Солдаты России - Родион Малиновский

— Я гетры хочу померить, пусть мальчик займется со мной.

Такая покупательница важно усаживалась на стул, слегка выбрасывая одну ногу вперед. Ванюша подносил Даме маленькую подножную скамеечку со скосом. Покупательница выбирала гетры по своему вкусу, и начиналась примерка: она ставила на скамеечку ногу, и Ванюша, на коленях, начинал надевать и застегивать гетру. А гетры в моде были длинные — до колен и даже выше. Особенно краснел Ванюша, когда приходилось примерять гетры, которые закрывали колено. Обычно, когда застегнуты все пуговички, гетра на ноге несколько морщится и ее надо взять за верхний край и натянуть, чтобы она гладко облегала ногу и чтобы не было никаких морщинок и складочек на икре.

Однажды Ванюша от застенчивости поторопился, рука у него сорвалась с гетры и по инерции скользнула выше. Дама ее инстинктивно зажала ногами. Когда Ванюша, сгорая от стыда, выдернул руку, дама спокойно произнесла:

— Ничего, ничего, мальчик. Подтяни все же гетру еще раз. Мне хочется посмотреть, как она сидит на ноге, не теряется ли форма ноги.

Когда посетительница купила пару дорогих гетр светло-серого цвета и ушла, Саша долго потешался над Ванюшей, который все никак не мог оправиться от растерянности. А дядя Степа сказал:

— Ну, Мухобой, ты далеко пойдешь! Смотри, как к нему благоволит богатая особа. Ведь ее перед магазином ждет экипаж, свой выезд. Мелкая сошка этого иметь не будет. Не иначе как генеральша.

Через некоторое время дама вновь появилась в магазине, и опять ее обслуживал Ванюша. На этот раз она купила гетры молочного цвета и еще много других вещей; Саша выписал Ванюше чек на двадцать рублей сорок копеек! Уходя, дама сказала хозяину в кассе:

— Пусть мальчик принесет покупки, — и оставила свою визитную карточку с адресом.

Пришлось Ванюше выполнять и это поручение. Он быстро нашел дом, где жила дама. Дом выглядел богато и внушительно. Покупки у Ванюши приняла горничная, а когда Ванюша хотел было уходить, она остановила его и протянула серебряный полтинник.

— Это вам от хозяйки, за труды.

Что делать с полтинником: оставить себе или отдать хозяину? Ведь это так много! А дядя Миша строго предупреждал Ванюшу, чтобы в магазине он не вздумал что-нибудь в карман положить, потому что всю жизнь будет носить клеймо вора. Когда Ванюша подметал магазин, он иногда находил одну, а то и две монеты и всегда их клал хозяину на мраморную подставочку кассы. А однажды за прилавком, недалеко от кассы, Ванюша заметил, что в опилках что-то блестит, и поднял с пола золотой пятирублевик. Близко никого не было, никто не видел, как Ванюша поднял находку, можно было спокойно опустить в карман месячный заработок. Но тут же в ушах у Ванюши прозвучали слова дяди Миши: «Смотри, тебя в магазине будут испытывать на честность, так ты не соблазнись чем-либо, а то вылетишь как пробка и нигде не примут больше». И хотя Ванюша видел, как грузчики в товарном пролете у дяди Миши набивали свои глубокие карманы конфетами, орехами, пряниками и другими сладостями, приговаривая: «Детишкам язык посластить», он считал и дядю Мишу и грузчиков людьми честными. В сущности, так оно и было. Ведь брали они у того, кто сам трижды обворовывал ближних своих. Вообще понятия о честности у дяди Миши и его сослуживцев были своеобразные. Украсть, положим, ящик сладостей никто не мог без ведома всего коллектива грузчиков. Если бы появился «вор-одиночка», который подвел своего брата грузчика или весовщика, то тогда ему несдобровать — убьют. А если и останется жив, то «нечаянно» попадет под колесо вагона. Было твердое правило: надо знать, что взять, когда взять и у кого взять. Это был закон нужды, все считали его абсолютно правильным — на то он и закон.

Обо всем этом вспомнил Ванюша, держа перед собой найденный пятирублевик. Он твердо решил: деньги подброшены для испытания его честности, а потому их немедленно нужно вернуть владельцу. Ванюша тут же положил пятирублевик на мраморную подставочку кассы и сказал подошедшему хозяину:

— Михаил Петрович, вот я нашел на полу пять рублей золотых.

Хозяин поспешно и удивленно вернулся к кассе, осмотрел пятирублевик, ударил им по привычке по мраморной подставочке и положил в кассу со словами:

— Молодец, Ваня, хозяину прибыль приносишь.

Все это видели другие приказчики, и чувствовалось, они довольны, что Ваня выдержал испытание. Теперь он войдет в доверие к хозяину.

Но полтинник, который Ванюша получил от дамы, он все-таки оставил у себя, и это как раз входило в то понятие честности, которое внушал ему дядя Миша. Деньги были заработаны — и никому до них нет дела.

Миновал месяц, как дядя Николай ушел в очередной рейс. Наступала золотая осень. Рынки Одессы ломились от продуктов и всякой всячины, которую обильно приносила благодатная земля людям. Море спокойно вздымало свою богатырскую грудь, и все в природе было полно неизъяснимой прелести.

Был воскресный день. Бабушка ушла с Котиком в слободку Романовну, на именины к своей такой же старенькой подруге, работавшей там в психиатрической больнице нянечкой. Анна Ивановна знала, что бабушка вернется не скоро.

Ванюша решил заняться каллиграфией и старательно обводил буквы в предложениях, написанных в специальных тетрадях еле заметными светло-желтыми водянистыми чернилами. Такие тетради продавались везде по пяти копеек за штуку.

Анна Ивановна тихо подошла к Ванюше и стала любоваться его почерком. Она наклонилась так низко, что мальчик почувствовал ее дыхание на своей щеке и невольно повернул к ней лицо. Анна Ивановна посмотрела ему прямо в глаза долгим томным взглядом и, взяв его голову в теплые руки, прижала к своей мягкой груди. Потом Анна Ивановна крепко и сочно поцеловала Ванюшу в губы. Поцелуй словно обжег Ванюшу, он почувствовал, как сердце заколотилось у него в груди.

Через четверть часа он уже шагал по улице Штиглица к Кафедральному собору, потрясенный и раздавленный всем случившимся. У него было такое чувство, будто он совершил что-то страшное. Было тяжело, омерзительно, и Ванюша все ускорял и ускорял шаг.

В состоянии глубокой душевной подавленности он подошел к собору. Богослужение уже окончилось, но собор был, как всегда, открыт. Ванюша, стараясь не стучать ботинками по мраморному полу, направился прямо к образу великомученицы богоматери, перед которым одиноко горела свеча. Он припал к образу и стал горячо, со слезами, молиться; молился он долго, страстно, так, как учила его мама. Раньше он тоже приходил в собор и уходил тогда, когда прочтет наизусть все молитвы, но избегал целовать образ, уж очень он был заслюнявлен массой верующих, и Ванюша брезговал. Но на этот раз он влип своими губами в краску иконы и молился, выпрашивая прощения у бога. В чем он был виноват? Никаких греховных мыслей не мелькнуло у него, когда он ощутил поцелуй женщины... И все же он молился, будто отмывался от какой-то грязи... В этот день он не вернулся на квартиру Анны Ивановны, а пошел к тете Елене и там переночевал.