Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) - Михаил Иванович Одинцов

Собственно, расслоение по принципу отношения к новой власти началось еще в годы гражданской войны. Любопытное тому признание можно обнаружить в письмах Петроградского митрополита Вениамина (Казанского). В частности, еще летом 1919 года он сообщал митрополиту Арсению (Стадницкому) о деятельности в Петроградской епархии «демократического духовенства»: «Стараются образовать какую-то инициативную группу. Рассуждают об изменении церковного управления, делают всякие обещания духовенству, если оно вступит в число сочувствующих. Есть опасение, что может возникнуть церковный раскол. Состоящие на службе гражданской ставят вопрос ребром: духовенство должно сказать определенно и ясно: оно в числе сочувствующих или нет; проще – за власть или против»[62].

Думается, что цепь политических потрясений в стране, начавшись в феврале 1917 года и продолжаясь вплоть до изъятия церковных ценностей в 1922 году, не оставляла никаких надежд православному духовенству остаться «вне политики», занять «нейтральную позицию». Не оставляла, поскольку подавляющая часть паствы точно знала, что не хочет возвращения старых порядков и прежней жизни, но в своем большинстве не знала и не осознавала, как жить «по-новому». И, оказав в годы гражданской войны политическую поддержку большевикам, пока еще оставалась рядом с ними и поддерживала их политику, в том числе и по изъятию ценностей. В большинстве регионов России, признавая действия властей законными, православные епископы, приходское духовенство и рядовые верующие шли на союз с властью, добровольно передавали ценности, призывали верующих и все население страны всемерно помогать в борьбе с голодом. Если в 1917–1918 годах большинство православного духовенства, а тем более епископат, занимали однозначно отрицательную позицию в отношении новой власти, то к 1922 году ситуация изменилась: сформировался значительный слой православных священников, которые осознавали необходимость найти какую-то взаимоприемлемую форму отношений с новой властью, тем более что к этому их подталкивала просоветская позиция подавляющей части их паствы, для которых Советская Россия стала их «земным отечеством».

Весна – лето 1922 года – период бурного роста обновленческого движения внутри Российской православной церкви. Обновленческий вал прокатился по России. Совещания благочинных в Москве и Петрограде поддержали обновленцев. Признали ВЦУ в качестве высшей церковной власти Вологодское, Казанское, Тульское, Тамбовское, Уфимское епархиальные управления. К июлю 1922 года из 73 епархиальных архиереев 37 поддержали ВЦУ. Политические декларации обновленцев обеспечили им поддержку рядовых верующих: до 70 процентов приходов пошли за ним. Казалось, дни бывшей государственной Православной церкви сочтены!

В августе 1922 года в Москве, в 3-м Доме Советов – бывшей Московской духовной семинарии, прошел Всероссийский съезд представителей белого духовенства, сторонников «Живой церкви». Присутствовало около двухсот делегатов из 24 епархий. На съезде был избран новый состав ВЦУ во главе с протоиереем В. Красницким и окончательно сформулирована и утверждена программа «Живой церкви». Выделим в ней два основных положения: лояльность к власти и упразднение патриаршества. Кроме того, съезд постановил вынести на рассмотрение собора Российской православной церкви, планируемого на 1923 год, вопросы о снятии церковного отлучения с Л. Н. Толстого; о предании суду и отлучению от церкви участников Поместного собора 1917/18 года; о лишении патриарха Тихона священного сана за контрреволюционную деятельность против советской власти и за организацию «церковной смуты». 16 августа по специальному разрешению властей живоцерковники провели молебен в Успенском соборе Кремля, а 17 августа, по окончании съезда, делегацию во главе с В. Д. Красницким принял М. И. Калинин.

В воззвании съезда к духовенству и верующим говорилось: «Октябрьская революция освободила церковь от тяжкого ига помещичьего самодержавия, отделив ее от государства и, таким образом, предоставив ей свободу духовного развития и совершенствования. Но наши иерархи, эти князья церкви, тесно связанные своим привольным, безмятежным житьем с царской властью, конечно, не желали этого освобождения, так как оно было не в их расчетах, а только лишь в интересах белого, рядового духовенства и трудящейся паствы. Отсюда вполне понятно, почему они единодушно стали против разрыва церкви с государством и это необходимое и благодетельное решение гражданской власти белому духовенству, всем верующим России, как гонение на церковь и веру Христову»[63].

Решения августовского съезда белого духовенства активно проводились в жизнь группами «Живая церковь», во множестве образовывавшимися в областях и губерниях Советской России и постепенно подминавшими под себя приходы, сохранявшие верность Патриаршей церкви.

29 апреля 1923 года торжественной службой в храме Христа Спасителя с участием 12 епископов, 80 священников и 18 дьяконов открылся Второй Поместный собор Российской православной церкви. Давая церковному собранию наименование «Второй», обновленцы намеренно подчеркивали свое исключительное «право на преемственность» с исторической Православной церковью и тем самым «продолжали» историю церкви уже в новых, советских условиях. Для «тихоновцев» же этот собор вошел в историю как «разбойничий».

Рабочие заседания собора начались вечером 2 мая в III Доме Советов (бывшей Православной семинарии на Божедомке). Присутствовали 476 человек (в том числе более 60 архиереев), представлявшие 72 из 74 епархий церкви и различные церковно-партийные группы: «Живая церковь», Собор общин церковных… Древлеапостольской церкви, «Возрождение», а также и «беспартийные» группировки. Председателем собора избрали митрополита Сибирского Петра (Блинова). Повестка дня собора состояла из десяти вопросов. К собравшимся со специальным словом обратился почетный председатель собора митрополит Антонин (Грановский). Он осудил прошлое Православной церкви, решения Поместного собора 1917/18 года и призвал к деятельному участию церкви в «переустройстве жизни на новых началах»[64].

К главным вопросам: об отношении к революции, к советской власти и патриарху Тихону – соборяне приступили 3 мая, в три часа дня. Задолго до этого часа зал стал заполняться публикой, в ложах – иностранные корреспонденты, на хорах расставлены юпитеры для киносъемки. В точно назначенный час к залу обращается митрополит Сибирский Петр (Блинов): «Слово для доклада… предоставляется заместителю председателя Высшего церковного управления, протоиерею Александру Ивановичу Введенскому»[65].

Взгляды присутствующих устремлены к трибуне, на которой стоит высокий худощавый брюнет с восточным смуглым лицом. Два часа он держал в напряжении весь зал, представляя картину жизни церкви в последние годы, полные борьбы, ненависти, взаимных обвинений, надежд и несбывшихся мечтаний; призывая каждого ответить на вопросы: где, на чьей стороне правда – на тихоновской или обновленческой; благословить или анафематствовать освободительное движение в церкви? Введенский высказался за лишение патриарха Тихона сана и одновременно за упразднение самого института патриаршества[66].

Судя по занесенным в стенограмму выкрикам: «Правильно! Верно!», именно эти предложения вызвали среди слушателей наибольшие одобрение и поддержку. «Я знаю, – завершил свое выступление Введенский, – иногда церковным людям (в особенности находящимся за пределами этой залы) этот акт представляется нехристианским, актом сведения личных счетов, актом мести. Неправда… Я не сомневаюсь в том, что Собор, извергая Тихона из сана, сделает это со спокойной совестью, что это не акт мести, а Суд Божий, действующий через наше недостоинство… Церковь приветствует власть рабочих и крестьян. Она хочет полноты правды, она говорит: все отныне идем за Христом, и со Христом, осуществим