Убийство по Джеймсу Джойсу - Аманда Кросс

— В любом случае он был лучше своей матери, — вставила Кейт, — которая наверняка беспричинно злилась, когда какой-нибудь прибывший с визитом монарх приносил в жертву ягненка на одном из лучших ковров Букингемского дворца.

— Что такое «там-там»? — спросил Эммет.

— Как я понимаю, так его называла любовница, — пояснила Грейс. — Знаете, должна признаться, что не только люблю Эдуарда VII, но и считаю, что «Дублинцев» сильно переоценивают. Я просматривала эту книгу вчера вечером после нашей чрезвычайно увлекательной беседы с мистером Страттоном. Если бы половина докторов философии в нашей стране не взяла на себя труд бесконечно о ней писать, не думаю, чтобы кто-нибудь уделил ей более чем мимолетное внимание.

— Я всегда думала так о Мильтоне, — призналась Кейт. — Когда прочитаешь «Потерянный рай» четырнадцать раз, просто вынужден, черт возьми, признать его интересным.

— Как вам известно, я не согласна, — заявила Грейс. — Но мне вовсе не хочется принижать Джойса. Я только предполагаю, что «Дублинцы» на самом деле интересны лишь тем, что ведут к «Улиссу».

— Иначе говоря, — заключил Эммет, — «Дублинцы», рисуя Дублин без Блума, никогда не отображают реальной жизни в противоположность реальной смерти.

— Нечто подобное мы говорили вчера двум нашим рыцарям. Не бессердечно ли, — продолжала Кейт, — рассуждать о кошмарности Дублина, сидя за столом и болтая о Джойсе, в то время как у нашего порога недавно погибла женщина?

— Мы знаем, — изрек Эммет, — что одни мертвы, хоть и ходят средь нас; другие еще не родились, хоть проходят все стадии жизни; третьим сотни лет, хоть они утверждают, что им тридцать шесть. Не понимаю, почему это вспомнилось мне в связи с Мэри Брэдфорд, может быть, это следует вспоминать в связи с вами.

— Это цитата ни в коем случае не из Джойса.

— Нет, — подтвердил Эммет. — На самом деле я предпочитаю женщин-писательниц — их мудрость неким образом дистиллирована целомудренностью восприятия.

— Ого!

— Нравится? Я приготовил эту фразу, чтобы начать ею эссе.

— Где вы это нашли, насчет мертвых, которые ходят средь нас?

— У Вирджинии Вулф. Жалко, что Лингеруэлл никогда с ней не переписывался. Впрочем, будь у вас хоть какие-то письма Вулф, за мной только пыль заклубилась бы.

— Эммет, не шутите такими вещами. Вопрос в том, как нам быть с Мэри Брэдфорд?

— Вы ведь не предлагаете оказать ей первую помощь через столько времени?

— Я предлагаю, не вкладывая сюда чересчур тонкий смысл, подумать о том, что, если нам не удастся установить, кто вложил в ружье пулю, жизнь Уильяма будет не слишком-то легкой, а он, как я догадываюсь, и сейчас не покоится на ложе из роз.

— Никто этого и не говорит, — сказал Эммет. — И я, хоть вы, может быть, так не думаете, привязался к Уильяму и действительно предложил, чтобы он попросил у вас разрешения оставить Джерарда Мэнли Хопкинса, замечательного поэта, и писать свою диссертацию на некоторых материалах Лингеруэлла. Но боюсь, что на самом деле его проблемы не столько сексуальные, сколько психологические; фактически вся его жизнь представляет собой одну нескончаемую оргию воздержания. Я не считаю совершение убийства, сколь бы случайным оно ни было, именно тем способом, который человек выбрал бы из всех прочих, чтобы с его помощью преодолеть двойной барьер заминки с диссертацией и сурового целомудрия. Но что мы можем сделать? Я уверен, вы не предлагаете подыскать подходящего сельского жителя и сфабриковать против него обвинение.

— Я предлагаю, — сказала Кейт, — если хотите услышать грубую правду, чтобы мы хотя бы разрешили себе считать это убийство сельским и искать сельского убийцу. Я надеюсь… вернее, уверена, что нам удастся сохранить непредвзятость перед лицом любых доказательств. В то же время, пожалуй, мне очень хотелось бы отыскать хоть какие-нибудь доказательства. Полицейские с весьма типичным для них односторонним мышлением, кажется, сосредоточивают свои усилия, которые я не намерена слишком высоко оценивать, на наших жалких персонах.

— Хорошо, — сказал Эммет, — принимая, так сказать, почвенническую точку зрения, будем считать все нам известное об этом сельском обществе за большое количество формовочной земли и посмотрим, сумеем ли вылепить из нее что-нибудь необычайно умное.

— Продолжая вашу метафору, можно сказать, что у нас под ногами чересчур мало почвы.

— Араби — город маленький.

— Можем ли мы быть уверены, что преступник из Араби?

— По-моему, да. Конечно, кто-то мог рассказать кому-то, кто рассказал кому-то, кто рассказал кому-то в Детройте, кто проделал весь путь на восток и совершил убийство, но я не могу отделаться от ощущения, что чистота замысла в целом указывает на отличное местное знание обстоятельств.

— Можно мне, — вставила Грейс, — задать в высшей степени нетактичный вопрос?

— Безусловно, — кивнула Кейт. — Но раз мы заговорили о такте, разрешите воспользоваться этой возможностью и сказать, что не существует никаких причин, по которым вам следовало бы здесь оставаться. Я рада, что вы согласились приехать, и, если бы когда-нибудь снова сняла дом, что случится примерно с такой же вероятностью, как мой запуск в космическое пространство, с огромным удовольствием почла бы за честь ваш визит. Однако в то же время я нисколько не обвиню вас за решение с дьявольской скоростью убраться отсюда. Если Лина желает держать Уильяма за руку…

— Для меня будет большим сюрпризом, если он ей позволит так далеко зайти, — прокомментировал Эммет.

— …кто-нибудь, — продолжала Кейт, игнорируя Эммета, — с удовольствием отвезет вас домой. Я люблю вас и всегда любила, но, пожалуйста, не считайте себя обязанной оставаться, руководствуясь тем же принципом, что и король Эдуард, бросавший через плечо огрызки спаржи.

— Ничто не заставит меня уехать, если, конечно, вы не уверены, что больше не в силах терпеть мое общество, или не сочтете мое присутствие в данных обстоятельствах последней соломинкой, сломавшей спину верблюду из пословицы.

— Какая чепуха.

— Тогда больше не будем об этом. Знаете, я приняла ваше приглашение не только потому, что после отставки люблю бывать в разных местах, и не только потому, что сюда все равно ехала милая Лина, но и с личными целями. Если вы когда-нибудь выпутаетесь из этой абсурдной ситуации, Кейт, я хотела бы поговорить с вами на весьма особую тему.

— Вы меня сильно заинтриговали. Давайте прямо после завтрака.

— Разумеется, нет. Сперва самое важное. Но поскольку я остаюсь, то настаиваю на своем в высшей степени нетактичном вопросе.

— Пожалуйста.

— Мы положительно убеждены в том, что не Уильям застрелил эту женщину? А может быть, это Лео, вину которого Уильям взял на себя, или, точнее, возложил на свои плечи груз неотвратимой вины?

— Естественно, — сказала Кейт, глядя в свою чашку с кофе, — это приходило мне в голову, а говоря с абсолютной точностью, ударяло, как пуля. Я обозвала Уильяма рыцарственным идиотом и самым настойчивым образом без всякой скромности провозгласила, что меня никогда не заметят во лжи во спасение, сколь бы благородной она ни была и сколь бы компромиссными ни были обстоятельства. Уильям самым очаровательным образом согласился со мной и заверил, что он действительно взял у Лео ружье и выстрелил. Мое худшее предположение заключается в том, что Уильям совершил, так сказать, промывание мозгов — убедил Лео, будто сам произвел смертоносный выстрел, тогда как в действительности это сделал Лео. Лео о нем чрезвычайно высокого мнения и с радостью принял бы утверждения, изложенные с достаточной убедительностью, хоть и противоречащие его собственным ощущениям. Но, возможно, мы никогда не узнаем, говорит ли Уильям настоящую правду или выгораживает Лео. Разумеется, в данный момент никак нельзя продолжать разбирательство по этому вопросу.

— По некоторым соображениям, — сказала Грейс, — я считаю этот вопрос очень важным.

— Он безусловно важен. Помимо всего прочего получается, что я, пускай даже невольно, взяла на себя ответственность за летнее содержание племянника для того только, чтобы впутать его в уголовное дело, если не в подлинное убийство. Не смею подумать, что скажу своему брату.

— Я так понимаю, вы не получаете от него известий.

— Он, к счастью, в Европе, и остается надеяться, что европейские выпуски «Таймс», которые он, несомненно, читает, не излагают историю нашего сравнительно незначительного сельского убийства. Но наступит день возвращения. Мне придется как следует подкрепиться бренди и сказать: «Я тебя предупреждала». Не знаю, о чем я предупреждала его, но всегда обнаруживала, что подобное утверждение заставляет противную сторону подыскивать блистательные парирующие ответы, и во время возникшей заминки можно покинуть поле боя. Естественно, я переживаю за Лео, но главным образом из-за этой тревожной ситуации. Фактически он отлично вел себя этим летом, хоть и не могу сказать почему — благодаря присутствию Уильяма, отсутствию родителей или просто иному времяпрепровождению.