Игрушка Двуликого - Василий Горъ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты тут спишь, что ли? А если бы к нам ворвались убийцы?!
Кабар, согласившийся «задремать» рядом с кабинетом только после длительных уговоров Неддара, выхватил из ножен наш’ги и протянул его королю:
– Забери мою жизнь, ашер: я признаю свою вину…
Рукоять чужого Волчьего Клыка неприятно холодила руку и лежала в ладони, как какая-то коряга.
«Как он ими пользуется?» – угрюмо сдвинув брови, подумал Латирдан и, выждав несколько мгновений, швырнул оружие хозяину: – Вот еще! Лучше я буду считать, что за тобой – долг…
Потом оглянулся на кабинет, удостоверился, что портьера опущена, а свидетели куда-то убрались, и добавил:
– Давай за мной! Живо!!!
…Минут через двадцать, когда найденные посыльными члены Внутреннего Круга собрались в Малом Зале Совета, Неддар грохнул кулаком по столу и категорически отказался изображать интерес к кому бы то ни было:
– Надоело! Не хочу!! И вы меня не заставите!!!
В глазах собравшихся в комнате мужчин появилось непонимание.
– Почему?
Пришлось объяснять. Подробно. Упирая на то, что благодаря «добросовестности» графа Иора Варлана он – единственный человек на всем Горготе, в жилах которого течет кровь Латирданов. А ребенок, прижитый от связи короля с любой высокородной дворянкой, – слишком большой соблазн почти для любого, кто видит себя на троне.
Первого министра и камерария убедить не удалось – Упрямец, плодивший бастардов с завидным постоянством, отмахнулся рукой, мол, тоже мне, проблема. А д’Ож безучастно пожал плечами:
– До этого еще надо додуматься. А слух о том, что вы – подменыш, уже распространяют…
Что об этом думает Белая Смерть, Неддар знал и так. Поэтому уставился на барона Дамира и вопросительно приподнял подбородок:
– А что скажете вы?
Казначей задумчиво потер переносицу и вздохнул:
– Их светлости правы – появление у вас фаворитки затмит любые слухи и позволит дожить до жолтеня. Однако беременность высокородной дворянки рано или поздно выйдет нам боком!
– Вот именно! – воскликнул король.
– Поэтому, как мне кажется, имеет смысл сделать следующее: завтра утром, во время завтрака, я представлю вам свою племянницу. Амалия молода, красива и далеко не дура. Вы ее увидите и потеряете голову…
– А чем она лучше той же Ялиры? – хохотнул Упрямец.
– Графиня Тьюварр спит и видит себя в постели его величества… – фыркнул Кейвази. – А Амалия потеряла мужа во время последнего мятежа и по-настоящему безутешна. Кроме того, она безумно любит Этерию и никогда не сделает ей больно…
– То есть фаворитку она будет только ИЗОБРАЖАТЬ? – недоверчиво уточнил Неддар.
– Да, сир!
– А как же ее траур?
– Он ее убивает. В буквальном смысле. Поэтому я постараюсь убедить ее в том, что моей дочери необходима ее помощь…
…Когда Неддар осадил коня перед парадным входом в донжон и спешился, леди Амалия, гордо восседающая в седле, ощутимо напряглась. Еще бы – от того, как сейчас поведет себя король, зависел ее статус.
Свита – пара десятков придворных, изъявивших желание посетить лен Рендаллов вместе с верховным сюзереном, – тоже заволновалась: кто-то начал покусывать усы, кто-то подъехал поближе, чтобы ничего не пропустить, а пара особо любопытных даже привстала на стременах.
Здороваться с хозяином лена особой необходимости не было – Арзай Белая Смерть приехал в замок вместе с Неддаром, – поэтому Латирдан шагнул к кобылке баронессы и галантно поинтересовался:
– Вы позволите вам помочь, леди?
Девушка засияла:
– Вы так любезны, сир!
Потом оперлась на предложенную руку и легко соскользнула на землю.
– Вы легки, как перышко… – «восхитился» король.
– Для такого могучего воина, как вы, легки все женщины… – парировала баронесса. Но руки не отняла.
– А разве на Горготе есть кто-то еще, кроме вас?!
– Я могу считать это декларацией намерений? – прищурившись, ехидно поинтересовалась леди Амалия. – Или это только красивые слова?
«Точь-в-точь как мы договаривались…» – мысленно отметил Латирдан, жестом подозвал к себе слегка растерянного мажордома и приказал:
– Проводи нас в наши покои…
Глава 15
Баронесса Мэйнария д’Атерн
Первый день первой десятины третьего травника
…Кконцу пятого часа ожидания, когда в глазах женщин стали мелькать искорки сдерживаемого страха за своих детей, из черного зева пещеры послышался все убыстряющийся рокот барабанов.
– Кровь от крови твоей, Барс! – облегченно выдохнула Шарати и заулыбалась. Так, как будто Бог-Воин принял жертву не у кого-то еще, а у нее лично.
Хасия отреагировала иначе – раздула ноздри и с плохо скрываемой ненавистью уставилась на Уаттах, не отрывающую взгляда от входа в рей’н’и’ол и нервно теребящую уасти[122], перевитую золотой нитью.
Мне стало смешно – судя по всему, перестав ревновать Намора ко мне, моя тэнгэ возненавидела кого-то из тех айти’иар, которые только что получили право на петлю над правым виском[123].
– Если Тайка услышит Песнь Медвежьей Лапы, то Плакучая Ива захлебнется собственной желчью… – поймав мой взгляд, еле слышно фыркнула Шарати.
– А он что, собирается просить ее руки? – сообразив, что Тайка – это новая соперница моей старшей тэнгэ, и найдя взглядом своего бывшего жениха, стоящего среди воинов, спросила я.
– Угу… – хихикнула девочка. – Ты-то же уже замужем!
Я нащупала Свадебный Дар Крома, провела пальцами по искрящимся на солнце тирритам и улыбнулась: да, я была замужем! За Истинной Половинкой, ниспосланной мне Богами!
В этот момент из пещеры вырвалось троекратное «У-уэй», и мне стало не до Хасии и ее проблем – жертвоприношение закончилось, а значит, из рей’н’и’ола вот-вот должен был выйти мой муж…
…Первым на пороге пещеры возник увей, по случаю праздника покрывший бритую голову хеттом[124]. И, сделав десяток шагов, замер в самом центре полукруга, образованного хейсарами, ожидающими своих сородичей.
Выждал несколько мгновений, вскинул над головой жезл и поставленным голосом сообщил, что Бог-Воин принял все жертвы до единой.
Эхо от восторженного крика горцев еще металось в окрестных теснинах, а из рей’н’и’ола вышел еще один человек – мой муж. И неторопливо занял место не где-нибудь, а по правую руку от верховного жреца Бастарза!
Я опешила – раз в пещеру он заходил ПОСЛЕ аннаров, значит, и выходить должен был за ними!
Тем временем Кром с силой вбил в землю свой посох, поднял сжатую в кулак левую руку на уровень груди и медленно разжал пальцы:
– Барс сделал выбор!
Родители и ближайшие родственники тех, кто вот-вот должен был провести первый настоящий бой в своей жизни, завороженно смотрели на падающие на землю рогульки и шевелили губами. Видимо, просили у Барса достойных побед. А девушки на выданье, не нашедшие мужей в прошлый праздник Благословения Эйдилии, прихорашивались – одергивали араллухи, подтягивали шнуровки на ансах, и без того туго обтягивающих бедра, и приглаживали волосы, заплетенные в магас.
Несколько мгновений ожидания – и после оглушительного рыка увея на выходе из рей’н’и’ола показался аннар Усмаров, сопровождаемый шестью сыновьями[125], только что получившими право на меч[126].
Смотреть на вчерашних мальчишек, глядящих по сторонам с такой гордостью, как будто каждый из них только что обратил в бегство целую армию, было забавно. А еще забавнее – видеть, что им то и дело изменяет выдержка: проходя мимо Крома, шедший первым коренастый и довольно-таки широкоплечий юноша посмотрел сначала на предплечья моего мужа, потом на свои и слегка помрачнел, парень, замыкавший строй, улучив момент, вперил вопросительный взгляд в глаза одной из девушек-Царранов, а рыжеволосый ро’ори с перебитым носом, на миг забыв, что на него смотрят, пару раз по-мальчишески подпрыгнул.
Молодые воины других родов Шаргайла, выбравшиеся из святилища следом за Усмарами, вели себя приблизительно так же: задирали подбородки, нервно тискали рукояти своих Волчьих Клыков и с вызовом вглядывались в лица окружающих. А вот девушки, получившие имя перед статуей Барса, все, как одна, копировали поведение своих аз – не шли, а плыли, смотрели не по сторонам, а вперед, и не улыбались, а хмурились. Зато их магасы говорили за своих хозяек, причем намного больше, чем могли выразить лица ро’иар: шестеро из десяти утверждали, что их хозяйки жаждут крови и мечтают о победителе айге’тта, еще двое – о том, что они уже кому-то отдали сердца, а последняя пара скромно молчала – их владелицы были готовы выслушать Песнь от кого угодно.
