Я тебе объявляю войну, девочка! - Яна Лари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На черта я его купил?
— Еще не поздно передумать…
Света с любопытством вглядывается в мое каменное лицо, выискивая, наверное, следы сомнений. А их там не будет. Я принял решение, назад дороги нет. Но мне жуть как хочется на нее рявкнуть.
Неужели трудно хоть на время заткнуться? Просто помолчать. Разве я много прошу?
— Ты настояла, чтоб отговаривать меня? — Искоса стреляю по ней хмурым взглядом. — Женская логика во всей своей красе…
Заодно вспоминаю, почему я недолюбливаю весь женский род. Непостоянные, взбалмошные и лицемерные создания.
— Да что с тобой не так?! — недовольно хмурит брови. — Я просто хотела сказать, что если дело только в этом… Не нужно мне ничего доказывать.
— Не надо учить меня, что мне делать, ладно? — срываюсь я. — И тем более придумывать причины моим действиям. Это просто аттракцион. Проверенный временем. Безопасный.
Практически…
Арка перед турникетом украшена металлическим солнцем. Порыв ветра прибивает чертов шар к торчащему из нижнего луча краю проволоки. Шарик громко лопается, кровь стучит в голову, еще громче каркают вороны…
Молча проходим через турникеты на платформу посадки и под руководством оператора занимаем места в кабине колеса. Пока он закрывает дуги безопасности и застегивает на нас широкие ремни, демонстрирую всем своим видом расслабленность. Это требует стольких усилий, что не улавливаю, в какой именно момент у меня в области легких начинает собираться что-то холодное. Будто земля под моими ногами разверзлась.
Началось…
От земли всего метра три, но я уже жалею о том, что сел на этот дьявольский бублик. Жалею с каменным лицом, сосредоточившись на панике организма.
Я способен удержать себя на месте, но не могу влиять на общее состояние. Ноги ватные, подступают мысли, что от падения нас отделяет только кабинка и поручень, голова кружится, сердце колотится громко и сильно…
Черт, я настолько боюсь высоты, что в детстве отказался рассказать стишок со стула. Дед на весь банкетный зал прорычал, что я слабак. Уверен, именно тогда он впервые задумался о том, что вычеркнет меня из завещания. Впрочем, Славу старый маразматик вычеркнул тоже. Все отойдет благотворительным фондам.
Стараюсь как идиот считать вдохи и выдохи, но безрезультатно. От случайного взгляда вниз глаза раскрываются шире, чем это в принципе заложено природой. Когда Светик чуть не въехала кому-то в зад на светофоре мне не было так страшно! Боже, меня захлестывает такая паника, что я готов умереть прямо сейчас. Пройти через чистилище, гореть в аду, лишь бы оказаться на твердой почве.
Но проклятая кабинка поднимается все выше.
Дрожащей рукой я ослабляю галстук, снимаю его через голову и убираю в карман. Не хочу быть придушенным, если повисну на нем при падении!
Я почти не дышу, прислушиваясь к каждому скрипу, чтобы не пропустить момент, когда механизм сломается. Если сожму крепче поручень, это меня успокоит? Не факт. А вот выглядеть в глазах Светы буду комично.
Этого она добивалась?
По-любому…
Рассеяно смотрю перед собой — она белее мела. А вдруг мы здесь зависнем? А вдруг я ее вижу в последний раз? Ее, осень, огни ночного города…
Бляха, мысли у меня — откровенный маразм! Но моя крыша кренится от высоты.
Почему я не отказался? Зачем позволил Свете взять меня на слабо, как мальчишка? Начерта вообще поперся в этот парк?! Лучше б сразу задрал на ней под юбку и заделал ребенка! Потом разбирались бы.
Я в этой финансовой гонке жизнь свою просрал и не заметил. Как Слава огрызаться стал, как безнадежно ушли от семейного бизнеса его интересы, как сам облажался. Офис-проекты-сдача объектов, все на бегу, вечно мало времени. Для кого это все? Кому оставить дело? У всех знакомых одногодок уже сыновья подрастают, а то и по два.
А-а-а!!! На кой мне столько денег? Я так хотел доказать всем хейтерам из прошлого, что достигну высот, а достиг сраного пика и здесь же подохну — на самой вершине колеса обозрения. Спасибо, вселенная!
Глядя волком в восковое лицо Светлячка, я молюсь только об одном — чтоб не тронуться.
Боже… Я исправлюсь! Буду терпеливым и добрым! Перестану грязно играть! Я уже над этим работаю! Перед Светой загладил косяк, работу ей организовал непыльную. Да, пришлось надавить. Да, приврал, что Света — моя молодая любовница. Это же ничего не меняет. А кто бы поверил в басню, что я суечусь просто так? Без личной выгоды.
Да мне даже тридцать еще не исполнилось! У меня проект незавершен, наследник не зачат, чтоб умереть спокойно.
Наконец, кабинка останавливается. Я вытираю галстуком взмокший лоб, и на ватных ногах ступаю на землю, все еще не веря, что кошмар позади и чувствуя, как холодный пот течет по спине.
— Ну же, Светлячок, на выход! — Зыркаю недобро на мелкую мерзавку, организовавшую мне свет в конце тоннеля.
Вздрогнув, она тянет губы в виноватой улыбке. Меня это бесит. Я что, на клоуна похож?
Света не сразу, но все же подает мне руку. И замирает как кролик перед удавом, уставившись на меня. Собралась сбежать на второй круг?
— Спускайся! — Кивком показываю вниз, но она не двигается с места, застенчиво кусая губы. — Иди ко мне, мать твою!
Психанув, просто дергаю ее на себя, как безвольную куклу. В шею мне врезается взволнованный всхлип.
От адреналина меня затапливает возбуждением. Мгновенно про обещания свои забываю, про терпение, про доброту — про все! Больше я на этот стремный аттракцион не сяду, чего мне бояться?
А вот ребенка ей все же заделаю в срочном порядке. Не хочет — заставлю, есть тысяча способов. Если женщина тебя не слушается, значит это не твоя женщина! А мне надо, чтоб моей была! Конкретно эта убийца нервных клеток.
Глава 22
Света
— А этот что здесь забыл? — Сестра недружелюбно косится на возвышающегося за моей спиной Вадима.
— Замерз, — опережает он меня и продолжает беззастенчиво врать: — Меня Света на чай пригласила. Еще вопросы будут?
Она как-то неуловимо съеживается и переводит на меня обвиняющий взгляд.
— Тебя Слава искал. Я звонила, ты не поднимала.
Чувствую, как вспыхивают мои щеки. Нужно было видеть лицо Злобина на колесе обозрения. В покойнике и то больше красок! Все, о чем я тогда думала, не доехать бы до земли с остывающим трупом. А потом отходила, так жестко, что звонил ли мне кто-то в дороге — не вспомню.
Ну придурок же! Зачем полез, если страх настолько запущенный?
Он должен
