Внутри Coca-Cola. История бренда № 1 глазами легендарного CEO - Невил Исделл

Но, несмотря на достижения, иногда мне казалось, что моя карьера в Coca-Cola окончена.

Дон Кио, президент компании, приехал на собрание управляющих супермаркетами в  Ниццу на два дня. Там был и  Ральф Купер, один из моих европейских коллег. Вдруг я осознал, что Дон пригласил Ральфа на ужин, а меня проигнорировали. Я подумал, что Дон пренебрежительно относится ко мне из-за проблем с реструктуризацией боттлеров, и  сказал об этом его помощнику Джону Уайту, который раздобыл все-таки для меня приглашение на обед. Но все же казалось, что на Норт-авеню мне оказывают холодный прием.

В аэропорту Ниццы я наткнулся на Майкла О’Коннора, титана отрасли супермаркетов и  близкого друга Кио, основавшего Научный совет розничного бизнеса в  США. Мы с  Майклом стали добрыми друзьями во время работы в научном совете в Европе, и я ему весьма доверял.

«Меня только что кинул Дон, — сказал я Майклу. — Кажется, все кончено».

Тогда другие компании уже часто обращались ко мне с предложениями о работе, и некоторые варианты были весьма привлекательными — например, должность президента пивной империи Guinness в Лондоне. Я сказал Майклу, что, вероятно, начну искать возможности на стороне.

Майкл заверил, что я все не так понял, и что моя карьера идет по плану. «Ты — часть будущего компании, — сказал он. — Держись поближе».

Он был прав. И  вот вам бизнес-урок: повышенная чувствительность опасна для карьеры. Когда вы поднимаетесь по корпоративной лестнице, вам повсюду могут мерещиться призраки, пытающиеся разрушить вашу карьеру. Но почти всегда это лишь ваше воображение, которое пытается вас обмануть.

Хотя мне казалось, что Дон Кио пренебрегает мной, на самом деле это была простая невнимательность. Через год он попросил меня возглавить рабочую группу по оценке бизнеса Coca-Cola в  Бразилии, которым тогда руководил Хорхе Гиганти. На Нортавеню жаловались, что с  Гиганти не складывается нормальное взаимодействие, что он одержим безумной идеей  — спонсировать обанкротившуюся футбольную лигу Бразилии. За всем этим, однако, стоял элементарный факт: в бизнесе наблюдалась стагнация. После прибытия в  Рио я  попросил Хорхе рассказать свою версию истории. «Все хорошо, — сказал он. — Я звоню в Атланту лишь раз в месяц».

За первый час я проник в суть проблемы — недостаток коммуникации. Мы провели там неделю и  пришли к  выводу, что спонсирование футбола  — хорошая идея. Всего за $1 млн все футбольные команды в  Бразилии носили бы логотип Coca-Cola. Это Бразилия, и  это футбол. Было бы сумасшествием отклонить такой проект спонсорства. Но из-за недостатка доверия и  коммуникации между Гиганти и  головным офисом над сделкой сгустились тени. Я  не согласился только с  одним решением Гиганти: позволить боттлерам Coca-Cola торговать также пивом. К этому мнению я пришел после визита на один разливочный завод. Грузовики с  пивом, стоящие рядом, были новенькими и блестящими, а вот грузовики с Coca-Cola имели позорный вид, краска на них поблекла и облупилась. Гиганти, а  что важнее, и  некоторые боттлеры увлеклись свежим делом, пивом, игнорируя более прибыльный продукт и свою главную опору, Coca-Cola.

Я вернулся в Атланту и представил свои выводы руководству компании во главе с Кио и Клаусом Халле. «Думаю, здесь все просто, — рассказал я топ-менеджерам. — Половина проблемы — это вы, а еще половина — Хорхе. Вы просто не слышите друг друга. В конечном счете все совершенно просто». Затем я прошелся по пунктам и спорным вопросам, в основном соглашаясь с бразильской стратегией.

Я также сказал им, что Хорхе согласен звонить в  Атланту раз в  неделю и  поддерживать полную прозрачность в  своих делах. «Думаю, все сработает», — добавил я. Так и получилось. Коммуникации и доверие часто влияют на решения не меньше, чем логика.

Первый год в Германии я и моя семья пребывали в унынии, но потом все изменилось. Мы нашли прекрасных друзей и  до сих пор сохраняем с ними связь. В Германии есть традиция: сближаясь с вами, семья предлагает дружбу, буквально, приглашая стать du-друзьями. Du  — немецкое слово, это «ты» для семьи и  близких друзей, в  отличие от более формального sie  — «вы». Когда приглашают стать du-друзьями, обе пары сплетают руки, произносят тост и выпивают немецкого шампанского, «сект». Это дело серьезное. Мы нашли троих du-друзей, пока были в  Германии, причем всех — за пределами сообщества Coca-Cola.

С одним из du-друзей мы побывали на особенно запомнившемся ужине в баварском замке князя Турн-и-Таксис. Эта дворянская семья сделала состояние, занимаясь немецкой почтовой службой. Князь нуждался в наследнике и женился на молодой женщине по имени Глория, любимицей всех глянцевых немецких журналов. Тогда ей было под тридцать, она красила волосы в розовый цвет. Князь был на сорок лет старше ее.

Это был очень формальный ужин, на столе стояли изысканные канделябры, прислуживали лакеи в  ливреях. После ужина мы спустились в  подвальный этаж, где был устроен и  кегельбан  — старый, деревянный и  покореженный. На стене были начерчены имена игроков и их счет, вплоть до 1800-х годов. Дворянские фамилии — золотом, остальные — черным цветом. Князь сидел в углу, довольно-таки нетрезвый, стильные молодые люди подлизывались к нему. Его молодая жена, певица поп-группы, решила выступить с песенкой для мужа — явная сексуальная насмешка. Там было полно людей  — серьезных бизнесменов вроде меня, а также молодых и модных представителей немецкого общества, которые обретались на танцполе. Нам удалось ускользнуть пораньше, в 3.30 утра. Так, одним глазком мы поглядели на богемную немецкую жизнь. Она восхитила нас, но своими себя в ней мы не чувствовали.

Нам нравились немецкий порядок и дисциплина, хотя мы терпеть не могли то, что магазины по субботам закрывались в полдень. Рядом с  нашим домом был пруд, и  мы регулярно ходили туда, чтобы купить свежей форели. Но по воскресеньям закрывалось практически все. Наш французский дом находился в двенадцати часах езды, так что мы могли проводить там больше времени, как и  в  чудесных городах поблизости. Памела хотела Mercedes 280 SLC, и мы купили его, хотя некоторые говорили нам, что одна «ночная бабочка» водила машину той же модели. Но мы решили: раз Памела хочет такую машину, она ее получит. И я почувствовал, что дополнительный доход, не облагаемый налогом, мне совсем не помешает!

Иногда мы проводили выходные на реке Рейн, пейзажи которой как будто вышли из детских книжек с  картинками, а  однажды остановились в  реконструированном замке XII века; его владелец сам выглядел так, будто он из XII века. Еще один памятный уикенд мы провели на Зюльте — модном острове Северного моря, где побывали все, кто хоть что-нибудь собой представляет. Тамошнюю публику легко узнать и запомнить, поскольку, гуляя по пляжам, вы обнаружите, что отдыхающие не отягощают себя какими-либо купальными костюмов. Хотя некоторые люди все же были полностью одеты, и мы в том числе. Памела верно подметила, что большинство раздетых немного староваты, чтобы кого-либо увлечь. Помню, как я  стоял, прилично экипированный, в очереди за мороженым между двумя довольно-таки голыми, весьма загорелыми и слегка пухлыми дамами. Две абсолютно голые пожилые пары подошли друг к другу на пляже. Они явно были друзьями, поцеловали друг друга в  щеки и  поприветствовали друг друга на вы. Выдающиеся части их тел колыхались при каждом движении. Несмотря на такую «открытость», они еще не были du-друзьями.

В холодный зимний день 1987 года мы даже смогли совершить однодневную поездку за Берлинскую стену. Мы с Памелой и Карой отправились туда вместе с немецким коллегой по Coca-Cola Георгом Фляйшером, его женой и  дочерью. Георг бежал из Восточной Германии после Второй мировой войны, перебравшись через заграждение с колючей проволокой. Он отвечал у нас за поставки в коммунистические страны Восточной Европы, а также в  Турцию. Это было совсем небольшое подразделение, которое занималось в основном бартером, поскольку коммунистические валюты свободно не обращались на мировом рынке. Coca-Cola обменивала свою продукцию на продукцию коммунистической страны, а затем продавала ее на Западе, таким образом получая средства, которые позволяли импортировать концентрат для производства наших напитков. Весьма сложный и  неудобный процесс, поскольку очень немногие продукты Восточного блока пользовались спросом на Западе. (Одно из ярких исключений — русская водка «Столичная», которой, к сожалению, могла торговать только Pepsi.)

Мы наняли водителей, которые перевезли нас через границу в  разных машинах. Георг и  его семья поехали через один КПП, поскольку они были гражданами Германии, мы — через другой, печально известный КПП «Чарли». И это был леденящий опыт — тщательный, интенсивный обыск длился почти сорок пять минут. Все деньги нужно было обменять на восточногерманские марки, а  те, что вам не удавалось потратить до возвращения на Запад, запрещалось брать с собой.