И только лошади летают вдохновенно - Екатерина Кастрицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Был суд, и мы вместе радовались тому, что лошадь вскоре попадет в настоящий дом.
31 декабря Ира попросила меня поехать с ней в Мир — забирать Символа. Когда мы вошли в сарай, где его держали, вначале решили, что там пусто: из кромешной темноты не раздавалось ни звука. Потом раздалось робкое «гу-гу-гу!» Он был там, привязанный к стене, а под ногами валялись куски перегородки. В коневоз конь запрыгнул, казалось, с радостью, как будто знал, что его навсегда увозят из этого страшного места.
7 января я навестила их, чтобы поздравить с Рождеством. «Видишь, сказки иногда становятся былью», — улыбнулась Ира. А Символ по давней привычке лизнул мне руку. И, как будто дурачась, высунул язык в тот момент, когда я попыталась его сфоткать. Тогда казалось, что все плохое для них уже позади, а впереди только хорошее, и сказка действительно может стать явью, стоит только очень захотеть.
Потом мы созванивались, я узнавала, что все у них хорошо, получала приглашение зайти в гости, благодарила и говорила, что «обязательно, только немного попозже, вот только разгребусь с делами». И все время откладывала, потому что дел меньше не становилось. Тогда я не знала, что больше его не увижу. И Рыжуля так и не узнает, что случилось с его первым и самым лучшим другом…
Жизнь все же мало похожа на сказку. И больнее всего она бьет, когда ты к этому не готов.
Символа отравили. Все догадывались, кто, но доказательств не было.
Уходил он тяжело. После суток мучений, когда его пытались спасти. В 4 часа утра он вдруг встал, и Ира, решив, что самое страшное уже позади, рванула за попоной, чтобы укрыть коня. А когда вернулась, все уже было кончено.
Впрочем, он ушел любимым. И в последние месяцы был впервые в жизни по-настоящему счастлив. Не каждой лошади выпадает даже такая судьба. А там — кто знает, что ждет каждого из нас там? Возможно, он сейчас пасется на зеленых лугах, и ничто больше не омрачит его счастья. Сочной травы тебе, Символ!
«Приветы из прошлого»
Почему-то у большинства людей, знавших Рыжулина уже в «мой поздний» период (у нас на даче или на Штотце), складывалось мнение о нем как о лошади непробиваемо спокойной. Это и так, и не так.
Он никогда не был агрессивным, это правда. Никогда, ни разу за все время нашего знакомства ему не пришла в голову мысль намеренно причинить человеку вред. Но имелась одна особенность, которая поначалу изрядно осложняла нам жизнь, а затем проявлялась крайне редко, но все же… все же…
Не знаю, был ли это результат больше ратомско-покатушечной зашуганности, общего недоверия к людям или нежной нервной системы, а может, всего вместе — но он поначалу был жутко пугливым. Причем испуг моментально перерастал в панику, и в этот момент лошадь выпучивал глаза, стекленел, напрягался, переставал меня слышать, а в голове у него совершенно определенно крутилась одна мысль: «Бежать! Как можно быстрее, любой ценой!» И тогда уже ничего нельзя было сделать.
А боялся он всего: полиэтилена, распылителя, резких движений (вернее, поначалу любых движений), уколов, собак, машин, громких и резких звуков… Пожалуй, этот список можно продолжать и продолжать.
Но если с материальными «страшилками» я знала, что делать, и успешно к ним коня приучала, то были еще и совершенно непредсказуемые взрывы, когда он накручивал себя на, казалось, пустом месте. Так бывает у переживших психотравму, людей в том числе, когда какой-то внешний стимул (иногда самый безобидный) воскрешает в ощущениях что-то страшное. Это похоже на глюк, когда кажется, что вот сейчас будет плохо, конь все больше заводился, и переубедить его было просто невозможно. Он НЕ СЛЫШАЛ.
Такие взрывы были тем хуже, что их нельзя было предугадать и предупредить. И приучать было не к чему вроде бы. И что делать с этим — я даже не представляла.
Впрочем, постепенно, чем больше он привыкал к нам, чем более крепло базовое доверие к миру, тем меньше приступов паники становилось. Конь научился думать прежде, чем куда-то ломиться.
Но иногда это было сильнее его. Такие приступы паники я называла «приветы из прошлого». И чем реже они случались, тем неожиданнее и пугающе для меня выглядели.
Три последних случая, произошедших, правда, с огромными временными интервалами, я помню очень хорошо.
Первый произошел у нас на даче во время пастьбы, когда еще он гулял на корде. Не знаю, на что его перемкнуло, но конь, стоявший совершенно спокойно, вдруг рванул так, что выдернул корду, карьером помчался прочь, выскочил на дорогу и полетел, выпучив глаза, в сторону райцентра, попутно перемахнув через примерно метровый заборчик.
Нашли мы его в 5 километрах от места побега, мирно пасшимся на обочине. Местные жители рассказали, что до этого места он несся галопом, потом остановился. Они пытались его поймать, но Рыжулька никого к себе не подпустил, а когда его все же ухватили за конец корды, выдал такую свечку, что коня предпочли оставить в покое и караулить на расстоянии.
Второй случай подобного рода приключился с нами в Зазерье. Мы возвращались с пастбища, он шел совершенно спокойно, благополучно миновали парочку грузовиков и трактор, уже почти дошли до территории спортшколы, как вдруг корда рывком вылетела у меня из рук, а конь стартанул хорошим таким галопом.
Все бы ничего, но когда я осознала, что корда тянется по дороге, на которой ее вот-вот догонит трактор, и что будет, если он на эту корду наедет… От помутнения рассудка меня спасло то, что тракторист, видимо, тоже оценив ситуацию, остановился и подождал, пока я выловлю беглеца, который, впрочем, к тому времени успокоился уже. Но именно после этих двух случаев я решила, что безопаснее как-то все же гулять без корды. Тем более что за исключением тех случаев, когда волочащаяся следом корда могла всерьез представлять угрозу для жизни, мы и без нее гуляли прекрасно.
Ну а третий и последний
