Ставка на проигрыш - Михаил Черненок

— Это ваши предположения?

— Конечно, мои, — с гордостью сказал Овчинников.

— А что по этому поводу говорит Зарванцев?

— Ничего. Алик слюнтяй. Когда Нина такой финт у него под носом выкинула, он запил с горя. Вот мировое время было! Помню, как сойдемся… — Овчинников вроде от удовольствия зажмурил глаза, но тут же спохватился: — Теперь, правда, Алик успокоился — в упор Нину не видит.

— Они не встречаются?

— Нет.

— А вы где вчера Нину встретили?

Овчинников, будто схваченный врасплох воришка, тревожно забегал глазами:

— Честно, шеф, не могу понять, зачем меня Нина вчера к себе заманила. Дело было так… К Фросе Звонковой я за час до кино приехал. Там Нина сидит — сестренку проведать явилась. Узнала, что у меня пара билетов на «Есению», хвалится: «А я в оперный, Толян, сегодня пойду». И глазки строит. Прикинул: видать, скучновато со стариком живется. Знаешь, есть такая присказка: молодой жене лучше стрела в бок, чем старый муж под боком… Тут Фрося в кухню шмыгнула переодеваться. Я к Ниночке: дескать, могу у оперного на такси встретить. Она шепчет: «Сама об этом хотела попросить. Боюсь ночью одна до Затулы ехать». Кино с Фросей я, конечно, отсидел, ну а дальше… На такси — и к оперному. Рановато туда прибыл. Думаю, забегу к Алику — его квартира-то рядом. Позвонил — Алика дома нет. Походил вдоль проспекта, покурил — время подошло. Остановил такси, подруливаю к театру — принцесса выплывает… Прикатили к ней домой. Ставит бутылку коньяка. Выпили по первой, закусили… — Овчинников иронично хмыкнул. — И тут, шеф, началась сплошная комедия. Только я губы выпятил, чтоб Ниночку в щеку чмокнуть, а она, не поверишь, наотмашь меня по морде! Аж искры в глазах вспыхнули — баба здоровая. Вот, думаю, артистка из погорелого театра! Последнюю пятерку ради нее на такси промотал, а она изображает… Вгорячах три стопки коньяка подряд оприходовал…

— Можно покороче, Анатолий Николаевич? — попросил Бирюков.

— Сейчас, шеф конец будет… В общем, после четвертой стопки я опять сунулся к Нине, а она глаза на лоб и палец к губам: «Тише! Кто-то дверь пытается открыть». Вот, думаю, запоролся в ледоход! Прикидываю: я не Карлсон, чтобы из многоэтажки упорхнуть, придется грудью дверь штурмовать… А Нина белее стены сделалась, шепчет: «Подожди, Толян. Дверь на защелке, не откроется. Попозже тебя выпущу». Я тоже шепотом: «Любовник, что ли, скребется? — «Какой любовник? Реваз, кажется, раньше времени из поездки вернулся. Будет теперь мне на орехи — замучил старик проверками». Вот так, шеф, и просидели мы с Ниной почти до трех часов ночи.

— Дверь действительно пытались открыть?

— Черт ее знает. Может, Нине показалось.

— Сами не слышали?

— Что услышишь после бутылки коньяка? Приятный звон… — Овчинников от одной папиросы прикурил другую. — Понимаешь, шеф, Нина мне вчера такую штуку сообщила: Реваз вернулся из прошлой поездки заметно выпивши и психованным. Не он ли чего с Саней Холодовой набедокурил, а?.. Алик Зарванцев сегодня кое-что рассказал…

— Что именно?

— Саня-то, оказывается, с балкона свалилась. Вот я тебе и подсказываю мысль. Реваз — шустрый старикан…

— С Ревазом Давидовичем мы разберемся, но прежде надо разобраться с вами, — глядя Овчинникову в глаза, сказал Антон. — Почему вы прошлый раз утверждали, что отчалили от Новосибирска на Обское море двадцать первого августа утром?

— Потому, что так и было.

— Не было так, Анатолий Николаевич. Двадцать первого вы почти до часу дня ждали в домоуправлении свежую почту и ушли оттуда после того, как получили письмо.

Овчинников поморщился. Отведя взгляд в сторону, виновато заговорил:

— Каюсь, шеф, соврал, не думая о последствиях. В домоуправлении перехватил письмо из вытрезвителя, чтобы оно к начальству не попало.

— Значит, когда из Новосибирска отчалили?

— Двадцать первого после обеда.

— Где предыдущие две ночи провели?

Овчинников неожиданно расхохотался:

— Сдаюсь, шеф! Припер ты меня к стенке. У Люси Пряжкиной ночевал. Конечно, мог бы честно об этом сразу сказать, но постыдился.

— А о Звонковой рассказать не постыдились?

— Фрося Звонкова порядочная бабенка, красивая… А Люся кто?.. Не совсем же у меня глаза обмороженные. Тоже иногда стыдно бывает.

В коридоре заверещал звонок. Овчинников прошел к двери и впустил шофера служебной машины, который протянул Бирюкову записку.

«По рации передали, что вас срочно разыскивает Звонкова. Хочет сообщить что-то важное. Очень нервничает, звонит по телефону-автомату из своего магазина», — прочитал Антон и, щелкнув шариковой ручкой, быстро написал: «Привезите Звонкову в угрозыск».

После этого вернул записку шоферу. Тот, не проронив ни слова, вышел из квартиры. Глядя ему вслед, Овчинников тревожно спросил:

— Что, шеф, случилось?

— Служебные дела, — ответил Бирюков. — Значит, говорите, стыдно за свои поступки бывает?

Овчинников усмехнулся:

— Конечно. Трезвый проклинаю себя, но как только выпью — тянет на подвиги, хоть плачь. К врачам обращался. Толкуют, болезнь такая есть… Забыл, как по медицине называется. Страсть к бродяжничеству, в общем.

— Вы в домоуправлении на машинке что-нибудь печатали? — внезапно спросил Антон.

Крупные навыкате глаза Овчинникова стали еще крупнее. Несколько секунд он смотрел на Антона, не мигая, словно не мог сообразить, о чем его спрашивают. Затем, спохватившись, заговорил:

— Лично я к домоуправленческой машинке ни малейшего отношения не имею. Бухгалтерша на ней печатает, иногда жильцы забегают, чтобы… — И неожиданно воскликнул: — Шеф! Реваз себе визитные карточки печатал.

— Визитные карточки?..

— Точно! В поездках у Реваза много новых знакомых появляется, вот он, как дворянин, обзавелся визитками. С месяц назад это было. Мы с Аликом Зарванцевым выпивали после работы в домоуправлении, а Реваз Давидович весь вечер на машинке хлопал.

Глава 16

Фрося Звонкова очень робко вошла в кабинет к Бирюкову. Стараясь не помять платье, осторожно присела на стул и, не глядя Антону в глаза, вздохнула:

— Они вчера так внезапно ко мне нагрянули, что не успела вам позвонить. Потом вообще началось ужасное, всю ночь сегодня не спала…

— Давайте по порядку, — спокойно сказал Бирюков. — Кто «они»?

— Как кто?.. — удивилась Звонкова. — Нина и Анатолий, разумеется. Сначала Нина на своей «Волге» прикатила. Ласковая, разговорчивая. Пока сестрицу слушала, Овчинников тут как тут! «Пошли, Фрося, на восемь часов «Есению» смотреть». Я и так напуганная была, а тут совсем скисла. Весь фильм сама не своя сидела, а справа еще какая-то ужасная цыганка безостановочно локтем в бок толкала. Не помню, как конца дождалась. Первый раз в жизни попросила Анатолия проводить меня домой, но он хитрить начал, мол, у матери приступ инфаркта, надо срочно в аптеку за лекарством заехать. Мне совсем тошно стало. Наверняка, думаю, догадался, что я рассказала уголовному розыску… Вообще, Анатолий изменился, какой-то неискренний стал, чего-то крутит… — Фрося помолчала. — А вечером, только спать собралась, звонок. Сердце оборвалось. Снимаю трубку — голос Васи Сипенятина: «Привет, зазноба! С Марией Анисимовной плохо, очень просит тебя приехать, посидеть с ней ночь». Ну, думаю, у всех мамы заболели…

— Уверены, что это Сипенятин звонил?

— Кроме Васи, никто из знакомых меня зазнобой не называет.

Бирюков показал сумку Холодовой:

— Это не вы у Марии Анисимовны оставили?

— Ой, нет! Первый раз вижу. Ворованная, да?

— Почему так думаете?

— Мария Анисимовна говорила, что Вася домой забегал. Наверняка ему там нужно было что-то спрятать.

— Значит, Васина работа?

— Конечно!

На протяжении всего разговора Фрося Звонкова вела себя так непосредственно, что невольно хотелось верить в ее искренность. И все-таки на душе Антона скребли кошки. Загадочная возня вокруг кинотеатра «Аврора» и странный звонок Сипенятина переплетались в такой клубок, распутать который, казалось, невозможно. Настроение несколько приподнялось, когда дежурный сообщил, что в угрозыск доставлен задержанный в Тогучине Сипенятин.

— Как же вы не побоялись в одиннадцать часов ночи отправиться к Марии Анисимовне? — спросил Бирюков у Звонковой.

— Дома одной еще страшнее было. Потому и заночевала у бывшей соседки. Она мне прямо как мать родная…

Все объяснимо, все логично было в показаниях Фроси. Не заметив ни в голосе, ни в выражении ее лица оттенка фальши, Антон сказал:

— Сейчас я допрошу Сипенятина. Вы подождите, пожалуйста. Возможно, придется что-то уточнить.

— Если надо, конечно, подожду, — с готовностью ответила Звонкова.

Проводив Фросю в соседний кабинет, Антон вызвал на предварительный допрос Сипенятина. В сопровождении конвойного сержанта Вася вошел, по привычке заложив руки за спину и понуро опустив голову с белыми, словно льняными, волосами. На его приплюснутом широком носу и на круглом подбородке коричневыми полосами запеклись свежие ссадины.