, казалось, было невозможно. Снова отеческим жестом похлопав собеседника по плечу, он отобрал у него часы и, спрятав обратно в карман жилета выигранную вещицу, перевел разговор на другую тему – грядущий через неделю выпуск в пансионе Святой Маргерит, находящемся под его попечительством.

Арчибальда Филлиса тема юных девиц не особенно волновала; попивая херес, он вяло поддерживал беседу, прикидывая про себя планы на завтрашний день. К полудню в контору должна была явиться миссис К. с очередным вариантом завещания… Потом, вероятно, придется ехать в суд. А векселями он займется позже. Нет, пока предъявлять их рано, тем более на фоне выигрыша…

– Ну что, Джон, не пора ли за ужин? Нас ждет восхитительнейшая утка, а потом яблочный пирог – Глэдис сегодня постаралась на славу. Ну а позже, если ваш азарт распространяется на другие игры, кроме карточных, я предложил бы партию в шахматы, – подмигнул мистер Филлис, вернувшись к реальности в финале длинного монолога гостя о прелестных выпускницах и грядущем бале с их участием.

Дни, остававшиеся до даты помолвки, бежали незаметно. Чаепития сменялись прогулками, карточные игры – танцами, охота чередовалась с играми в волан… Еще не раз юношеская компания проводила время в том самом гроте с гомеровскими фресками, благо погода стояла на редкость жаркая: за всю неделю на небе не появилось ни одной тучки, и дорога в дальний уголок сада, к гроту, окончательно высохла, теперь даже привередливые Лаура-младшая с Дианой легко преодолевали ее.

Кассий Джонс, равно как и прибывшие на следующий после охоты день молодой лорд Грегори Мореган и Джей Лоукс, отчаялись привлечь внимание загадочной и неприступной мисс Мэри Вернел и вслед за девушками посчитали ее заносчивой гордячкой, полностью отдавшись ухаживанию за теми, кто принимал знаки внимания куда более охотно. И только Дик Уолтер, казалось, был сражен окончательно и бесповоротно. Как ни пряталась Бланш от общества – и от него в том числе, – рано или поздно он оказывался рядом и по-прежнему настоятельно пытался быть занимательным собеседником и вообще всячески приятным и полезным. От глаз Луизы не укрылось происходящее, как ни была она занята собственным женихом (который после случая с зайцем столь же старательно избегал общества Мэри, как и она – его). Добрая и желающая всем счастья Луиза искренне радовалась и категорически не могла взять в толк, чем никак не может угодить любимой подруге такой замечательный и явно заинтересованный в ней молодой человек, как Дик. Конечно, Луиза далека была от мысли приписать, вслед за остальными, поведение Бланш гордыне: она-то знала, что дело в чем-то ином, но вот в чем… Каждый вечер она давала себе слово назавтра поговорить с подругой по душам и вытянуть из нее все-все, но по утрам, подхваченная потоком увеселений и занятая кокетством с женихом, она забывала о своих намерениях до вечера.

А Бланш с каждым днем все больше терзалась: совсем не встречаться с Арнольдом не получалось никак, и, видя, что он сам избегает ее общества столь же настойчиво, как в первые дни приглядывался к ней, она не знала, радоваться или огорчаться. Однажды девушка даже поймала себя на предательской мысли, что, может быть, проще всего было бы принять благосклонно настойчивые ухаживания Дика и скрыться как можно дальше от всех любопытных глаз, но пока у нее доставало мужества не хвататься за такие соломинки… Один лорд Райт, хотя и мог только догадываться о причинах, побуждающих Бланш к маскараду, периодически бросал на нее подбадривающие взгляды и порой помогал укрываться от ненужных глаз, занимая девушку прелюбопытнейшими рассказами о далеких странах, темнокожих индусах, пальмах, слонах, факирах и махараджах.

В субботу Бланш, уже привычно сославшись на мигрень, осталась в Грэммхерст-холле, в то время как пестрая толпа гостей, включая даже все старшее поколение, отправилась в ближайший городок Т. на представление знаменитой французской труппы, гастролирующей этим летом в Британии. Большой шумный дом, казалось, опустел, даже слуги словно попрятались, и Бланш рискнула спуститься в гостиную, где стоял роскошный шредеровский рояль. Она так давно не садилась за инструмент, что опасалась, что забыла все, чему ее когда-то учили, однако пальцы – сначала неуклюжие, непослушные – постепенно вспоминали некогда в совершенстве отточенные движения, и вскоре большую светлую комнату заполнили чарующие звуки моцартовского рондо. Задумчиво улыбаясь, мысленно пребывая все еще в пространстве музыки, Бланш взяла последний аккорд и тут заметила, что полосу света, падавшего из окна, перечеркнула чья-то тень. Вздрогнув от неожиданности, девушка обернулась и увидела внимательно смотрящую на нее леди Элен.

– А ты играешь так же замечательно, как четыре года назад, дорогая, – довольным голосом заметила миссис Грэммхерст. – Наверное, постоянно упражняешься? А Луизу вот после окончания пансиона за инструмент не заманишь… – покачав головой, добавила леди.

Бланш отчаянно замотала головой:

– Нет, что вы, леди Элен, где мне упражняться… у нас в Неаполе и рояля-то не было вовсе. – Представив огромный роскошный инструмент, переливающийся черным лаком, в своей крохотной комнатке, Бланш горестно усмехнулась. – Да и времени…

– Не могу поверить! – изумилась миссис Грэммхерст. – Не играла несколько лет – и так замечательно исполнила не самое простое произведение?

– Ну, я его очень люблю и выучила когда-то наизусть, – пояснила, смущенно потупившись, девушка.

– А с листа? – В леди Элен проснулся экспериментатор, к тому же она всегда с большой любовью относилась к музыке. – С листа сыграешь? – С этими словами она переворошила кипу нот, лежавших на крышке рояля, и, придирчиво осмотрев одну из брошюр, протянула ее Бланш. – Вот, хотя бы «Лунную» – ее ты тоже когда-то играла.

– Ее все играют, – улыбнулась девушка и поставила ноты на пюпитр. – Ну что ж, попробую, только, леди Элен, не ругайте меня сильно, если сфальшивлю.

Полностью сосредоточившись на партитуре, Бланш осторожно взяла первый аккорд, за ним следующий, благо начало сонаты было медленным, а потом пальцы вновь стали вспоминать, что они когда-то уже играли эту мелодию, и комнату заполнили чудесные звуки знаменитого бетховенского произведения.