Жестокие слова - Луиза Пенни

Ничего. Никогда. Снова и снова.

Первым его начала донимать тишина, а потом – отсутствие прикосновения. Ничто не прикасалось к нему. Ни один ветерок не щекотал его скалистую поверхность. Ни один муравей не ползал по нему, ни одна птица не садилась на него. Ни один червь не прополз внутрь.

Он не чувствовал ничего.

Пока однажды не пришел юноша.

Оливье усилием воли заставил себя вернуться в бистро. Тело его было напряжено, мышцы словно свела судорога. Ногти впились в ладони.

«Почему? – в миллионный раз спрашивал он себя. – Почему я сделал это?»

Прежде чем отправиться к коронеру, старший инспектор подошел к большому листу бумаги, приколотому к стене в оперативном штабе. На листе инспектор Бовуар красным фломастером написал:

Кем была жертва?

Почему его убили?

Кто его убил?

Чем его убили?

Вздохнув, старший инспектор добавил еще две строки.

Где он был убит?

Почему тело переместили?

Пока что по мере расследования обнаруживались не новые улики, а новые вопросы. Но ответы могли появиться лишь в одном случае – когда задавались вопросы. Гамаш недоумевал, но чувства неудовлетворенности не испытывал.

Жан Ги Бовуар уже ждал его у больницы Кауансвилла, они вошли туда вместе и спустились в подвал, где находились архив и морг.

– Я позвонила, как только поняла, что вижу, – сказала доктор Харрис после обмена приветствиями.

Она провела их в стерильную комнату, ярко освещенную лампами дневного света. Покойник лежал обнаженный на стальной поверхности каталки. Гамаш подумал, что хорошо бы укрыть его одеялом – возникало ощущение, что труп окоченел. Так оно и было на самом деле.

– Внутреннее кровотечение имелось, но незначительное. Из этой раны, – доктор указала на пролом в черепе, – кровь должна была вытечь на ту поверхность, на которую он упал.

– На полу бистро почти не было крови, – заметил Бовуар.

– Его убили где-то в другом месте, – с уверенностью сказала коронер.

– Где? – спросил Гамаш.

– Вы хотите, чтобы я назвала адрес?

– Если вам не трудно, – улыбнулся старший инспектор.

Доктор Харрис улыбнулась ему в ответ:

– Адреса я, конечно, не знаю, но могу предъявить вам кое-что – возможно, у вас возникнут какие-то соображения.

Она подошла к лабораторному столу, на котором стояло несколько пузырьков с бирками. Один из пузырьков она передала старшему инспектору.

– Помните, я говорила, что в ране обнаружилось какое-то белое вещество? Я думала, это пепел. Или кость. Или даже перхоть. Ничего подобного.

Гамашу пришлось надеть очки, чтобы разглядеть крохотную белую чешуйку в пузырьке. Он прочел надпись на бирке.

«Найденный в ране парафин».

– Парафин? Это вроде воска?

– Да, обычно его называют парафиновый воск. Такой старомодный материал, как вы, вероятно, знаете. Прежде использовался для изготовления свечей, потом его заменили на другой, более устойчивый воск.

– Моя мать пользуется им, когда маринует что-нибудь, – вспомнил Бовуар. – Заливает крышку банки расплавленным воском для герметизации.

– Да, его и так использовали, – кивнула доктор Харрис.

Гамаш повернулся к Бовуару:

– Где была твоя мать вечером в субботу?

Бовуар рассмеялся:

– Единственный, кому она обещала проломить голову, это я. Но для общества она угрозы не представляет.

Гамаш вернул пузырек коронеру:

– У вас есть какие-нибудь предположения?

– Воск был довольно глубоко в ране, так что он находился либо на голове убитого, либо на орудии убийства.

– Банка с маринадом? – предположил Бовуар.

– В качестве орудия убийства использовались и более странные предметы, – сказал Гамаш, хотя ему в голову ничего такого не приходило.

Бовуар покачал головой. Видимо, убийца был англосаксом. Кто еще додумался бы превратить маринованные огурцы в орудие убийства?

– Значит, его убили не кочергой? – спросил Гамаш.

– Если и кочергой, то очень чистой. Ни малейших следов нагара. Только вот это. – Доктор Харрис кивнула в сторону пузырька. – Есть и еще кое-что. – Она подтащила лабораторное кресло к столу. – На его одежде, на спине, мы нашли вот это. Всего лишь следы, но они есть.

Она протянула Гамашу данные анализа и указала соответствующую строку. Гамаш прочитал:

– Акриловый полиуретан и окись алюминия. Это что такое?

– Это морилка для дерева фирмы «Варатан», – ответил Бовуар. – Мы недавно обновляли полы. Ее используют для покрытия после обработки песком.

– И не только для полов, – сказала доктор Харрис. – Ее часто используют во всяких работах с деревом для покрытия готового изделия. Если не считать раны на голове, покойный был в неплохой форме. Мог прожить еще лет двадцать пять – тридцать.

– Я смотрю, за несколько часов до смерти он поел, – заметил Гамаш, читая результаты вскрытия.

– Вегетарианец. Поклонник органики. Я это проверяю, – сказала коронер. – Здоровая вегетарианская пища. Это вам не обычный обед бродяги.

– Вероятно, кто-то пригласил его на обед, а потом убил, – предположил Бовуар.

Доктор Харрис помедлила:

– Я думала об этом. Не исключено.

– Но? – спросил Гамаш.

– Но похоже, он постоянно так питался. Не только в этот раз.

– Значит, он либо готовил для себя и выбирал здоровую диету, – сказал Гамаш, – либо ему кто-то готовил и они были вегетарианцами.

– Пожалуй, – согласилась коронер.

– Я смотрю, ни алкоголя, ни наркотиков, – сказал Бовуар, пробегая глазами отчет.

Доктор Харрис кивнула:

– Вряд ли он был бездомным бродягой. Не думаю, что кто-то о нем заботился, но уверена, что он сам заботился о себе.

«Какая великолепная эпитафия, – подумал Гамаш. – „Он заботился о себе“».

– Возможно, он был сурвивалистом, – выдвинул идею Бовуар. – Ну, вы знаете, один из этих чокнутых, которые бегут из города и прячутся в лесу, думая, что сейчас наступит конец света.

Гамаш повернулся к Бовуару. Эта мысль показалась ему интересной.

– Откровенно говоря, я в недоумении, – сказала коронер. – Как видите, его убили одним сильнейшим ударом по затылку. Это само по себе необычно. Нанести всего один удар… – Голос доктора Харрис замер, она покачала головой. – Обычно, если кто-то собирается прикончить другого человека, он пребывает в состоянии эмоциональной неуравновешенности. Он близок к истерике, он не может остановиться. И тогда мы видим множество ударов. Но один удар вроде этого…

– О чем он вам говорит? – спросил Гамаш, глядя на пробитый череп.

– Это преступление не было совершено в состоянии аффекта. Нет, эмоции, конечно, были. Но было и планирование. Тот, кто это сделал, пребывал в бешенстве. Но он вполне себя контролировал.

Брови Гамаша взметнулись. Такое случалось редко. Крайне редко. Сбивало следователей с толку. Смирять эмоции в таких случаях – это все равно что совладать с табуном диких жеребцов, которые ржут и встают на дыбы, раздувают ноздри, бьют копытами.

Кто может справиться с этим?

Убийца, которого они искали, смог.

Бовуар посмотрел на своего шефа, а тот – на Бовуара. Это было плохо.

Гамаш снова повернулся к холодному телу на холодной каталке. Если убитый был сурвивалистом, то из его стратегии выживания ничего не получилось. Если этот человек боялся конца света, то он недостаточно далеко убежал, недостаточно глубоко зарылся в канадскую глушь.

Конец света нашел его.

Глава двенадцатая

Доминик Жильбер стояла рядом со свекровью и смотрела на грунтовую дорогу. Время от времени им приходилось отходить в сторону, чтобы пропустить очередную машину с людьми, которые уезжали из Трех Сосен – спешили на последний день ярмарки или в город, стараясь успеть до часа пик.

Доминик и ее свекровь смотрели не в ту сторону, откуда ехали эти машины, а в другую сторону. В сторону дороги на Кауансвилл. Они ждали лошадей.

Доминик до сих пор удивлялась, почему она так начисто забыла свою детскую мечту. Впрочем, в этом, наверное, не было ничего удивительного, ведь, помимо этого, она мечтала выйти замуж за Кейта из сериала «Семья Партридж» или оказаться одной из спасшихся царевен Романовых. Ее фантазии о лошадях исчезли вместе с другими несбыточными мечтами, их сменили мысли о заседаниях совета директоров, встречах с клиентами, фитнес-клубах и возрастающих ценах на одежду. Наконец ее чаша переполнилась, ее настроение коренным образом изменилось, и все эти замечательные восхождения по служебной лестнице, отпуска, спа-процедуры перестали ее интересовать. Но на дне этой чаши, наполненной целями, стремлениями, желаниями, оставалась одна последняя капля.

Ее мечта. О собственной лошади.

Девчонкой она ездила верхом. Она чувствовала себя свободной, когда ветер трепал волосы, а поводья легко лежали в руках. Опасности исчезали. Неискоренимые волнения умненькой маленькой девочки уходили.