Запомни эту ночь - Берта Эллвуд

Говорит как феодальный властелин, ни больше ни меньше. Снисходительно, покровительственно. Он снова начал обращаться с ней как с дефективным ребенком, мнение которого недостойно его внимания. Было время, когда она безоговорочно соглашалась с каждым его словом. Ее ведь так и воспитывали, в вере, что мужчины существа высшего порядка и что они всегда все знают лучше.

Мишель откинула назад голову и сказала:

— Беременная или нет, я все равно оказалась в положении отверженной жены, разве не так? — Она ослепительно улыбнулась ему, чтобы смягчить сказанное. Важно было не оттолкнуть его, а спокойно разобраться в прошлом. Возможно, он снова изменит свое мнение о ней и откажется от нелепых обвинений. — К тому же я никогда не согласилась бы выйти за тебя, если бы думала, что меня положат как ненужную вещь в ящик комода после рождения наследника. Я знала, что ты не жестокий человек. Это было…

Внезапно Мишель замолчала, перевела дыхание и положила ему на грудь ладони. Она ощутила через мягкий белый шелк тепло его тела и тяжелые удары сердца. Ей так хотелось его близости, но с этим придется подождать, хотя даже такое прикосновение заставило ее тело дрожать, а сердце биться быстрей.

— Понимаешь, мне говорили, что ты пользуешься большим успехом у женщин, у тебя есть опыт, — продолжала Мишель дрожащим голосом. Дыхание ее стало прерывистым. — Твои тетки наперебой рассказывали мне о твоих любовных связях с манекенщицами, танцовщицами, которые все как на подбор были ослепительными красавицами. Нет, по их мнению, в жены они не годились, но такие связи были необходимы молодому человеку для возмужания.

Мишель все крепче прижималась к нему, уступая настойчивому желанию своего тела. Может, он поймет? Она услышала, как он вздохнул и вдруг резко отвернулся от нее. Встревоженная, она смотрела на его напряженную спину.

— Филипп… я была девственницей, я даже с мальчиком никогда не дружила. Я боялась своей неопытностью разочаровать тебя. Страх был сильнее меня, я не могла от него избавиться. Понимаешь? Я постоянно думала, что ты сравниваешь меня с другими… красивыми, раскованными, которые знают, как доставить удовольствие мужчине.

Почему он отвернулся и не смотрит на нее? Почему? — в отчаянии думала Мишель.

— В ту первую ночь я была как замороженная из страха разочаровать тебя. Я понимала… понимала… — Мишель начала запинаться. — Трудно разговаривать с человеком, который упорно стоит к тебе спиной. От волнения на нее снова напало косноязычие. Но, взяв себя в руки, она сказала: — Я понимала, что ты не любишь меня… Ты выбрал меня только потому, что я ничего не требовала от тебя. Но я чувствовала, что ты увлечен мною, и решила, что этого будет достаточно. Хотя этого оказалось недостаточно, — уныло добавила она. — Если б ты любил меня, то не стал бы сравнивать с другими женщинами, ты бы научил меня искусству нежной страсти и освободил бы от страха. Но ты не любил меня, а самой мне было стыдно говорить на эту тему. Поэтому я отталкивала тебя, как только ты приближался ко мне. Не могла я еще раз подвергнуть себя унижению.

Тишина, только воркует горлица и ветер шелестит листвой в кронах деревьев. Почему он молчит?

— Скажи что-нибудь, — попросила она.

Филипп обернулся, и у Мишель перехватило дыхание при виде его лица. Что это? Позднее раскаяние? Сожаление? Печаль?

— Что ж, я должен признать большую часть высказанных тобой обвинений, — глухо произнес он каким-то отрешенным голосом и взглянул на часы. — Когда ты оставила меня, первым моим побуждением было поехать следом и притащить тебя обратно силой. — Филипп говорил неторопливо, словно подбирал нужные слова.

Странно, мелькнуло в голове Мишель, она-то считала, что он будет только счастлив избавиться от неугодной жены.

— Зачем?

Он уловил скепсис в ее тоне и слегка дернул головой.

— Что значит — зачем? Ты была моей женой. А Филиппу Бессону нелегко расстаться с тем, что ему принадлежит, даже с тем, что не особенно и нужно.

— И почему ты не поехал за мной?

А она вернулась бы с ним в усадьбу? Пожалуй, вернулась бы. Первые несколько недель после побега ей пришлось очень тяжело. Мучила мысль, что она собственными руками разрушила не успевшую начаться семейную жизнь. Она ненавидела себя за это. Если бы Филипп тогда явился за ней, она бы вернулась, понадеявшись на вечное «как-нибудь образуется». Но Филипп не явился, он даже не попытался с ней связаться, и она поняла, что отныне должна рассчитывать только на себя и что придется начать новую, самостоятельную жизнь.

— Передумал. — Снова беспокойный взгляд на часы. Казалось, он избегал встречаться с ней глазами, словно хотел дистанцироваться от нее. — Ты была, как бы это сказать помягче, очень незрелой. Не в том смысле, что ты была инфантильной дурочкой, такой ты меня бы не привлекла, но тебе не хватало уверенности в себе. Ты была замкнутой, ранимой. Я решил, что опыт самостоятельной жизни, без отца и мужа, направляющих тебя, позволит тебе повзрослеть. — Взгляд и голос его стали суровыми. — И я оказался прав. Ты повзрослела больше, чем можно было ожидать, моя дорогая. Секс определенно тебя больше не пугает. Единственное, что мне неизвестно, но очень хотелось бы знать: кто же тебя так здорово обучил?

— Филипп!..

Но Филипп быстрыми шагами удалялся в сторону дома по дорожке сада, окаймленной зарослями лаванды, которая под солнцем стала разливать в воздухе свой специфический аромат. Если он и услышал ее отчаянный призыв, то не подал виду.

Бросив мимолетный взгляд на кофейный поднос, Мишель решила вернуться за ним попозже. Необходимо было, хотя особой надежды на успех она не питала, попытаться еще раз убедить его, что за время их годовой разлуки она ни с кем не спала. Что он был ее первым и единственным мужчиной, что она его любит и хочет остаться с ним навсегда.

Мишель догнала мужа у арочного прохода в каменной стене, отделявшей внутренний двор особняка от сада. Сердце ее бешено стучало, лицо от волнения раскраснелось.

— Филипп… подожди!

По контрасту с ней он выглядел собранным и спокойным. Она никогда не видела его таким сосредоточенно-серьезным. Он посмотрел на нее, вопросительно выгнув бровь.

— Я хочу поговорить… хочу, чтобы ты выслушал меня… — Язык плохо слушался ее, мешала неуверенность в себе, она боялась, что ей не удастся убедить его в своей чистоте. Раз эта мысль мучила его все пять недель, он уже не избавится от нее так просто.

— Дорогая, разговор окончен. — В голосе его звучала обреченность, которая перевернула ей душу. Красивые серые глаза смотрели на нее с полным безразличием. — Разговор начистоту состоялся, он был мучительным, но необходимым, как ты понимаешь. А последние пять недель… что я могу сказать? — Он приподнял плечи. — Прекрасный сон. Но кто-то из двоих должен был очнуться и взглянуть в лицо реальности. Нам нужно было разобраться, почему наш брак оказался таким… — Филипп помолчал, подыскивая наименее болезненное слово, — таким нескладным. Ладно… — Он снова взглянул на часы. — У меня деловая встреча в Батон-Руж. Вернусь через два дня. Поговорим после моего возвращения. Только уже не о прошлом, а о будущем.