Мамочки мои… или Больничный Декамерон - Юлия Лешко

Секунду они тупо смотрели на пельмени, потом друг на друга. Парень криво улыбнулся и сказал:

– Смотри: на Большую Медведицу похоже.

Пельмени и впрямь лежали красиво – в виде ковша.

– Сам ты белый медведь, – грустно сказала Лена, – пьяный, что ли? Чего ты в чужую комнату полез?

Парень диковато глянул на номер… И ошибка прояснилась! Номер Лениной комнаты был 366, а Вася жил через одну, в 368. Но на номер он и не глядел – он ориентировался по лежащему у порога грязно-оранжевому коврику, оставшемуся ему в наследство от прежнего хозяина.

Как коврик переполз к Лениной двери, история умалчивает. Может, старательная уборщица вытряхнула с балкона, а потом положила не по адресу. Может, лихие студенты, спеша на лекции, зацепили ногой. А может… все та же Судьба?

Вася предложил Лене на выбор: а) собрать пельмени, снова бросить в кипяток для дезинфекции и совместно съесть; б) забить на это дело и сбегать куда-нибудь, например, в «МакДональдс»; в) пожарить картошки и поужинать вдвоем… Все три предложения были рассмотрены благосклонно, потому что содержали в себе весьма конструктивный момент: выход из ситуации Вася предлагал искать вместе.

Она влюбилась в него с той самой, первой встречи. Ей понравилось, как аккуратно он чистил картошку, как смешно рассказывал про «абитуру», как накрывал ужин на две персоны на заслуженном, прихрамывающем от старости столе, как трогательно ухаживал за ней, галантно предлагая, за неимением других деликатесов, вкусно пахнущие домашние соленые огурцы. Но главное, конечно, ей понравилась его добрая улыбка, веселые глаза, понравилось, что он такой высокий и угловатый, как щенок дога. Оказалось, что он студент того же вуза, но другого, технологического факультета.

Не долго раздумывая, Лена перевелась с девичьего экономического факультета на сложный технологический.

Вася, увидев ее в своей аудитории чуть ли не в середине семестра, просто дар речи потерял, и не только потому, что она была четвертой, а отныне и самой симпатичной девушкой на их курсе! Он понял: Лена приняла важное решение.

Вася проглотил язык, а у Лены разговорная речь всегда была сильным местом. Она подошла к Васиному соседу по парте и, сопроводив слова небрежным жестом, сказала:

– Ну-ка, подвинься.

– А че тебе, места мало? – изумился сосед.

– Вот тут и будет мое место, – веско проинформировала Лена непонятливого соседа.

В общем, после этого отважного поступка все стало ясно окончательно: они теперь вместе. И если с любовью все было замечательно, то учеба давалась Ленке очень тяжело. Но верный Вася, надежный Вася, любимый Вася ей всегда помогал.

…Конечно, всерьез задуматься о детях Петровские хотели после диплома, но Лена нечаянно забеременела, и планы пришлось подкорректировать.

Скорректированный план был такой: Лена должна была успеть до родов сдать последнюю сессию и с чистой совестью уйти на преддипломную практику. А умный Вася, родной Вася, самоотверженный Вася как-нибудь написал бы два диплома – себе и ей. Он-то все успевал! На старших курсах он уже работал по специальности, и ему, студенту, сразу после защиты предлагали довольно престижную работу в его родном городе. Они собирались поехать туда всей семьей!..

В общем, все было рассчитано: Лена специально не стала оформлять академический отпуск, хотя срок ее беременности позволял не выходить на эту сессию. Но Лена рассудила здраво: через год, с ребенком и без Васи, она уже не сможет учиться. И, конечно, «против» законной «академки» был еще один важный момент: все преподаватели-мужчины (а их, как и парней-студентов, было в институте большинство) традиционно снисходительно относились к немногочисленным девочкам на этом факультете, а уж к беременным… Достаточно просто прийти на экзамен – и тройка тебе гарантирована.

Ребята не ошиблись в своих психологических расчетах. И до поры до времени все шло как по маслу…

…Маленькая, в своем очаровательном «беременном» сарафанчике Лена выглядела в экзаменационной аудитории необыкновенно трогательно: большие наивные глаза, светлые волосы, на безымянном пальчике правой руки, которой она все время поправляла волосы, ярко блестело обручальное колечко. Ангел!

На столе перед ней лежал небогато исписанный листок бумаги, который она задумчиво крутила по часовой стрелке. Седовласый патриарх-профессор сначала смотрел на студентку с умилением и симпатией, а потом, послушав ее бессвязное блеяние, начал хмуриться: она очевидно не знала предмета…

И тут Лена, картинным, явно позаимствованным из кино жестом схватившись за кругленький животик, всем лицом выражая страдание, протянула руки в сторону двери:

– Ой, мамочки! Кажется, началось!.. Позовите мужа… Вася!

Пожилой профессор немедленно подвергся панике и, подавая какие-то невнятные голосовые сигналы, метнулся в сторону двери…

Дверь мгновенно широко распахнулась, в проеме возник долговязый юнец с тревожным лицом. Малоприличным жестом показывая преподавателю такое же новенькое, как у Лены, обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки, он крикнул хриплым от волнения голосом:

– Я здесь! Я – муж!

Вася подхватил одной рукой супругу, которая со страданием на лице, как бы последним усилием подтолкнула преподавателю зачетку… Тот нервно и быстро сделал запись: «отлично»…

Номер со «схватками» раз за разом проходил «на ура»: мужественные педагоги, повидавшие на своем веку немеряно прогульщиков и халявщиков, шпаргалочников и хвостистов, без боя сдавались при первых же признаках надвигающихся родов. Был, был шанс сдать эту сессию блестяще! Но…

Преподаватель Бурмистров, читавший курс с таким многоэтажным и неудобоваримым названием, что студенты назвали его «Бурмистроведение», человек интеллигентный и покладистый, явной угрозы для студентов не представлял. Лена шла на последний экзамен, как на праздник, предвкушая очередную победу законов природы над всеми остальными законами, закономерностями, правилами, теоремами и аксиомами.

…Но праздник окончился, так и не начавшись. Уже на подходе к аудитории, где должен был проходить экзамен, Лена стала замечать сиротливо, жидкими кучками стоящих однокурсников, уткнувшихся в конспекты. Лена удивилась: обычно на зачетах у Бурмистрова было куда веселее. Никто не парился с конспектами, стояли, как в очереди на «хали-гали». Шутили, смеялись, встречали «вернувшихся с холода» аплодисментами: незачетов добряк Бурмистров не ставил. Если кто-то уж вовсе ничего не знал, он коротенько объяснял суть вопроса прямо за экзаменационным столом.

Студенты любили Бурмистрова. В общем, что-то было не то…

Староста, стоявший рядом со входом в «чистилище», кивнул Лене:

– Гуляй, Петровская, минут двадцать. По списку идем.

– Бурмистрыч умом тронулся? Решил за все пять лет отыграться? – недоверчиво спросила Лена.

– Доигрался Бурмистрыч! – горько срифмовал староста. – Гонял в субботу в футбол на даче – мениск выбил!

Открыл сезон! Все, ку-ку, нога в лубке, а мы… сама знаешь, в чем. Людоед принимает!

Староста присмотрелся к Лене и забеспокоился:

– Э, э! Ты чего, Петровская? Ты в порядке? Чего побледнела?…

Лена махнула рукой и пошла прочь, судорожно нажимая кнопки телефона.

– Вася! Все, мне конец! Бурмистрыч ногу вывихнул, а принимает Людоед.

Муж Вася, как назло, именно в этот день и час сдавал нормативы физкультурнику: накопилось за пять лет задолженностей – по единственному, кстати, предмету!..

Надо сказать, это была не первая встреча Лены Петровской с Людоедом, как звали хладнокровную и беспристрастную Людмилу Викторовну Крылович. Она была хорошим преподавателем: объясняла материал доходчиво и просто, систематизировала полезные сведения по своему предмету таким образом, что все желающие выучить знали его в результате назубок. Но ошибок не прощала: считала, что любая небрежность в расчетах могла привести в итоге к глобальной техногенной катастрофе.

Первая встреча с Людоедом состоялась задолго до того, как Лена стала Петровской. И мозги тогда работали куда лучше. Вместе с беременностью пришла ужасная рассеянность, забывчивость. Лена не рассказывала Васе, но уже несколько раз полузадушенный рингтон ее телефона раздавался из холодильника. В другой раз, опять же, по звонку она обнаружила телефончик в мусорке. Как он туда попадал, Лена даже самой себе ответить не могла: не помнила… А когда в женской консультации, ставя ее на учет, спросили, кто у нее муж, она ответила исчерпывающе: «Муж», чем вызвала веселье у скупых на улыбку медиков.