Мировой кризис - Андрей Мартьянов

— Дорогу, надеюсь, указывать не обязательно? — усмехнулся капитан. — Давно вас видно не было, Алексей Григорьевич. Неужто в службу вернуться надумали?

— Отечество позовет — вернусь, — нейтрально ответил граф. — Благодарю, господа, позвольте откланяться…

В парке безлюдно, лишь редкие садовники с ножницами да вальяжно расхаживает одинокая псовая гончая надо думать, собаку выпустили из покоев, прогуляться, и она вполне может принадлежать Самому…

У подъезда южного крыла дворца Баркова встретил камер-лакей — предупрежденный заранее, к кому следует визитер. Проводил на второй этаж по боковой лестнице. Память услужливо подсказывала: если идти прямо, окажешься в Малахитовой гостиной, направо — жилые комнаты, второй коридор ведет к малой столовой. В Екатерининском за двенадцать лет почти ничего не изменилось.

— Здравствуй, Алексис, — Вырубова, подражая августейшей патронессе, говорила с легким акцентом. — Не ждала, не чаяла. Что за спешка? Присаживайся же, незачем стоять в дверях!

Граф легонько коснулся губами тонкой ладони фрейлины. Анна Александровна выглядела усталой и бледной, что не могли скрыть ни румяна, ни помада на губах.

Это была дама средних лет с худым простецким лицом и светлыми глазами. Если бы не богатое платье, со вкусом подобранные украшения, бриллиантовый медальон с изображением царственной четы и модная теперь мантилья, ее вполне можно было принять за провинциальную чиновницу. Взгляд настороженный и чуть нервический, жесты быстрые. От некогда привлекательной улыбчивой особы, за которой волочились романтически настроенные гвардейские корнеты, мало что осталось. Годы идут, да…

— Милая кузина, сколько же мы не виделись? — непринужденно начал Барков, присев на диван рядом с хозяйкой орехового кабинета. — Как я вернулся из Мексики года два прошло, в Аничковом и в салоне m-lle Богданович нынче вовсе не бываю.

— Думала, ты уехал в деревню, — ответила Анна Александровна. — Получила письмо от твоей матушки, ма тант сообщала, будто тебя нет в Петербурге…

— Да, жил на даче, в Териоках довольно долго. Устал от затворничества, решил тряхнуть стариной и вернуться если не в свет, то поближе к нему.

Потекла обычная куртуазная беседа, правда чуть более доверительная — родственнику можно рассказать больше, нежели человеку постороннему. Двор жил своей неторопливой жизнью, Ники (Вырубова машинально назвала государя именно так, что значило одно: камер-фрейлина не просто приближена к семье, а находится едва не в центре самого избранного круга) скучает, развеивая дурное настроение фотографированием, прогулками в парке и охотой на ворон; их высочества великие княжны Мария и Ольга зимой перенесли инфлюэнцу, Александра Федоровна отлучалась только…

Куда и почему отлучалась императрица осталось неизвестным — открылась вторая дверь в кабинет, та, которая вела не в коридор дворца, а в соседние комнаты. Двое детей: мальчик лет шести-семи в мягком плюшевом костюмчике и девочка постарше в голубом платье.

— Что вам угодно? — Вырубова жестом приказала графу не двигаться и молчать, сама встала и шагнула вперед. Голос строгий. — Разве уроки закончились?

— Тетя Энн, душевно прошу простить, — очень вежливо и немного стеснительно сказал мальчик. — Маменька вас просит к себе, а уроков сегодня нет — воскресенье.

— Передайте, я буду немедленно, — Анна Александровна прикрыла дверь и обернулась к графу: — Это ненадолго, я постараюсь не задержаться… Всегда можно позвонить лакею, принесут кофе.

Граф остался в одиночестве. Подошел к окну, задумчиво потер подбородок. Детей он узнал, хотя великую княжну Анастасию во младенчестве видел всего однажды, а государя наследника лицезреть пока не удостаивался фотографии в газетах не в счет.

Баркову, одному из немногих дворян, было известно неприятное обстоятельство, считавшееся государственной тайной Российской империи — цесаревич Алексей Николаевич тяжко болен. Гемофилия, которая способна свести единственного сына Николая II в могилу еще до совершеннолетия, что грозит серьезнейшими династическими последствиями: брат императора, Михаил Александрович наследовать не может из-за морганатического брака, по закону престол перейдет старшему в роду — великому князю, пожилому Николаю Николаевичу. В отличие от своих предшественников, нынешний царь не дал многочисленного потомства мужского пола, а болезнь единственного сына считалась смертельной — выходит, прямая линия может прерваться…

«Господь даст, обойдется, — подумал граф и мелко перекрестился. — Николай не бог весть какой великий ум, никакой не Бонапарте, не Фридрих и не Петр Великий — прямо скажем, император весьма обыкновенный, без искры, для исторических свершений не приспособленный. Таким надо царствовать в благополучные сытые времена, как теперь — мятежи усмирили, войн Россия не ведет, да и незачем. Глядишь, наследник повзрослеет, примет престол, вот тогда и будем смотреть, что дальше… Но сможет ли Алексей Николаевич иметь здоровых детей?»

Вырубова, против ожиданий, появилась нескоро, прошел час. Отговорилась «срочнейшими обстоятельствами» и поглядывала на Баркова нетерпеливо — скоро воскресный молебен, на котором она присутствовать обязана: их величества набожны и благочестивы, духовная жизнь в семье стоит на первейшем месте.

— Алеша, так что же? — напрямую спросила фрейлина. — Отчего ты приехал? У тебя есть просьба? Если так, то я готова поговорить с Аликс, она имеет влияние, государь прислушивается к ее словам. Ты сказал, будто дело личное, желаешь просить за кого-нибудь из родственников?

— Нет-нет. Я хочу попасть в личную библиотеку государя. Увидеть одну книгу.

— Что? — переспросила Анна Александровна, решив, что ослышалась — В библиотеку? Ты начал увлекаться книгами? Алеша, ты не болен?

— Нет, — твердо ответил Барков. — Кузина, ангел мой, ты ведь не откажешь? Поверь, это очень важно для меня. Согласись, вопрос пустяковый. Почитаю и уйду. Анюта, не откажи в такой малости, а? Что тебе стоит?

— Ну, знаешь ли, дружок… — Вырубова развела руками, — Впервые ко мне приходят затем, чтобы почитать книгу — чины, протекции, рекомендации, это сколько угодно, привычно! Можно было подать прощение через министерство двора, тебе бы не отказали, ты граф Барков, Рюрикович, благороднейшая фамилия!..

— Не хочу терять время. Вообрази, сколько займет рассмотрение прошения!

— Всегда тебя не понимала. Вечные причуды. Идем, такие вопросы решаются не мной.

Фрейлина провела Баркова через анфиладу пустых комнат дворца, единственными живыми людьми были застывшие у дверей гвардейские кирасиры. Вошли в уютную гостиную, отделанную темно-малиновым бархатом.

— Его сиятельство граф Алексей Григорьевич Барков. — Вырубова присела в почти небрежном книксене. Видно, Что она бывает в этой комнате по многу раз на дню. — Мой кузен. Матушка, просьба ничтожная, соизвольте выслушать…

Некрасивая женщина с холодно-брезгливым лицом и выражающим неудовольствие взглядом повернулась к Баркову.

Государыня-императрица Александра Федоровна.

— …Вы, граф, человек военный, герой японской кампании, Георгиевский кавалер четвертого класса, — строго говорил седой генерал-майор. — Должвы осознавать, каково положение: подобный инцидент в Царском Селе — дело неслыханное, головы полетят непременно. Я искренне верю в вашу непричастность, но поверят ли другие? Извольте рассказать всё, вспомните самые ничтожные детали, и наконец объясните внятно — что вам понадобилось в библиотеке? Праздный интерес? Чепуха, я наслышан о ваших недавних приключениях в Мексике… — Генерал взял со стола несколько листов бумаги с машинописными строками. — Вот, доставили курьером из Жандармского, выписка из дела.

— Я под наблюдением жандармов? — наигранно изумился Барков, прекрасно осознавая, что ничего особенного в этом нет: российские подданные, участвовавшие за границей в любых политических делах, всегда обращали на себя внимание, будь ты радикальным социал-демократом и эмигрантом или частным лицом, по своей инициативе помогающим мексиканским повстанцам свергнуть диктатора. — За какие грехи?

— Были грехи, были, не скромничайте, — седой внимательно посмотрел на графа. — Дважды под следствием, причем от суда за убийство полковника Кислевского вас спасло только личное вмешательство председателя правительства господина Витте.

— …В таком случае вы должны знать, как и почему я застрелил этого мерзавца.

— Факт измены не доказан судебно, ваше сиятельство.

— Мы были на войне.

— Понимаю-с, свидетельства офицеров и нижних чинов вас оправдывают, но карать и миловать должен трибунал. Это регулярная армия, а не пугачевщина и не запорожская казачья вольница.