Сон в красном тереме. Том 1 - Цао Сюэцинь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты ничего не знаешь, – засмеялась госпожа Ван. – В том-то и дело, что он не такой, как другие. Пользуясь тем, что бабушка с малых лет любит и балует его, он и привык жить вместе с сестрами. Когда сестры не обращают на него внимания, он ведет себя спокойно; но стоит одной из них сказать ему лишнее слово, он приходит в такой восторг и начинает творить такие дела, что хлопот не оберешься. Поэтому я тебя предупреждаю, чтобы ты не обращала на него внимания. Он то ведет разумные речи, то вдруг на него находит какое-то затмение и он начинает болтать всякий вздор. Ты ему не очень верь!
Дай-юй только кивала головой.
Неожиданно вошла служанка и сказала госпоже Ван:
– Старая госпожа приглашает ужинать.
Госпожа Ван заторопилась, подхватила Дай-юй под руку и вместе с нею вышла из дому через черный ход. Они прошли немного по галерее в западном направлении, вышли из нее через боковую дверь и очутились на мощеной дорожке, тянувшейся с юга на север. В южном конце ее находился небольшой зал с пристройками, а на севере дорожка упиралась в белый каменный экран, за которым скрывалась небольшая дверь маленького домика.
– Это домик твоей старшей сестры Фын-цзе, – объяснила госпожа Ван, называя Ван Си-фын именем, которым ее обычно называли дома. – Если она тебе понадобится, ты всегда можешь найти ее здесь. Если тебе что-нибудь будет необходимо, говори только ей.
У ворот дворика тоже стояли наготове несколько мальчиков-слуг в возрасте, когда только начинают отпускать волосы[27] и собирают их в пучок на макушке.
Госпожа Ван и Дай-юй миновали проходной зал, попали во внутренний дворик матушки Цзя и вошли в дом через заднюю дверь. При появлении госпожи Ван ожидавшие здесь служанки сразу же принялись расставлять столы и стулья.
Жена Цзя Чжу – госпожа Ли Вань, подала кубки, Ван Си-фын разложила палочки для еды, и после этого госпожа Ван внесла суп. Матушка Цзя сидела на тахте, справа и слева от нее стояло четыре пустых стула. Ван Си-фын поспешно подвела Дай-юй к первому стулу с левой стороны и пригласила ее сесть. Смущенная Дай-юй стала отказываться.
– Не стесняйся, – с улыбкой сказала ей матушка Цзя, – твоя тетя и жены старших братьев кушают не здесь, а ты у нас гостья и по праву должна сидеть на этом месте.
Только тогда Дай-юй попросила разрешения сесть и опустилась на стул. Матушка Цзя велела госпоже Ван тоже занять свое место. Затем Ин-чунь и две ее сестры получили разрешение сесть. Ин-чунь села первой справа, Тань-чунь – второй слева и Си-чунь – второй справа. Возле них встали служанки с мухогонками, полоскательницами и полотенцами в руках. У стола распоряжались Ли Вань и Ван Си-фын.
В передней толпилось множество женщин и девушек-служанок, но стояла полная тишина, не слышно было даже покашливания.
Едва окончился ужин, служанки подали чай. Дома мать всегда учила Линь Дай-юй не пить чай сразу после еды, чтобы не расстроить желудок. Здесь все было иначе, но приходилось делать так, как делали остальные. Как только Дай-юй взяла чашку с чаем, служанка поднесла ей полоскательницу, и Дай-юй прополоскала рот. Потом все умыли руки, и был снова подан чай, на этот раз уже для питья.
– Вы можете уйти, – проговорила матушка Цзя, обращаясь к старшим, – а мы здесь немного побеседуем.
Госпожа Ван встала, произнесла несколько ничего не значащих фраз и вышла в сопровождении Ли Вань и Фын-цзе.
Матушка Цзя стала расспрашивать Дай-юй, какие она читала книги, и Дай-юй ей отвечала:
– Недавно прочла «Четверокнижие»[28].
Затем Дай-юй в свою очередь спросила, какие книги прочли ее двоюродные сестры.
– Какие там книги! – махнула рукой матушка Цзя. – Они только выучили по нескольку иероглифов!
Разговор был прерван, так как снаружи послышались шаги, и вслед за тем вошла служанка, доложив матушке Цзя, что пришел Бао-юй.
«Наверное, этот Бао-юй – вялый и невзрачный на вид…» – подумала про себя Дай-юй.
Взор ее обратился к двери, и тут Дай-юй увидела перед собой стройного юношу в красной, шитой золотом и украшенной драгоценными каменьями шапочке, которая придерживала связанные в пучок на макушке волосы; лоб его почти до самых бровей скрывала повязка с изображением двух драконов, играющих жемчужиной. На нем была темно-красная парчовая куртка с узкими рукавами и с рисунком из пестрых бабочек, порхающих среди цветов, перехваченная по талии вытканным цветами поясом с длинной бахромой в виде колосьев; поверх куртки была накидка из темно-зеленого японского атласа, обшитая бахромой, на ногах черные атласные сапожки на белой подошве. Лицо юноши напоминало светлую луну в середине осени и свежестью своей не уступало цветку, распустившемуся весенним утром; волосы на висках у него были гладкие и ровные, будто подрезанные ножом, брови – густые и черные, словно подведенные тушью, нос прямой, а глаза чистые и прозрачные, как воды Хуанхэ осенью. Казалось, даже в моменты гнева он улыбается и во взгляде его всегда сквозит нежность. На шее у него сверкало ожерелье с подвесками из золотых драконов, и на шелковой тесьме, сплетенной из разноцветных ниток, висела великолепная яшма.
Дай-юй испуганно вздрогнула, и в голове у нее мелькнула мысль: «Странно! Кажется, я его уже где-то встречала! Как знакомо мне его лицо!..»
Бао-юй справился о здоровье матушки Цзя, затем та сказала ему:
– Навести свою мать и возвращайся!
Бао-юй повернулся и вышел. Когда он возвратился, на нем был другой наряд. Волосы вокруг головы были заплетены в тонкие косички, каждая из которых заканчивалась узенькой красной ленточкой; затем все косички собирались на макушке и заплетались в одну большую черную и блестевшую, как лак, косу, в которой сверкали четыре большие жемчужины и украшение из драгоценных камней в золотой оправе. Одет юноша был в серебристо-красную шелковую куртку с цветами и дымчато-зеленые штаны из набивного сатина; на ногах – черные чулки с парчовой каймой и красные туфли на толстой подошве; на шее по-прежнему висели драгоценная яшма, ладанка с именем, ожерелье и амулеты. Лицо Бао-юя казалось густо напудренным, губы – словно накрашены помадой, взор нежный
