Звездный час «Весты» - Евгений Веникеев

— Компания проклятых идиотов, — пробормотал он и от души пожелал встретиться с «Константином» в открытом море днем, когда тому не помогут минные катера.

20 июля стало известно об образовании отдельной эскадры в Черном море под командованием Гобарта-паши. Кроме флагманского броненосца «Ассары-Тевфик», в него вошли «Фетхи-Буленд», «Мухадем-Хаир» и колесная яхта «Сюррея».

Образование отдельной эскадры очень обрадовало капитана Шукри-бея — будет покончено с надоевшей перевозкой толп турецких солдат, с исполнением роли транспортного судна. Но создавшуюся инерцию в этом деле не удалось вначале преодолеть даже Гобарту-паше. Как ни сопротивлялся он, но вынужден был согласиться на требование турецкого командования об использовании «Мукадем-Хаира» и «Фетхи-Буленда» для перевозки разного рода припасов в Сулин. Капитаны броненосцев не скрыли от адмирала своего неудовольствия, но он заверил их, что это в последний раз.

— И вообще, джентльмены, — сказал Гобарт-паша в заключение, — наша задача как можно скорее покинуть Константинополь. Пока мы здесь, наше объединение в эскадру и моя самостоятельность не более, чем фикция. Поэтому я на «Ассари-Тевфик» вместе с «Сюррейя» завтра же иду к Сухуму с последним, надеюсь, десантом. Вы же выходите в море по окончании погрузки. Назначаю рандеву в Сулине 25 июля. Пришедшему ранее прошу ждать сбора всей эскадры.

Вслед за флагманом с яхтой, приняв груз, в море вышел «Мукадем-Хаир». «Фетхи-Буленд» смог покинуть Босфор только вечером 23 июля.

И вот сейчас, утром следующего дня, Шукри-бей стоял на высоком мостике своего корабля, крепко держась за край бронированной плиты, закрывавшей его по грудь, и радостно смотрел на пытавшийся уйти от него русский крейсер.

— Проклятый «Константин», — прошептал он, — теперь-то ты попался!

Почему Шукри-бей был уверен, что перед ним «Константин», он и сам, наверное, не смог бы объяснить. Возможно, ненависть к этому страшному кораблю превратилась у него в своего рода манию. Он с наслаждением ощущал под ногами мощь своего броненосца. Паровые машины, изготовленные на известном заводе Моделей и Фильда, развивали 3250 лошадиных сил. Четыре котла нагревались двадцатью топками, извергавшими в небо клубы густо-черного дыма. Кочегарами работали турки-крестьяне, недавно оторванные от сохи, но это были дюжие парни, настолько запуганные на берегу разным начальством, что и в море были готовы работать до того, что скорее упадут, обессилев, в топку, чем прекратят кидать уголь.

Длина «Фетхи-Буленда» была равна 245 футам, ширина, по миделю, — 52, водоизмещение он имел 4700 тонн. Корабль был не совсем новый — спущен со стапелей Темзенского завода еще в начале 1870 года, но до сих пор считался одним из самых быстроходных судов турецкого флота. Инженер мистер Рид, по проекту которого он строился, настолько удачно выбрал обводы корабля, что два винта «Фетхи-Буленда», делая каждый по сто оборотов в минуту, смогли разогнать броненосец на мерной миле до 14 узлов! Самое интересное (и Шукри-бей радостно усмехнулся, вспомнив это обстоятельство), что истинная цифра скорости никогда не сообщалась журналистам и во всех справочниках (которые, конечно, имели и русские) ход «Фетхи-Буленда» был показан только в 11 узлов. Капитан «Константина», наверное, рассчитывает легко уйти, имея 12 узлов. Как он удивится, когда через час броненосец таранит его своим шпироном, если раньше не пустит на дно 9-дюймовым снарядом!

…На преследуемом корабле сверкнуло три огня, прямо с неба на Шукри-бея обрушился нарастающий свист, и почти рядом с левым бортом выросли столбы воды. По броне застучали осколки. Удивительная меткость стрельбы и синхронность падения вражеских бомб обеспокоили капитана броненосца.

«Если бы эти снаряды упали на мою палубу…- при этой мысли он невольно передернул плечами. — Впрочем, не попадут — они не могут правильно оценить мою скорость, а когда смогут, будет уже поздно».

Погонное орудие в это время перезаряжалось, а «Фетхи-Буленд» описывал пологую кривую, чтобы лечь на курс, параллельный с мнимым «Константином». Неподалеку от капитана два англичанина-лейтенанта колдовали над дальномером. Синие форменные турецкие сюртуки они носили, но упорно отказывались надевать фески, несмотря на отеческие увещевания Щукри-бея. Один из них ловил цель в перекрестке трубы, другой читал показания уровня на шкале.

— До цели? — отрывисто спросил капитан.

— 1800 ярдов, сэр!

— Приготовиться в каземате правого борта, расстояние 1800! — скомандовал Шукри-бей.

Дула орудий поползли вверх. Когда курс «Фетхи-Буленда» составил с курсом русского крейсера угол около пяти градусов, оба орудия правого каземата почти одновременно выбросили языки пламени. Броненосец содрогнулся от клотика до киля. Но в момент залпа корабль слегка клюнул носом на волне, и в бинокль было видно, как снаряды упали далеко от кормы противника, рикошетировали через него и дали еще два всплеска впереди.

К этому времени закончилось заряжение погонного орудия, стоящего прямо по оси корабля на баке, за бронированным бруствером.

Заряжалось оно, как и другие 9-дюймовые орудия, с дула, поэтому после каждого выстрела приходилось опускать ствол вручную вниз до уровня палубы, открывать там специальный узкий и длинный прямоугольный люк, опускать в него ствол, а там в подпалубном помещении стоял заряжающий аппарат. Зато теперь погонная пушка была готова, а выстрелившие орудия каземата начали заряжаться.

— Расстояние? — снова спросил Шукри-бей.

— 1600 ярдов, сэр!

— Прекрасно, — он потер руки, — мы догоняем. Огонь! Грохнуло баковое орудие, на этот раз с перелетом.

— Проклятая зыбь! — выругался капитан и обратился к вахтенному офицеру-турку:

— Пошлите стрелков на бак и приготовьте легкие орудия. Открывайте огонь залпами. Мы сметем все с их палубы!

Переводчик повторил приказ, турок поклонился и отошел. Вскоре внизу зазвучали команды и топот ног по палубе. Шукри-бей был достаточно опытным офицером, чтобы понять, что его противник, как и он сам, не имеет вращающихся орудий и наводит их корпусом корабля. Потому-то он и не держался в кильватере мнимого «Константина», а шел параллельным курсом, чтобы вынудить противника перед каждым залпом маневрировать, наводя свои орудия. Это еще больше снижало и так небольшую скорость русского парохода. Но Шукри-бей не был одновременно настолько безрассуден, чтобы просто следовать одним курсом, облегчая прицел вражеским артиллеристам. При всей уверенности, что преимущество хода и брони обеспечивают его неуязвимость, он не мог не ощущать беспокойства при мысли, что случится, если три русских бомбы одновременно взорвутся на палубе «Фетхи-Вуленда». Поэтому капитан вел броненосец зигзагами, стреляя попеременно то из погонного орудия, то из пушек левого или правого бортовых казематов. Русские бомбы продолжали прилетать часто и одновременно, но все время с перелетом. Это радовало англичанина — он понял, что русские не смогли правильно оценить скорость хода его корабля и целить с надлежащим упреждением.

После одного из залпов каземата правого борта он было с радостью подумал, что все кончено, — прямо у бортов русского крейсера взвились столбы воды. Очевидно, снаряды прошли вдоль бортов, образуя две длинные широкие пробоины, куда сейчас врываются потоки воды. Но противник не тонул, а ответил залпом, причем средняя из трех бомб взорвалась так близко от форштевня, что если бы не броневой пояс, носовая часть «Фетхи-Буленда» была бы разворочена.

Снаряды со скрежетом пронеслись вдоль бортов «Весты» и взорвались впереди, окатив бак водяными потоками. Старший офицер бросился к правому борту, а Володя по знаку Баранова — к левому. Перевесившись через леера, придерживая рукой фуражку, он глянул вниз, ожидая увидеть развороченный борт, но увидел только длинную глубокую вмятину в том месте, где снаряд скользнул по обшивке. Тотчас поспешив назад, он по спокойному лицу Перелешина понял, что и с его борта все благополучно.

Старший офицер в рупор объявил команде, что снаряды просто скользнули по борту, чем полностью успокоил матросов. Они уже привыкли к тому, что снаряды броненосца не причиняют им никакого вреда. Хотя турок и стрелял довольно точно, но зыбь мешала прицеливанию. Одни снаряды с воем пролетали над палубой, взрываясь перед форштевнем, другие падали за кормой. При этом они рикошетировали от поверхности воды и опять проносились над «Вестой». Единственный урон, что понес пока пароход от огня врага, — несколько перебитых снастей такелажа.

Но сделав свое оптимистическое заявление в рупор, Перелешин тихо сказал Баранову:

— Николай Михайлович, глубокая вмятина уходит под ватерлинию, как бы не было пробоины в подводной части.

— Пошлите боцмана, пусть осторожно, не привлекая внимания, осмотрит трюм. И скажите, чтоб молчал! И немедленно прикажите разблиндировать мостик, перенесите все эти тюфяки на борта и палубу у машинного отделения. Не возражайте, это категорический приказ. Дело становится очень серьезным. Не мы командуем ходом, а он!