Я садовником родился - Наталья Андреева

- Цветы? Да, конечно. Знаете, маленькие такие букетики. Из комнатных растений. Совсем маленькие.

- Зачем?

- Ну, она была так несчастна.

- Значит, все-таки, несчастна?

- Она знала, что такое несчастная любовь.

- Все женщины это знают.

- По-разному.

- Что?

- По-разному знают. Одни прошли, как нелюбимый предмет в школе, и забыли. А другие всю жизнь повторяют, как «Отче наш». И утром, и перед сном.

- И она никогда не говорила, что хочет, например, этого человека найти? Может, отомстить вдруг захотела?

- Нет. Ничего такого не говорила.

- Ну а вы кого-нибудь не встречали у нее? Случайно? Ну, пришли, например, без звонка, а там мужчина.

- Нет. Хотя…

- Кто?

- Я видел у нее как-то раз одного мужчину, - шепотом сказал Воробьев. – Молодого. Лет двадцати с небольшим.

- Молодого?

- Ну да.

- Случайный любовник?

- Послушайте, я не лез в ее дела.

- Ну а про маньяка Марго никогда не говорила?

- Про какого еще маньяка?

- Который ее преследовал?

- Никто ее не преследовал.

- Что, разве она не нервничала?

- Нет, представьте себе.

- А когда вы ее видели в последний раз?

- Еще перед тем, как убили Лилю. Потому что Вика уж очень сильно начала переживать по поводу тех денег, что я тратил на Марго. Конечно, она не знала, куда уходят эти деньги. Но я испугался. Очень сильно испугался. И ходить к Марго перестал. А потом началось это. Ну, их всех начали убивать.

- Как выглядел этот молодой мужчина?

- Да зачем вам?

- Как?

- Ну, обычно выглядел. Я плохо вижу.

- Волосы темные, светлые? – Спросил Алексей, припоминая, что одноклассник Марго Коля Суханов был блондином.

- Темные. Очень молодой, я же говорю. Я видел-то его всего один раз. В воскресенье. Зашел случайно, когда Вика в магазин уехала с девочками. А его увидел – сказал, что за солью зашел. По-соседски. Мол, не охота из-за пустяка в магазин бежать. Соврал, да. Чтобы не мешать. Я же понимаю, что она зарабатывала, как могла. Потому и сам деньги давал. Потому что это было ее время, а она его на меня тратила. На мои жалобы. Да, вспомнил. Когда я сказал, что зашел за солью, Марго послала меня на кухню. Мол, там, на столе солонка. Я вошел, а рядом с ней какой-то предмет. Я же близорукий. Ну, взял, машинально в руки, глянул.

- И что это было?

- Карточка с булавкой. Чтобы пришпиливать к одежде. Ну, как у всех продавцов.

- Бэйдж.

- Что? Я не знаю, как это называется. Я просто машинально поднес к глазам. Прочитал фамилию, она была крупными буквами написана, и положил обратно. Потом отсыпал для виду немного соли и ушел.

- Что за фамилия? – напряженно спросил Алексей.

- Шипов. Имени не помню.

- Должность, место работы?

- Остальные буквы были гораздо мельче. Я не стал их разбирать. Зачем? Вы извините. Мне пора. Там  Оленька с младшей, а меня еще и Анашкин ждет.

- Документы.

- Что?

- Дайте мне документы.

Воробьев послушно полез в карман. Алексей взял у него бумаги, порвал их, потом смял и бросил в корзину с мусором. Туда же отправил пластмассовые стаканчики с остатками кофе и бумажные тарелочки.

- Все. Пойдемте.

- Вы хороший человек, - с чувством сказал Воробьев. – Ведь я и сам переживаю. Я просто пытаюсь быть мужчиной. Как хотела Вика.

- Для этого не надо вымогательством заниматься.

- А что надо?

- Не знаю. Нет человека, который собой доволен. Я, например, тоже хочу быть настоящим мужчиной, а поступаю иногда совсем по-детски. Выращивайте вы лучше свои цветы, Петр Александрович.

Они перешли через дорогу, и тут Алексей подумал, что Барышеву про его художества знать не обязательно. Сам же посоветовал Сереге взять Воробьева с поличным. И вдруг развезло на откровенную беседу. Еще и совет тому дал, как в тюрьму не сесть. Детей стало жалко. А вдруг это все-таки он? Человеку в душу не влезешь.

- Давайте подойдем к дому с разных сторон, Петр Александрович. Вас где ждут? Дома, в подъезде?

- Возле дома. Он в машине должен сидеть.

- Я пойду вперед, а вы подождите три минуты.

- Спасибо! – Крикнул ему вслед Воробьев. – Не знаю, как вас зовут, но спасибо!

«Чертов цветовод», - буркнул Леонидов в воротник куртки, - «А вдруг, это все-таки он?»

Я что-то не понимаю, в этом деле, или, может быть, просто устал? Нельзя быть коммерческим директором фирмы и одновременно вести частное расследование. Сам же не любил самодеятельности  в расследовании. И всех этих сыщиков доморощенных на дух не переносил. И вот на тебе – влез. Снова влез не в свое дело. Может, этому цикламену лучше в тюрьме сидеть?

У меня в голове все смешалось. Какая же адская боль! И не мысли, а сплошная каша: цифры, падение прибыли, прирост прибыли, желтые целлофановые пакты, женские туфли тридцать девятого размера, цветы.

Цветы… Где бы найти время и почитать эту книжку? Он снял с убитой женщины ботинки и опустил ее голые ноги в воду. Почему-то только у одной. У Лилии. Или просто вода была поблизости? Определенно, он как-то связан с цветоводством. И в голове у него все перемешалось. У меня тоже.

- Леша, опять ты ходишь зимой без шапки!

- Леша!

- Ты заболеешь!

Сколько времени я уже не болел? Этим проклятым гриппом все переболели. И Сережка, и Ксюша. И Барышев… Нет, Барышев не болел. Он ничем не болеет. Здоровый, черт. А, ведь, в Москве эпидемия. Этот проклятый грипп. А, В или С? Каким-то я уже болел. Температура под сорок, в голове гудит. Такое ощущение, что на меня набросилась комариная стая.

- Леша, ты опять ходишь зимой без шапки!

Уже не хожу. Уже лежу под одеялом и глотаю что-то обжигающее из чашки. А мне ведь завтра утром надо рано вставать.

- Никуда ты не пойдешь.

- Кыш! Налетели, пернатые!

- Кто, Леша?

- Комары.

- У тебя бред. Ты посмотри на градусник! Тридцать девять и девять!

- Сашенька, я умру?

- Я вызову врача. Тебе сделают укол.

Укол. Кто сделает мне укол? Девушка Маргаритка, которая не стесняется раздетых мужчин? Вот она входит, такая красивая. Светлые волосы по плечам. У нее на ногах туфельки тридцать девятого размера. Нет, черные сапоги, голени обтянуты блестящей искусственной кожей. Она достает шприц, улыбается.

- Повернитесь на живот, мужчина.

- Нет! Только не это!

- Леша, да что ж ты так кричишь?

- Я не хочу, чтобы она мне делала укол! Не хочу! Это преступление!

- Ваш больной очень плохо себя ведет.

- Ай!

Вот и все.  «У тебя СПИД, а значит мы умрем… У тебя…»

Это был не ее пакет. Вот и все. Желтый пакет с подсолнухами…

- Анальгин с димедролом. Должно быстро подействовать. Он сейчас уснет.

- Бедненький!

- Мужчины не любят болеть.

Да, мужчины не любят болеть. Поэтому их надо усыплять, делая эти гнусные уколы. А ведь все на мгновение сделалось таким понятным! Как и раньше, в детстве, я встряхнул калейдоскоп, прижался к нему глазом, и разноцветные стеклышки составили такое красивый, и такой правильный узор. Желтые подсолнухи.

Глава 5

Шиповник

- Сколько времени?

- Как ты себя чувствуешь, Лешенька?

- Сколько времени?

- Десять.

- Десять чего?

- Утра.

- Ты с ума сошла?! Я уже должен быть на работе!

- Глупый, - жена присела рядом, поправила одеяло, заговорила ласково и тихо: - Было у меня двое детей, а теперь трое. Третий самый большой, но самый глупый и упрямый. Я уже позвонила Ирине Сергеевне. Тебе давно надо было отдохнуть. Нельзя столько работать. Ты устал, Леша. И на твой ослабленный организм набросился вирус.

- И что теперь делать? – испуганно спросил Леонидов, чувствуя, как его снова бросило в жар.

- Болеть. Сиди в этой комнате, подальше от детей. Хотя, Ксюша и Сережа гриппом уже переболели. Но на всякий случай все равно сиди.

- А ты?

- Я нет. И не собираюсь. Должен же кто-то всех вас спасать, - вздохнула Александра.

- И что мне делать?

- Лежать.

- А телевизор?

- Температура поднимется.

- Книги?

- Голова заболит.

- Ну, тогда телефон?

- Уши отвалятся.

- Я тебя умоляю, Саша! Пусть хоть Барышев зайдет! Мне надо с ним поговорить.

- У тебя точно температура поднимается. Употребляешь фразы, которые раньше высмеивал. Ты его гриппом заразишь.

- Серегу? Гриппом?

- А что он, не человек?

- Нет. Он Терминатор. А эти не болеют.

- Глупый, - снова вздохнула Саша. Потом сжалилась: - Ну, хорошо, я ему позвоню.

Она вернулась в комнату через десять минут и сообщила:

- Сережи Барышева нет на работе. Он уехал по делам. В какой-то Барановск. Но я оставила для него сообщение. Приедет – перезвонит. Может быть, ты поспишь?

- Не буду, - буркнул Леонидов, уже начавший тосковать в полной изоляции. А еще через двадцать минут он все-таки задремал, чувствуя, как от обильного пота вновь намокают простыни.