Близнецы Фаренгейт - Мишель Фейбер

Выглянув наружу, — как раз перед тем, как вдернуть голову внутрь экипажа, — он различил призрачно-бледные лица, безжизненно всматривавшиеся глаза, серую плоть, проступавшую из-под драных, изношенных до ветоши одежд. Теперь же ему казалось, будто он видит перемежаемые несколькими ударами сердца голые ладони, которые ощупывают окно кареты — и всякий раз иные. Но ведь такого просто не может быть! Фантомы разгулявшегося воображения! Да, но вот это — разве это не еще одна призрачная ладонь? И едва явившись его взорам, не ведавшие, что такое перчатка, пять пальцев исчезли. И мистер Кларк, набравшись отваги, снова сдвинул стекло.

— Ты что, протолкнуться сквозь них не можешь? — крикнул он незримому кучеру. Ответа мистер Кларк не получил, заменой оному стал неразборчивый, слитный гомон обступившей карету толпы. Лошади больше не всхрапывали и упряжью не звенели; собственно, ничто не указывало на то, что карета все еще запряжена лошадьми, — они могли выпрячься, сгинуть, оставить карету тонуть во рву, заполненном человеческими отбросами. И мистер Кларк, чтобы уберечься от вони, со стуком закрыл окно, напомнив себе, что ему должно бороться со страхами, способными лишить его мужества.

Но вот же! Вот, опять, за стеклом! Ведь это вне всяких сомнений ладонь, женская, ведущая голыми пальцами по стеклу — и что там звучит за ним, не смешок ли? Еще ладонь! И снова она ползет по стеклу, и снова раздается смешок! Да понимают ли эти женщины, что посягательство на частную собственность — не шутка? Не диво, что лучшей, чем в кожевне, работы они найти не смогли, при этакой-то неотесанности!

Кларк зажмурился, успокаивая себя тем, что шествие женщин скоро закончится, не мог же он, и в самом деле, поверить, будто работницы его, сколько бы их ни было, выросли в числе настолько, что из них смогла составиться даже и та толпа, что уже протекла мимо кареты. Разумеется, число их конечно и у каждой есть убогий домишко и убогие детки, которых требуется кормить; а работа, если она хоть вполовину так изнурительна, как уверяют они его десятника, должна же внушать им потребность в сне. Так ведь нет! К ужасу мистера Кларка, карета начала раскачиваться взад и вперед, стены ее затрещали, пол поплыл под ногами его. И мистер Кларк снова открыл глаза и увидел в окошке лицо: женское, бледное и красивое, с приоткрытым ртом, из которого вылетал мутивший стекло парок. Волосы женщины липли ко лбу, намоченные дождем, глаза были темны, как две ямы. Он видел ее лишь миг, а после лицо отскользнуло вбок, и карета поднялась, точно лодка, оставленная без привязи, на приливной волне.

— Опустите меня, — взвизгнул он. — Опустите!

Но они его не опустили.

Вспомнив о ноже, мистер Кларк стиснул его рукоять, распахнул дверцу кареты и выставился в мглистую, клубящуюся тьму, готовый резать без разбору любую плоть, кости и сухожилия, какие теснятся под ним. Но прежде, чем лезвие успело впиться хоть в кого-то, могучая рука, багровая и неистовая, как освежеванный заживо горностай, выпросталась из мрака и вцепилась в черную намасленную бороду Кларка. Один безжалостный рывок — и он полетел, кувыркаясь, по воздуху.

Тело Аштона Аллана Кларка за семьдесят лет, прошедших после его исчезновения, обнаружить так и не удалось, и за это время родня несчастной, убитой им девушки успела проститься со всеми надеждами предать его суду, а «Кожевня Кларка» пала жертвой поджога и обезлюдившее нутро ее обратилось в золу и пепел, пожранные накрывавшими все небесами.

Согласно показаниям человека, правившего каретой, в которой мистер Кларк в последний раз прибыл в Альтчестер, поездку эту он начал бескровно бледным, извергавшим с каждым прерывистым выдохом пагубные химикалии; возница полагал, что хозяин направляется к доктору, на операцию, и потому спешил, как только мог. Однако, проделав лишь половину пути, — карета как раз пересекала по узенькому мосту реку Альт, — мистер Кларк вдруг отворил ее дверцу и, по-видимому, обуянный горячечным обманом чувств, спрыгнул в черную воду.

Тело его (как выяснилось много позже) заплыло в устье огромной чугунной трубы, одной из нескольких, выбрасывавших прямо в реку Альт отходы кожевенного производства. Дородность тулова мистера Кларка позволила оному обратиться в своего рода затычку этой трубы, — затычку, которая, посмертно распухнув, стала решительно непроницаемой. Разумеется, закупорка трубы не осталась не замеченной, однако средств на починку общественных сооружений в Альтчестере прискорбным образом недоставало, и прежде чем были приняты необходимые меры, прошло несколько месяцев — да и эти-то меры свелись к тому, что водолаз пошуровал в трубе примитивным орудием, раздирая и выскабливая непонятную пробку, пока забивший из трубы поток всякой дряни не отбросил его далеко в сторону.

И наконец, в 1931 году, город Альтчестер перестроили, переименовали и очистили от грязи, реку Альт отвели в новое русло, а всю землю, что окружала когда-то кожевню, основательно перелопатили. В те же дни чугунную трубу продули и оставили на несколько месяцев сушиться под солнышком. Когда же ее, наконец, подняли краном над землей, она извергла наистраннейшее существо: совершенно цилиндрическую, сильно смахивавшую на выдру зверюшку с рудиментарными лапками и жабьей, широкопастной мордой, пустой снутри, точно дамская муфта. До 1989 года чучело ее показывали всем желающим в Музее естествоведения, а там какой-то не установленный окончательно огрех в условиях хранения привел к тому, что она, наконец, протухла, да так, что ничего уж поделать было нельзя.

Несовершенство качества

Лаклан работал детективом. Восемнадцать лет, образования, считай, никакого, плюс пара здоровенных костистых кулаков. Какое-то время он управлял вилочным погрузчиком, но это занятие пришлось ему не по нутру. Вот он и подался в детективы. Платили за это дело не так чтобы много да и часы работы были не из лучших, но, с другой стороны, иждивенцев у Лаклана не имелось, зато имелся сверкавший новый автомобиль с автоматически открывавшимися и закрывавшимися окнами, а еще CD-плеер. Берегитесь, преступники: Лаклан уже рядом.

Естественно, преступникам вечно было невдомек, что Лаклан уже рядом. В том то вся и штука. Когда Лаклан их брал, они здорово удивлялись — думали, наверное, что детектив должен походить на Коломбо: плащ, сигарета. Что лишний раз доказывало, какие они идиоты. Начать хотя бы с того, что курить здесь не разрешалось.

Золотое правило детектива таково: Не Верь Ни Единому Человеку. Преступники, они ведь бывают разные — всех возрастов, всех форм, размеров и полов. Ну, то есть, обоих.

Лаклан еще издали приметил за мельтешением всяких бездельников топавшую в его сторону миссис Уэймот. Та была, как и всегда, безупречна — крашенные в рыжеватый тон волосы покоятся, где им положено, удерживаемые лаком и заколками. Его она пока что не увидела — все внимание миссис Уэймот поглощала стопка бумаг, которые она просматривала на ходу. Лаклан хоть и отрастил на нее зуб, но все же не мог не залюбоваться уверенностью, с какой она вышагивала, даром что была на высоких каблуках и ноги ее стягивала узкая, до колен доходящая юбка, а торс обременяла грузноватая грудь. Некрасивое квадратное лицо миссис Уэймот стало еще некрасивее оттого, что она хмурилась, читая бумаги, но все равно, выступала эта баба, что твоя модель.

Когда она подошла достаточно близко, чтобы пуля не зацепила кого-нибудь ни в чем не повинного, он жахнул ей в грудь из своего «Магнума». Удар пули выдрал ее из черных, без ремешков, туфель, тело миссис Уэймот полетело по воздуху, точно кошелка, набитая фруктами. Она грохнулась на полированный пол, кровь толчками била из ее груди — взломанный контейнер с товаром да и только. Для верности, Лаклан всадил в нее еще одну пулю и дряблое тело гадины отскользнуло немного по полу, купаясь в собственном соку.

— На два слова, Лаклан, — сказала миссис Уэймот, поравнявшись с ним у полок со свежими фруктами и овощами.

— Да? — негромко и уважительно пророкотал Лаклан. Вокруг них, волоча ноги, текла по проходу супермаркета человеческая масса, вяло предававшаяся поискам всего самого лучшего, что только встречается в жизни. Лаклан неохотно оторвал от нее взгляд, он-то знал, что кое-кого из этих существ соблазн невысоких цен влечет гораздо меньше, чем полное отсутствие цены.

Миссис Уэймот, похоже, было наплевать на то, какие недобрые дела могут вершиться за ее спиной. Она, не обинуясь, опустила руку в проволочную тележку Лаклана и вытащила банан — один из нескольких, только что опущенных им туда. Подержала его в воздухе между собой и Лакланом и сжала желтую тушку крепкими пальцами с малиновыми ногтями.

— Да? — поторопил ее Лаклан.

— Он мягкий, — сказала она, снова и снова тиская словно бы светящуюся кожицу. — Видите? Изнутри мягкий.