Люди сороковых годов - Алексей Писемский

- Ты очень мило играешь, - сказала она, подходя и опираясь у него за стулом.

Павел обернулся к ней; лица их встретились так близко, что Павел даже почувствовал ее дыхание.

- Но ты совсем музыки не знаешь: играешь совершенно без всяких правил, - проговорила Мари.

- Зачем тут правила!.. - воскликнул Павел.

- Затем, что у тебя выходит совсем не то, что следует по нотам.

Павел сделал не совсем довольную мину.

- Ну, так учите меня! - сказал он.

- А ты будешь ли слушаться? - спросила Мари с улыбкою.

- Вас-то?.. Господи, я скорей бога не послушаюсь, чем вас! - проговорил Павел.

Мари при этом немного покраснела.

- Ну, вот давай, я тебя стану учить; будем играть в четыре руки! сказала она и, вместе с тем, близко-близко села около Павла.

Он готов был бы в эти минуты всю остальную жизнь отдать, чтобы только иметь право обнять и расцеловать ее.

- Ну, начинай! - продолжала Мари.

Павел начал, но от волнения, а также и от неуменья, безбожно ошибался.

- Это нельзя! - сказала Мари, останавливая свою игру. - Ты ужасно что такое играешь!

- Вы никогда не будете в четыре руки играть верно! - вмешалась в разговор Фатеева.

- Отчего же? - спросила, обертываясь к ней, Мари.

- Оттого, что твой кавалер очень пылко играет, а ты очень холодно.

В тоне голоса m-me Фатеевой слышалось что-то особенное.

- А вы, chere amie, сегодня очень злы! - сказала ей Мари и сама при этом покраснела. Она, кажется, наследовала от Еспера Иваныча его стыдливость, потому что от всякой малости краснела. - Ну, извольте хорошенько играть, иначе я рассержусь! - прибавила она, обращаясь к Павлу.

- Я все готов сделать, чтобы вы только не рассердились! - сказал он и в самом деле проиграл пьесу без ошибки.

Мари, перестав играть, несколько времени сидела задумчиво.

- Знаешь что, - начала она неторопливо, - мне мой музыкальный учитель говорил, что музыка без правил все равно, что человек без ума.

- И ваше такое же мнение? - спросил ее Павел.

- И мое такое же, - отвечала Мари с своей обычной, доброй улыбкой.

- Ну, в таком случае, я буду играть по правилам, - сказал Павел, - но только вы же меня и учите; мне не у кого брать уроки.

- Хорошо! - произнесла Мари протяжно, и действительно после того они каждый вечер стали заниматься музыкой часа по два.

Павел, несмотря на чувствуемое столь милое и близкое соседство, несмотря на сжигающий его внутри огонь, оказался самым внимательным учеником. Такого рода занятия их прежде всего наскучили m-me Фатеевой.

- Когда же вы прекратите вашу музыку? Я наконец умираю со скуки! воскликнула она.

- Pardon, chere amie![129] - сказала Мари, как бы спохватившись. - Вы совсем уж почти без ошибки играете, - прибавила она не без кокетства Павлу.

- Только то и требовалось доказать! - отвечал он, пришедший в восторг от ее взгляда.

По случаю французского языка тоже вышла история в этом роде. Вихров раз пришел и застал, что Мари читает m-me Фатеевой вслух французский роман. Он, по необходимости, тоже сделался слушателем и очутился в подлейшем положении: он совершенно не понимал того, что читала Мари; но вместе с тем, стыдясь в том признаться, когда его собеседницы, по случаю прочитанного, переглядывались между собой, смеялись на известных местах, восхищались поэтическими страницами, - и он также смеялся, поддакивал им улыбкой, так что те решительно и не заметили его обмана, но втайне самолюбие моего героя было сильно уязвлено. "Что же я за невежда!" - думал он и, придя домой, всю ночь занимался французским языком; на следующую ночь - тоже, так что месяца через два он почти всякую французскую книжку читал свободно. Случай невдолге представился ему и блеснуть своим знанием; это было в один дождливый, осенний день. Павел пришел к Имплевым и застал, что Мари была немного больна и лежала на диване, окутанная своею бархатною кацавейкой. О, как она показалась ему мила в этом положении! Целый вечер им предстояло остаться вдвоем, так как Фатеева писала, что, по случаю дурной погоды, она не приедет. Мари, кажется, больше затем, чтобы только на что-нибудь другое отвлечь пламенные взгляды кузена, которые он явно уже кидал на нее, сказала ему:

- Прочти мне что-нибудь!

- По-французски или по-русски? - спросил Павел, вставая и беря будто бы случайно с этажерки неразрезанный французский роман.

- Надеюсь, что вы сего не читали? - прибавил он.

- Нет, - отвечала Мари, думавшая, что он ей станет читать по-французски.

Павел неторопливо разрезал роман, прочел его заглавие, а потом произнес как бы наставническим тоном:

- Вы уж извините; я буду прямо вам читать по-русски, ибо по-французски отвратительнейшим образом произношу.

- Но тебе, может быть, это трудно будет? - спросила даже несколько удивленным тоном Мари.

- Не думаю, - отвечал Павел и начал читать ясно, отчетливо, как бы по отличному переводу.

- Ты славно, однако, знаешь французский язык, - сказала с удовольствием Мари.

- И вообразите, кузина, - продолжал Павел, - с месяц тому назад я ни йоты, ни бельмеса не знал по-французски; и когда вы в прошлый раз читали madame Фатеевой вслух роман, то я был такой подлец, что делал вид, будто бы понимаю, тогда как звука не уразумел из того, что вы прочли.

- Ты искусно, однако, притворялся! - заметила ему Мари.

- Надеюсь; но так как нельзя же всю жизнь быть обманщиком, а потому я и счел за лучшее выучиться.

- Но зачем же тебе так непременно хотелось выучиться по-французски?

- Для вас! Я не хотел, чтобы вы увидели во мне невежду.

Мари вся покраснела, и надо полагать, что разговор этот она передала от слова до слова Фатеевой, потому что в первый же раз, как та поехала с Павлом в одном экипаже (по величайшему своему невниманию, муж часто за ней не присылал лошадей, и в таком случае Имплевы провожали ее в своем экипаже, и Павел всегда сопровождал ее), - в первый же раз, как они таким образом поехали, m-me Фатеева своим тихим и едва слышным голосом спросила его:

- Вы для Мари выучились по-французски?

- Да, - отвечал Павел.

Разговор на несколько времени прекратился.

- У вас поэтому много силы воли? - начала m-me Фатеева снова.

- Много, - отвечал Павел.

- Я ужасно люблю в людях силу воли, - прибавила она, как бы совсем прячась в угол возка.

- А сами вы сим качеством награждены от природы или нет?

- Да, награждена, и мне это очень полезно оказалось в жизни.

- А вот, кстати, - начал Павел, - мне давно вас хотелось опросить: скажите, что значил, в первый день нашего знакомства, этот разговор ваш с Мари о том, что пишут ли ей из Коломны, и потом она сама вам что-то такое говорила в саду, что если случится это - хорошо, а не случится - тоже хорошо.

- Я не помню! - сказала m-me Фатеева каким-то протяжным голосом.

- Значит, под этими словами ничего особенного не заключалось?

- Не знаю, не помню!

- У Мари никакой нет особенной в Москве сердечной привязанности?

- Кажется, нет! - опять протянула Фатеева.

Будь на месте Павла более опытный наблюдатель, он сейчас бы почувствовал в голосе ее что-то неопределенное, но юноша мой только и услыхал, что у Мари ничего нет в Москве особенного: мысль об этом постоянно его немножко грызла.

- Ну-с, теперь об вас, - сказал он, окончательно развеселившись, скажите, вы очень несчастливы в вашей семейной жизни?

- Очень!

- Что же ваш муж - груб, глуп, зол?

- Он пьяный и дурной нравственности человек.

- И вас не любит?

- Вероятно!

- Зачем же вы живете с ним?

- Потому что у меня, кроме этого платья, что на мне, - ничего нет!

- Господи боже мой! - воскликнул Павел. - Разве в наше время женщина имеет право продавать себя? Вы можете жить у Мари, у меня, у другого, у третьего, у кого только есть кусок хлеба поделиться с вами.

Если бы Павел мог видеть лицо Фатеевой, то увидел бы, как она искренно усмехнулась всей этой тираде его.

- Вы говорите еще как мальчик! - сказала она и потом, когда они подъехали к их дому и она стала выходить из экипажа, то крепко-крепко пожала руку Павла и сказала:

- Мне надо умереть - вот что!

- Нет, мы вам не дадим умереть! - возразил он ей, и в голосе его слышалась решительность.

M-me Фатеева мотнула только головой и, как черная тень какая, скрылась в входную дверь своей квартиры.

XIV

ПЕРВЫЙ УДАР

Любовь слепа: Павел ничего не видел, что Мари обращалась с ним как с очень еще молодым мальчиком, что m-me Фатеева смотрела на него с каким-то грустным участием и, по преимуществу, в те минуты, когда он бывал совершенно счастлив и доволен Мари. Успокоенный словами Фатеевой, что у Мари ничего нет в Москве особенного, он сознавал только одно, что для него величайшее блаженство видаться с Мари, говорить с ней и намекать ей о своей любви. Сказать ей прямо о том у него не хватало, разумеется, ни уменья, ни смелости, тем более, что Мари, умышленно или нет, но даже разговор об чем бы то ни было в этом роде как бы всегда отклоняла, и юный герой мой ограничивался тем, что восхищался перед нею выходившими тогда библейскими стихотворениями Соколовского[27].