Стоит ли верить сердцу - Элисон Келли

Сев в спальнике, Пэриш мрачно выругался. Дьявольщина! Блю слишком хороший рингер, чтобы терять его.

Он торопливо выбрался из спальника и стал натягивать сапоги. Блю тоже автоматически занял сидячее положение.

- Что случилось, босс?

- Ничего страшного, не волнуйся, - быстро успокоил его Пэриш, потому что Блю уже взялся было за молнию на мешке. - Просто я вспомнил, что оставил дома кое-что важное. Я возьму белую "четверку", а если к утру не вернусь, скажи Расти, чтоб отправлялся на Номер Три, я подъеду туда.

- Давай, босс. А... что ты оставил? Пэриш подхватил седло и спальник:

- Оправдание.

Пэриш знал, что, когда он перемахивал через верхнюю перекладину на веранду, шпоры оповестили о его прибытии. Луны не было, а свет звезд не достигал земли. Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и повернул голову в сторону качелей.

Она сидела там, в густой тени, с поджатыми ногами, отвернувшись от него так, что он видел только ее профиль. Можно было подумать, что она прячется.

- Лучше скажи мне, что я сделал плохого, потому что я обычно равнодушен к надутым, если не знаю причины.

Она ответила не сразу:

- Я не дуюсь.

- Тогда почему ты отсиживалась в офисе и до самого отъезда не вышла?

- Я работала.

- Вздор, Джина, и мы оба это знаем. Она вздохнула:

- Ты прав, я избегала тебя. Доволен?

Он почувствовал, что получил удар в поддых.

- Крепко. Но хотя бы честно.

- Я всегда была честна с тобой, Пэриш.

- Черт! Четыре дня твое тело говорило мне одно, а сегодня утром твои губы пытались сказать что-то совсем другое.

Молчание. Напряженная темнота. Потом она отозвалась:

- Я сексуально увлечена тобой, Пэриш. И никогда не скрывала этого.

- Здесь есть доля правды, - уступил он, - хотя на самом деле ты хочешь доказать, что моя привлекательность для тебя только в сексуальности. Ты думаешь, что мне это должно быть приятно. Слишком уж похоже на эпитафию: "Пэриш Данфорд - король траханья!"

- Стоп! - Она повернула наконец к нему голову. - Это балаган, Пэриш! Ты разрушаешь все, что у нас было, а я этого не допущу.

- Я разрушаю? Я разрушаю! - Боль в груди он прикрыл горьким смехом. Знатно, Джина! Убийственно забавно! Черт, ты даже не знаешь, что я люблю тебя! Еще с того первого раза, когда мы с тобой предавались любви. Любви, Джина! - ревел он от боли. - Не сексу! Не симуляции экстаза, или какой там у феминисток термин, называй как хочешь! Я предавался с тобой любви, Джина, потому что я люблю тебя!

Он прервал тираду. В чернильной темноте слышалось его тяжелое дыхание. Джина даже не пошевелилась. Видит Бог, она должна была отреагировать хотя бы на его крик, если не на что-то большее.

- Черт побери, Джина, - произнес он сквозь зубы, - ты собираешься что-нибудь сказать? Сделай что-нибудь, хоть засмейся! Подтверди, в конце концов, что ты меня слышала.

- Я... я слышала, - отозвалась она дрожащим шепотом.

- И?.. - подтолкнул он с замиранием сердца.

- И... и... я тоже люблю тебя, Пэриш... - (Он схватился за стояк, потому что чуть не упал от облегчения.) - Но это... ничего не меняет.

Он радостно засмеялся и, одним прыжком оказавшись около нее, схватил ее за плечи:

- Как это "не меняет", черт возьми! Она покачала головой:

- Нет, Пэриш, я все равно уеду.

- Ради Бога, почему?

- Потому, - дрожащие руки гладили его лицо, - что твои мечты - это мои ночные кошмары.

- Ох, любимая, - он прижал ее к себе, - я понятия не имею, о чем ты говоришь, почему ты плачешь. Но мы сделаем все, чтобы избавиться от этого, клянусь, родная, мы сделаем все!

Больше всего на свете Джина хотела бы в это верить, но не верила. Покачав головой, она вырвалась из его рук и закуталась в плед, но холод был внутри нее самой.

- Джина...

Растерянность в его голосе почти разорвала ей сердце, хотя как это могло быть, если оно уже было разбито.

- Пэриш, ты говорил, что Мелагра - твоя мечта, какой бы тяжелой ни была на ней жизнь.

- Да, и что? И ты могла бы участвовать в ней. Я хочу этого больше всего.

- Но не больше собственной мечты. Недостаточно, чтобы отказаться от нее. - Она выслушала его проклятья почти с улыбкой. - Успокойся, Пэриш, сказала она ласково, - я не прошу тебя сделать это. Я не верю людям, приносящим самую суть свою на алтарь любви.

- Подразумевается, - выдавил он, - что с тобой произошло бы именно это, если бы я попросил тебя остаться.

- Нет, это то, о чем просила бы тебя я, если бы осталась, - поправила она мягко. - Прекрасно верить, что любовь преодолеет все, но, Пэриш, я по собственному опыту знаю, что это не так.

Он снова разразился проклятиями:

- Ты думаешь, если кто-то причинил тебе зло, то и я способен на это?

- Неумышленно. - Она замолчала, чтобы совладать с собой. - К несчастью, я из тех, кто готов держать руку над пламенем и терпеть, вот почему я поклялась не играть со спичками.

- Боже всемогущий, Джина! - Пэриш обхватил ее лицо ладонями и повернул к себе. - Я люблю тебя! Бросишь ты говорить ерунду и скажешь, наконец, в чем суть?

- Суть в том... - Она опять умолкла. Ей хотелось упасть в его объятия, но в глубине души она знала, что это сделает ее отъезд невозможным. - Суть в том... - Она прерывисто вздохнула. - Я очень люблю тебя, Пэриш Данфорд, но не смогу быть счастлива с тобой. Я не могу остаться. И не проси меня больше.

Джина вырвалась и убежала в дом и только тут дала волю слезам.

Прошло несколько минут, и она услышала, как завелся мотор "уты". И тогда она заплакала громко, в голос.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Шесть дней спустя упакованные вещи Джины стояли возле дверей спальни. Снэйк должен был отвезти ее на взлетную полосу, а Пэриш договорился с Роном Гэлбрайтом, что тот на своем самолете доставит ее в Маунт-Айзу к сиднейскому рейсу. Об этом сообщила ей Линн; Пэриш с той самой ночи на веранде встреч с ней не искал.

Джина вздохнула и в последний раз оглядела комнату. Странно, но теперь она не казалась ей спартанской. Точнее, существовала некая причина, по которой Джине печально было покидать ее.

Вот именно, некая причина, подумала она. Она не чувствовала печали, несчастье - вот что отныне будет в ее сердце. Джина бросилась на кровать. Гордиться своею решимостью или стыдиться ее? Наверно, она давно знала, что полюбила Пэриша, но боялась этим признанием усилить свою боль. Ведь произнесенное вслух игнорировать труднее. Она сама призналась Пэри-шу в любви и никогда не сможет забыть, как он сказал, что любит ее!

О Господи, она не собиралась снова плакать. Нет, нет! Она приняла решение и должна выполнить его!

- И выполню! - Джина пихнула подушку. - Выполню! Выполню! - Но ее клятве мешала память. Гулкая память! Вот так она и сидела, комкая покрывало, воображая одно, но смутно надеясь на другое.

- Джина, это Пэриш! Если ты там, подними трубку!

- О Господи, - прошептала она, не двигаясь. - Пэриш...

- Джина! Джина! Ради Бога, если ты слышишь, подними трубку. У нас несчастье!

Испуганная, она стремительно подлетела к передатчику, ее трясло.

- Я здесь, Пэриш! Я здесь!

- Где Линн?

Вопрос застал ее врасплох.

- Линн?

- Да. Где?

- Не знаю. Наверно, повезла детей в школу. Пэриш, что... Подожди минутку! Она как раз въезжает к себе во двор. Позвать? - Нажав кнопку телефона, она услышала, как он выругался.

- Слушай внимательно, Джина. С Расти несчастье. Очень серьезное. Займись ею прямо сейчас, я не хочу, чтобы она была одна, когда услышит об этом. Я дам тебе время добежать до нее, потом позвоню снова. Давай! - И рявкнул: - Быстрее!

Посчитав, что сейчас не время для расспросов, Джина бросила трубку комнаты, пролетела веранду, скатилась по ступенькам, прыгая через одну, и, спохватившись, что на ней туфли на высоком каблуке, на ходу сбросила их. Она спешила, не разбирая дороги, по кучам, щедро разбросанным на четырехстах метрах до Харрингтон-хауса, и грязь разлеталась из-под ее ног.

Впереди она видела только Линн, высвобождавшую Билли из детских постромок, та остановилась и пристально смотрела на нее.

- Вы что, хотите участвовать в следующей Олимпиаде? - поддразнила ее Линн, когда Джина была уже близко.

Глухо стукнув ладонями в машину, Джина затормозила.

- Пэриш только что звонил... по рации, - задыхалась она. - Случилось... несчастье.

Все краски схлынули с лица Линн:

- О Господи! Расти! Это Расти, да? Джина только кивнула.

- О Господи, нет! Что случилось? Ничего страшного?

Линн была в панике, Джина старалась сдерживаться:

- Я... я не знаю. Я... Так, позвольте мне забрать у вас Билли, и пойдемте. - Забрать спящего малыша у потрясенной матери оказалось нелегко. Боже, долго еще она будет пребывать в таком состоянии?

Отбросив непрошеную мысль, она позвала бредущую куда-то девчушку:

- Кейли! Кейли!

- Я не Кейли! Я - Келли!

Подавив глубокий вздох, она подняла Билли повыше:

- Все равно, пойдем.

Девчонка хоть и возвела глаза к небу, но повиновалась. Ошеломленная Линн все еще стояла возле машины. Джина ласково обняла ее за плечи и повела к дому.