Рыцарь Грааля - Юлия Андреева

– Было бы непростительно с нашей стороны, наградив одного из этих трубадуров, лишить права выступления во втором туре другого, – весело и звонко произнесла она. – И главное, лишить почтеннейшую публику радости еще раз за сегодняшний день услышать столь великолепных певцов.

Но прежде чем отшумели последние восторженные возгласы, благородный Рюдель взял слово. Улыбнувшись собранию, он подошел к Пейре и, обняв его за плечи, произнес:

– Будет несправедливым, благородные рыцари и прекрасные дамы, участники турнира, если я, забрав себе все лавры, обойду стороной молодого человека, которому во многой степени я обязан сегодняшней победой. Поэтому, дабы никто и никогда не смог обвинить меня в черной неблагодарности, я осмелюсь представить собранию великолепного трубадура, юного и прекрасного певца любви Пейре Видаля, который хоть и не был записан для участия в этом турнире, не менее прочих достоин здесь находиться. Поэтому я прошу благородных хозяев замка позволить моему другу Пейре Видалю занять мое место на этом турнире. Сам же я готов устраниться и взирать на его победы со смирением и радостью, ибо продолжать участие в турнире без инструмента для меня равнозначно выйти пешим против конного противника, – он развел руками. – Пейре Видаль не имел счастья родиться в дворянском семействе, и поэтому он надеется выиграть этот турнир, чтобы получить посвящение в рыцари из рук самой прекрасной королевы турнира, которую мне когда-либо приходилось лицезреть в своей жизни, – он поклонился раскрасневшейся от комплемента Бланке. – Я же, в свою очередь, благословляю его на этот поединок и обещаю всячески способствовать его судьбе в дальнейшем.

– Позвольте и мне просить за Пейре Видаля, – рядом с Рюделем встал его недавний противник Бертран. – Преклоняю колено перед королевой турнира прекраснейшей мадонной Бланкой и молю ее дать шанс этому юноше показать нам во всем блеске свой талант. Клянусь рыцарской честью и доблестью, что не стану принимать дальнейшего участия в турнире, если будет отказано Видалю, потому что я слышал его игру и не хочу, чтобы кто-нибудь из завистников сказал после турнира, что Бертран де Борн не сделал попытки помочь одаренному трубадуру занять подобающее его талантам место.

– Клянусь Богом, любезный Бертран, что никто из ныне живущих никогда не посмеет обвинить в чем-то подобном вас, мой друг! – слушавший трубадура с вниманием тулузский граф вскочил теперь с места и готов был подбежать к доблестному рыцарю, дабы успокоить его лично, но сильная рука облаченного в красное зятя остановила благородный порыв старого графа.

– Если молодой человек не получит разрешение участвовать на нашем турнире, значит он как сын безродных родителей будет вынужден вернуться к себе домой. Я знаю, как простолюдинам сложно хотя бы раз оказаться на рыцарских турнирах, и понимаю, что на следующий год он может уже не найти в себе сил и средств для того, чтобы снова предстать на турнире. Я же пекусь о том, чтобы иметь возможность сражаться с действительно сильным противником, коим может оказаться этот юноша. Да и не только я, – сверкая глазами, Бертран обвел взглядом достойное собрание. – Клянусь честью, что присутствующие здесь рыцари скорее последуют моему примеру и откажутся от участия в турнире этого года, нежели позволят, чтобы о них думали, как о слабаках и трусах, боящихся бросить поэтический вызов новому противнику!

В зале поднялся неодобрительный гул, несколько человек повскакали с мест, поддерживая благородное негодование Бертрана. Все они рвались в бой, не желали и капли снисхождения ни от кого другого, как от собственных дам.

– Но молодой человек не был представлен турниру по заведенным правилам. – Пытаясь перекричать собрание, надрывался правитель Каркассона Рожер-Тайлефер. – Он не представил никаких грамот, никто не поручился за него до звука медных труб, возвещающих об окончании записи.

Ответом ему был настоящий гвалт. Рыцари вставали со своих мест, громко возмущаясь произволом.

– Позвольте и мне, пусть запоздало, просить за моего ученика Пейре Видаля и предоставить необходимые для участия грамоты, – из левого прохода, расталкивая лучников и раздавая зуботычины нерасторопной челяди, к центру зала пробирался де Орнольяк. – Ваша милость, благородное собрание. Вот грамоты Пейре Видаля, – он поднял над головой бумаги и со значением положил их перед старым графом.

– Но не будет ли нарушением всех правил и установленного порядка, если мы примем грамоты на участие в турнире после того, как шестеро участников первого тура скрестили между собой поэтические копья? – перекрикивая ор, обратился старый граф к собранию. Ответом ему были радостные крики и бряцанье оружия. – Тогда я передаю полномочия принять единственно правильное решение королеве предыдущего турнира несравненной донне Бланке. И да будет Господь ее поводырем.

В наступившей тишине прекрасная Бланка, поддержанная дамами, вышла на середину зала, где ее королевская диадема сразу же засверкала в свете факелов, точно вдруг проснулась заключенная в ней сила.

Де Борн, Рюдель и де Орнольяк встали на колени, их примеру последовал Пейре.

– Властью, данной мне на прошлом турнире и теперь, я дозволяю трубадуру Пейре Видалю участвовать в турнире. Для того же, чтобы никто из собравшихся не был в обиде из-за того, что Пейре не обнажал поэтического копья на первом туре, а лишь способствовал победе прославленного принца и трубадура Джауфре Рюделя, я повелеваю ему теперь петь для почтенного собрания. И пусть эта песня послужит свидетельствованием моего правильного решения.

Она подошла к Пейре и провела белоснежной рукой по его золотым волосам.

– Юный трубадур! Я желаю тебе удачи в этом бою и буду молить Господа о ниспослании тебе победы, – с этими словами прекрасная королева вернулась на свое место, прославляемая благородными рыцарями.

Все это время Пейре едва мог унять биение своего сердца. Еще минуту назад его удача прямехонько шла ко дну, и вот сразу же несколько рук вытащили ее на твердую почву. Джауфре, Бертран, Луи и, главное, королева прошлого турнира божественная Бланка, излившая на несчастного юношу свой неземной свет и пожелавшая дотронуться своей лилейной ручкой до его волос! Пейре едва сумел взять себя в руки и, дождавшись тишины, запел.

Его голос – чистый и звонкий – легко заполнил турнирный зал и сердце каждого присутствующего там трубадура и дамы, не оставив равнодушных. Увлекшись, Пейре позволил своей песне нестись аллюром, увлекая за собой слушателей, а затем вдруг взвиться вверх неожиданной трелью. Белая лютня изливала на благородное собрание потоки божественных звуков, в то время как голос Пейре не уступал ей красотой и силой.