Выбор – быть человеком! - Ольга Войлошникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Павел Юрьевич посмотрел на меня поверх очков:
— Неужели вы берётесь за столь тяжкий труд из чистого альтруизма?
— Конечно же нет! Вы не понимаете наших реалий, уважаемый. Новый мир сильно отличается от старого. Баронство нуждается в людях в первую голову из соображений пассивной безопасности. Большого трудно съесть — это понятно? Ну вот, как слона. У взрослого слона в природе очень мало потенциальных врагов. Во-вторых, вложение наших усилий по своей интенсивности и продолжительности пропорционально неизмеримо меньше того периода, когда человек будет здоров и полезен для общества. Люди, видите ли, настраиваются лет на пятьсот-восемьсот жизни. Ну, и в-третьих, бо́льшую часть тяжёлой и нудной работы буду делать не я, поскольку у меня весьма приличный штат помощников. Так что я вполне могу позволить себе широкие жесты.
Он хмыкнул.
— Мама ни за что не согласится, — вдруг сказала Наташа. По бокам рта у неё вдруг проступили горькие складки, и стало видно, как же сильно устала эта девочка…
— А ты? — во мне вдруг проснулся вербовщик.
— Я… я вижу, что для Серёжки это был бы выход.
— Да нет, зайка. Я спрашиваю: ты хочешь к нам? Сюда? Здесь хорошо, точно тебе говорю. Папа на даче диссу пишет. Мама упивается самопожертвованием. А ты — к нам. Нахрена тебе эта журналистика, какое в ней счастье?
Она вдруг покраснела и зашмыгала носом. Встала. Прям, сама решительность.
— Нет! Одна я не согласна! Папа!..
ПОЧТИ ШПИОНЫ
Наталья
Отец подвёз её к реабилитационному центру и спрятал форда за углом соседнего дома. На дорогах было пустовато — на такую ледяную кашу осмелились вылезти только те, кто успел вовремя переобуться. По скользкой до безобразия дорожке она доковыляла к боковому входу (центральный, следуя таинственной и необъяснимой традиции многих учреждений, был закрыт) и длинными коридорами пошла в нужное крыло.
Историю они с отцом сочинили на ходу. Якобы, он позвонил и сильно просил мать быть дома. Хотел подъехать, поговорить о чём-то важном. О чём, Наташа вроде как не поняла — связь была плохая, а потом и вовсе прервалась. Собственно, это даже не было враньём, по итогу отец собирался поехать и серьёзно пообщаться с супругой.
Мама обрадовалась не очень: гололёд на улице, да и промозгло, хоть и снег перестал. Пыталась звонить отцу (телефон был «вне зоны доступа» — на самом деле отключен, конечно), нервничала и расстраивалась. Тогда Наташа зашла с козырей:
— Мам, ты езжай домой, дождись папу, поговори. Я останусь, подежурю сегодня. Выспись дома спокойно. Завтра к обеду приезжай, у меня только в два лекция.
Мать сдалась и засобиралась. И правда, когда в её жизни последний раз выходной был? Месяцев семь назад?
Наталья дождалась, когда мать скроется из виду — из окон больничного коридора было видно и длинную дорожку, тянущуюся к выходу, и даже остановку за сквером — и начала одевать брата:
— Серёга, с Джеком пойдём играть? — он замер и уставился на неё косоватыми глазками, Наташа аж испугалась: — Серёженька, ты помнишь Джека? Нашу собаку?
— Дзэка⁈ Дзэка⁈ Ула-а-а-а!!! — такое буйство восторга было ещё страшнее. Всё-таки сто двадцать радостных килограмм. Да и медперсонал может нагрянуть.
— Серёжка, одевайся скорей, а то Джек убежит!
В кои то веки уговор сработал! Серёга безропотно позволил одеть себе куртку и шапку. С остальным Наташа заморачиваться не стала. В машине тепло. А за порталом — вообще лето! Пока переобула, вообще вспотела насквозь. Всё, теперь делаем уверенное лицо!
На запертом выходе из отделения они столкнулись с медсестрой:
— Так, а вы куда? Не уходите! Сегодня психолог придёт, с поступившими беседовать!
Наташа мило улыбнулась:
— Знаете, маме пришлось домой отлучиться, она завтра будет. Можно на завтра встречу перенести?
Медсестра с сомнением сделала пометку в своих записях:
— Вы знаете, что во время тихого часа прогулки запрещены?
— Ой, простите, пожалуйста! Первый и последний раз, честное слово! Папа приехал просто с дачи, я уже обещала, — Наташа сложила ладошки лодочкой: — Мы быстренько, а то он раскричится сейчас, никакого тихого часа не получится…
— Натас, ну посли! — словно в подтверждение её слов громко загнусавил Серёга.
Медсестра сдалась:
— Ладно, только больше не нарушать!
— Больше никогда! — Наташа торжественно подняла правую ладонь и прошмыгнула в раскрытые магнитной кнопкой спасительные врата.
Дальше было просто. Серёга увидел отца с Джеком за оградой, сам побежал, сам забрался в машину, обнимал собаку и был счастлив. И на месте вылез без капризов, потому что Джек выскочил первым. Вылез и уставился на огромный светящийся портал, разинув рот. Потом посмотрел на зябко кутающегося в воротник отца и выдал:
— А там солныско! Я туда хоцю. Посли туда, пап!
Отец болезненно сморщился и кивнул ему:
— Иди, сынок. Я попозже.
Наташа заплакала, обняла отца, тоненько всхлипывая, потом вытерла слёзы и очень торжественно сказала:
— Привези мои вещи и… постарайся помириться с мамой, хорошо?
— Я постараюсь, дочь.
Они перешли границу и удивлённо остановились, потому что даже раннее августовское утро на Новой Земле приятнее и теплее, чем промозглый октябрьский день в Иркутске. Джек смотрел им вслед, насторожив уши, а потом рванул за лучшим другом и начал скакать вокруг, радуясь и облизывая Серёге руки.
А потом подошла невысокая женщина и позвала их покататься в тележке с лошадками. Лошади были большие и немного страшные, но Наташа села и Джек тоже, так что Серёга тоже залез. А потом сильно-сильно захотелось спать.
МОЙ ПЕРВЫЙ ВЗРОСЛЫЙ ПАЦИЕНТ «ИЗ СПЕЦПРОГРАММЫ»
Новая Земля, Иркутский портал — Серый Камень, 28.04 (августа).0005
Кельда
Мой первый взрослый пациент из «спецпрограммы» лежал на дне повозки, вытянувшись во весь свой немаленький рост. Спал. Рядом, настороженно поглядывая вокруг, лежал золотисто-рыжего цвета лабрадор. Охрана. Сестра парня с некоторым испугом смотрела на прямую, почти мертвенную неподвижность тела.
— Не бойся, это нормально, — ответила я на невысказанный вопрос; она вздрогнула — не ожидала от спины, наверное. — Сложные процессы идут в организме. Местами — полная перестройка. Сон щадит сознание.
— И… долго он?..
— Спать-то будет?.. Не знаю точно, но думаю, прилично. Часов десять-двенадцать, а может и больше, — ехать было ещё до фига, заняться так и так нечем — почему бы и не рассказать? — Видишь ли, по нашей прежней (староземской) жизни совершенно здоровых людей я при переходе не встречала. То то́, то другое. Нет, есть, конечно, физически крепкие или, допустим, хорошо тренированные… и всё равно что-нибудь да вылезет. Да и возрастные изменения тоже со счетов сбрасывать нельзя, — телега мягко качнулась, съезжая на мелкий брод через ручей и зашуршала по камням. — Так вот. Чем меньше отклонений от здоровой нормы — тем быстрее возврат в идеальное состояние. Многие на ногах переносят. Бегают даже, я бы сказала. И обратно — чем хуже изначальное состояние, тем медленнее идёт вот этот откат. С длинным сном, глубокими бессознательными периодами… Ну, ты понимаешь?
— Ага, — неуверенно ответила она и оглянулась; вокруг просыпался лес, барон вместе с ещё тремя мужчинами ехал впереди, негромко что-то обсуждая, копыта их лошадей глухо постукивали по лесной дороге. — А далеко ещё?
— Треть примерно проехали. Скоро будет отворот на каменоломню, это почти на середине дороги. Как мы ползём, дак часа полтора ещё ехать будем… Что касается твоего брата, я считаю генетические нарушения тяжелейшим дефектом. Так что, Наташ — не пытайся его будить. Лучше поспи, потом нужно будет дежурить рядом, чтобы как можно быстрее меня позвать. Я бы предпочла, чтобы проснувшись он сразу увидел родное лицо.
Она помотала головой.
— Не могу спать сейчас. Вот совсем. Я потом постараюсь не уснуть, правда.
— Ну, смотри.
По обеим сторонам от дороги поднималась тайга, изредка вдруг разбегающаяся в перелески или даже выпускающая из своей среды небольшие заросшие разнотравьем поляны. Лес кишел птичьей молодёжью. А уж по речным заводям и озёрам что сейчас делается — и сказать нельзя! Скоро, скоро многие собьются в клинья, потянутся на юг; зимой у нас потише.
ДОРОГА… КУДА?
Наталья
Дорога лениво поворачивалась, огибая бока пологих сопок. За очередным изгибом открылась развилка, неподалёку
