Собрание сочинений. Том 4 - Петр Павленко

Воропаев. Лена, здравствуйте!

Лена. Кто это? А я вас и не заметила. Здравствуйте. Мама велела вас проведать, прислала кое-чего, возьмите.

Узелок повисает в воздухе. Смутившись, она опускает его наземь и без приглашения садится на краешек топчана.

Вот какие дела! (Хмурясь и улыбаясь.) Заболели-то как, а?

Воропаев. Что там Корытов, не ругает меня?

Лена. А не знаю. Я ему не сказала, что к вам собираюсь. Еще чего подумает, ну его!

Воропаев. Ну, а как с домом, как Софья Ивановна?

Лена. Ах, вертится в общем. (Оглядывает двор, хату, топчан, по ее лицу пробегает усмешка не то сожаления, не то иронии.) Ничего себе хозяйство. Здесь будете жить?

Воропаев. Пожито. А умирать, очевидно, здесь придется.

Лена. Что вы! Что вы! Комков говорит — встанете.

Воропаев. А вы откуда знаете?

Лена. В райкоме, что ли, слышала… не помню…

Воропаев. Вот-вот закончится война, и начнется, Лена, изумительная жизнь. Но мне уже не придется строить ее, как ту, довоенную… А сколько, Лена, задумано, сколько начато! Да чорт ее бери, эту жизнь, всегда кажется, что впереди еще леса, горы времени, а горы-то оказались невысокими, лесок оказался реденьким.

Лена. Да что это вы! Отлежитесь, — как раньше, жить будете.

Воропаев. Мне уже теперь прописано не жить, а валяться. А ведь я жил, Лена, жил… Вы еще соску сосали, а я уже у Кирова в астраханских степях с белыми воевал.

Лена. И самого товарища Кирова знали?

Воропаев. Знал, как же. Впервые у него, в Астрахани, я и увидел море.

Лена. А потом что было?

Воропаев. Потом стал командиром, сторожил границу на Амуре. Комсомольск строил.

Лена. А потом?

Воропаев. А потом действовал на Хасане, у Халхин-Гола, в Финляндии… И все время, всю жизнь тянуло к морю. Наконец вот оно, рядом, но, оказывается, его могло и не быть… Да, пожил, и в общем есть что перед смертью вспомнить…

Лена. Ах, вы все о смерти да о смерти, а я к вам пришла про другое сказать.

Воропаев. Ну, давайте про другое.

Лена. Да я маме тогда рассказала о вас, что вы одинокий и семью потеряли… Ну, она, сходи, говорит, и скажи, пусть уж наш дом на себя берет. У нас, правда, хорошенький такой домик, очень уютно. Так что, когда поправитесь, прямо к нам.

Воропаев. По-моему, вы не очень довольны этим, Лена?

Лена. Нет, почему не довольна, это мамино дело, мне некогда с домом возиться, работать надо.

Воропаев. А что вы думаете, это идея! Вот встану, займусь вашим домом, и будет у нас свой угол. Заведем хозяйство… домик… садик… две курицы… собачка какая-нибудь… Как вы думаете, Лена?..

Лена (сухо). Не знаю, не знаю, ни о чем таком я не думала и… ничего не знаю, честное слово.

Воропаев. Весной привезу своего Сережку, пусть пасется у вас.

Лена. Это уж вы там как хотите… И что я еще вам хотела сказать… Я перед вами виновата, подумала тогда на вас, что вы за дармовыми дачами к нам приехали. Не обижайтесь, я на язык злая бываю.

Воропаев. А на самом деле вы, должно быть, очень добрая, Лена. Вот взяли и пришли ко мне… Спасибо… дайте мне вашу руку.

Лена. Ну, что вы! Выздоравливайте. Только смотрите никому не рассказывайте, что я у вас была. Не люблю я…

Открывается калитка, и во дворе — Корытов.

Корытов. А-а, мои кадры здесь! Здорово, полковник! Ты как же это успела? (Воропаеву.) Она, брат, сегодня на вывозке леса четыре нормы сделала! Да еще к тебе за двадцать километров прибежала!

Воропаев. Пешком? Вот это друг, вот за это спасибо, Лена!.. Не забуду.

Лена. Ну, чего там! (Уходит.)

Корытов (подходя и здороваясь). А говоришь — нету внимания к человеку… Видал, какая душа? Ну, как самочувствие? Не знал я, брат, что ты до такой степени болен… да… Ты уж того, извини, брат, нескладно у нас с тобой вышло! Ну, да я кое-что предпринял. Домик тебе коммунхоз отведет.

Воропаев. Нашел, о чем вспоминать. Бывает всяко… Домик! Дома эти у меня прорезываются, как зубы мудрости.

Корытов. Замотался, брат, я… жуткое дело! А тут еще предстоит такое… Ты ничего не знаешь?

Воропаев. Откуда же я узнаю?.. Что такое?

Корытов. Ты ничего не слыхал?

Воропаев. Да ничего.

Корытов. Кон-фе-рен-ция! Вот что.

Воропаев. Районная? Так что ты волнуешься? Снимут, думаешь?

Корытов. Ай, не то.

Воропаев. Или областная?

Корытов. Не то, не то. Союзных держав. Вот что, брат.

Воропаев. Где?

Корытов. У нас. Тут!

Воропаев. Не может быть!

Корытов. Как не может быть, когда съезжаются!

Воропаев. Значит, приближается мир! Выиграли войну! Эх, чорт возьми, нашел я время свалиться.

Корытов. Тут твой знакомый генерал Романенко прибыл, искал тебя… Крутой, крутой товарищ… Заберу, говорит, Воропаева. Какому-то Василию Васильевичу будет докладывать.

Воропаев. Василию Васильевичу? Он здесь? Ого! Значит, дела!

Корытов. Да ты помолчи, не напрыгался, тебе б все в первый ряд! Стой, где стоишь, вот и все… Впрочем, у тебя сколько языков?

Воропаев. Три.

Корытов. Не по анкете, а в натуре?

Воропаев. Три, три.

Корытов. Могут, брат, нам пригодиться. Наедут иностранцы, мало ли что… Как считаешь?

Воропаев. Это ты правильно.

Корытов. Вот, а говорил — стихия… Не-ет, брат!

Воропаев. Это ты, по-моему, говорил — стихия, ну, да ладно. А скоро это?

Корытов (иронически). Как встанешь, так и начнут. Тебя одного дожидаются.

Воропаев. Когда так… (Встает.)

Городцов (входя во двор). Тормоза… тормоза… Тебе что сказано Комковым? Лежать?

Воропаев. Забирай своего Комкова… и пусть он не вылезает, пока не позову. Весь мир у нас в гостях… Все наши судьбы будут решаться, а я — лежать… Вот и встал. Я нужен, понимаешь… Смерть на неопределенное время откладывается… Пошли, Корытов!

Корытов (думая о своем). Вот какие дела на мою голову!

Действие третье

Картина первая

Двор в здании райкома. Из комнаты в первом этаже слышен стук пишущей машинки. Курят, оживление, шум. Здесь Юрий, Наташа, Лена, Огарновы, Городцов.

Лена. Вы только слушайте, иду дальше — опять едут. Какой-то старый… сигара во рту, как палка, глаза навыкате… и во всех вглядывается, будто у него что украли…

Наташа. Толстый и глазами сверлит — это Черчилль, а высокий, пьяный — это Гарриман… А Рузвельт — тот, говорят, красивый, лицо хорошее такое, печальное…

Лена. Я о товарище Сталине думаю. Раз в жизни повидать случай вышел, а не придется.

Наташа. Да, едва ли.

Лена. Вдруг он скажет, — а кто это такая, а как вы живете, товарищ Журина, что делаете?

Варвара. А ничего, мол, не делаю… За полковниками стреляю.

Городцов (Юрию). Ну, как с демонстрацией, какая будет директива?

Юрий (заглядывая в комнату). Геннадий Александрович! Алексей Витаминыч! Можно вас на секунду?

Выходят Корытов и Воропаев.

Корытов. Ну, чего вы собрались? Сказано же вам, никаких демонстраций организовывать не будем.

Юрий. А доклад в клубе? О международном положении? Народ интересуется…

Корытов. И собраний специальных не надо. Конференция вас не касается.

Наташа. Как не касается? Мы побеждаем — и не касается? Не будь нас, и конференции этой не было бы.

Корытов (Воропаеву). А может, правда, доклад устроить? Так сказать, добьем врага трудом.

Воропаев. Ты же сам говорил: Васютин вчера и сегодня звонил из обкома, сказал — работать, как работали. Идите, милые, идите, мы и без вас ошалели.

Городцов. Я так думаю, порядок встречи надо бы заранее утвердить.

Корытов. Какой порядок встречи?

Городцов. Я серьезно говорю. Вот, к примеру, приедет к нам в колхоз товарищ Сталин, выходит из машины, я выскакиваю, даю рапорт. Потом веду. Куда первым делом? У меня в правлении по холодному времени куры племенные, — веду, скажем, до Варвары, у нее домик приятный, или как? Сразу до хозяйства вести? Нет, серьезно, товарищи, это ж вопрос.