Другое имя. Септология I-II - Юн Фоссе

что выставила и после жалела об этом, велела ему убираться, а он из гордыни сей же час и ушел, однако, пока жил с Сестрой, он следил за домом и опять же маленько деньжат зарабатывал скрипкой своей, если, конечно, приносил домой крону-другую, а не пропивал разом все, но и тогда обычно притаскивал с собой несколько бутылок спиртного, так Сестра сказывала, но хотя бы дом он покрасил, один раз, этого у него не отымешь, говорит Аслейк, н-да, Сестру он навещает не так уж часто, говорит он, но в сочельник, теперь, когда Сестра живет одна, все-таки лучше побыть у нее, чем сидеть одному, и бараньи ребрышки у Сестры, как он сказывал, пальчики оближешь, говорит Аслейк и стоит, словно в задумчивости, потом глядит прямо на меня и спрашивает, не хочу ли я в порядке исключения справить сочельник с ним и с Сестрой, а что, было бы очень даже здорово, им с Сестрой вдвоем, конечно, хорошо, но побольше народу за столом ничуть не помешает, очень уж много воспоминаний наваливается, о Матери и Отце, а для Сестры – о муже ее, Скрипаче, который слинял и, по слухам, связался на востоке с какой-то бабенкой, так почему бы тебе не поехать со мной, говорит Аслейк, хотя спрашивать меня об этом без толку, он уж сколько раз спрашивал, пора бы и перестать, говорит он, ведь я никогда, никогда не соглашался, говорит он, а разве он не дарит Сестре на каждое Рождество картину моей работы? маленькую, завсегда одну из маленьких, и с тех пор, как осталась одна, Сестра каждое Рождество твердит, чтобы он спросил у меня, не захочу ли я отпраздновать следующее Рождество с ними за компанию, и признаться, он удивлялся, зачем это она без конца спрашивает, ведь я ни разу не приезжал, и он отвечает Сестре, что, мол, спрашивал меня не счесть сколько раз, а я ни разу не соглашался, и, кстати говоря, он подумал, что у Сестры есть, поди, какие-то задние мысли, ведь мы с ней примерно ровесники и оба одинокие, а многим – особенно женщинам, хотя нет, тут никакой разницы меж мужчинами и женщинами нету – вовсе неохота жить в одиночку, тем более что Скрипач слинял, просто ушел и не вернулся, оболтус этакий, даже не попрощался с Сестрой, а теперь вот, мол, связался где-то на востоке или в другом месте с какой-то бабенкой, далеко на востоке, кажись, в Телемарке, но на скрипке он играл хорошо, ничего не скажешь, и, по правде-то, Сестра небось потому и прикипела к нему, очень уж он хорошо играл, мастер, иначе не скажешь, говорит Аслейк

Да, ты рассказывал, говорю я

А есть такое, чего я не рассказывал? – говорит он

Тебе видней, говорю я

и опять мы оба молчим, стоим, глядя в пол

Стало быть, и в этом году не поедешь? – говорит Аслейк

Нет, лучше побуду дома, говорю я

Ты и в Рождество картины малюешь? – говорит Аслейк

Да, говорю я

и опять тишина

Даже в сочельник? – говорит Аслейк

Да, говорю я

Но бараньи-то ребрышки в сочельник употребляешь? – говорит Аслейк

и я говорю «нет», но не сразу, и Аслейк говорит: употребляешь, ты ведь получаешь от меня и ребрышки, и лютефиск[9], и дрова, и прочее в обмен на картину, которую я дарю Сестре, да и вяленую говядину тоже, у Сестры теперь цельная коллекция, почти что вся стена в гостиной увешана твоими картинами, три над диваном и не одна в коридоре, да повсюду, так что даже хорошо, что ты всегда давал мне маленькие картины, говорит Аслейк, хотя давал ты мне их из чистой скаредности, говорит он

В этом году можешь выбрать из тех, что побольше, говорю я

Спасибочки, говорит Аслейк

а потом добавляет, что теперь, когда вяленое мясо на косточках, которым он меня снабдил, почти съедено, опять же есть выход: я могу приготовить картофельные клецки, отварить их вместе с косточками и пригласить его на обед, мол, этакому обеду он завсегда рад, что греха таить, да с восскими колбасками, и свиными шкварками, и морковью, и брюквой, при одной мысли аппетит просыпается, говорит Аслейк, а я говорю, что, конечно, угощаюсь на Рождество и ребрышками, и лютефиском, но не в сам сочельник, ты же знаешь, Аслейк, я тебе рассказывал, говорю я, и, само собой, приглашу его на картофельные клецки, когда на косточках еще останется достаточно вяленого мяса и можно будет порубить их и отварить, говорю я, а Аслейк отвечает, что ему это, конечно же, известно, вдобавок он каждый год в адвент заходит ко мне либо ребрышек отведать, либо лютефиска, смотря чей черед, и в нынешнем году я, поди, приготовлю лютефиск, говорит Аслейк, и я киваю, я ведь тоже каждый год в адвент захожу к нему угоститься либо лютефиском, либо ребрышками, и в этом году он пригласит на бараньи ребрышки, и первым делом я всегда приглашаю его к столу, еда ведь гораздо вкуснее, когда ешь не в одиночку, говорит он, потому-то мы двое, пожалуй, не меньше трех раз трапезничаем вместе в рождественское время, дважды в адвент, и на Новый год всегда ужинаем вместе, либо у него дома, либо у меня, один год у одного, следующий у другого, и тогда непременно едим бараньи ребрышки, говорит Аслейк, но и ребрышки, и лютефиск обеспечивает он, Аслейк, он ловит рыбу, потрошит, сушит и вымачивает в щелочи, и барана тоже он откармливает, забивает, свежует, солит и коптит, говорит он, а я говорю, что никогда не любил Рождество, дурное это время, худшее в году, а самый дурной день – сочельник, с этими словами я иду в комнату, а Аслейк идет за мной, посредине комнаты мы останавливаемся, и я думаю, что в сочельник меня обуревает одно-единственное желание – заставить этот день исчезнуть, и я истребляю его посредством живописи, да-да, вот именно, и в сочельник вообще ничего не ем, пощусь, так сказать, и пишу, целый день с раннего утра и до самого вечера пишу, если не считать, что примерно часок среди дня сплю, вдобавок я не полуночник, так что обычно уже около девяти отправляюсь на боковую, и глупо, конечно, так думать, вдобавок это не совсем правда, хотя некоторая доля правды в этом есть, но единственное, что делает Рождество терпимым, не считая мессы, к мессе я хожу в бергенскую церковь Святого Павла в первый день Рождества, и не считая, конечно, работы над картинами, единственное, что делает Рождество терпимым, это размышления о молодом человеке и молодой девушке, которые влюблены друг в друга, ну вроде как Алес и я когда-то, только вот детей у нас не было, не сложилось… ох нет, нельзя мне думать об Алес, думаю я, слишком