Лавиния - Урсула К. Ле Гуин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я довольно резко высвободилась из ее объятий и встала, чувствуя, что мне совершенно необходимо уйти от нее подальше.
– Хорошо, мама, я, конечно же, поговорю с отцом, как только он пришлет за мной, – сказала я и поспешила прочь.
В ушах у меня стоял звон, а нервный румянец и жар сменились сильнейшим ознобом.
Пробегая по галерее, я увидела в центральном дворе у лаврового дерева целую толпу людей и попыталась проскользнуть мимо них незамеченной, но меня, разумеется, тут же заметили – сперва Вестина, а потом Тита – и закричали:
– Лавиния, иди-ка сюда! Посмотри, что тут такое!
Они потащили меня к лавру, и оказалось, что там действительно кто-то сидит среди ветвей. Это было похоже то ли на толстое животное с темной шерстью, то ли на огромный мешок, шевелившийся, как живой, то ли на облако тяжелого темного дыма, случайно зацепившееся за ветки. И от этой странной штуки исходил дребезжащий монотонный гул. Все кричали, показывали туда пальцами, и я вдруг догадалась: это же пчелы, огромный пчелиный рой!
Пришел мой отец. Суровый, седовласый, держась очень прямо, он спокойно пересек двор, приблизился к дереву, взглянул на темное облако, клубившееся на вершине и все время менявшее форму, затем перевел взгляд на облака, уже начинавшие розоветь в закатных лучах, и спросил:
– Это что, наши пчелы?
Ему ответили, что нет, этот рой прилетел сюда поверху, перелетев через крышу, «точно огромный клуб дыма».
– Скажи Касту, – велел Латин сопровождавшему его домашнему рабу, – что у нас на лавре собирается ночевать рой пчел. Вечером Каст легко сможет его отсюда перенести.
Мальчишка стрелой полетел разыскивать нашего пчеловода Каста.
– Это знамение, хозяин, знамение! – выкрикнула мать Маруны. – Пчелы ведь не просто так сюда прилетели: они сели на верхушку того дерева, что как бы венчает наш Лаврент! О чем говорит это знамение, хозяин?
– А откуда они прилетели?
– С юго-запада.
Все примолкли, ожидая, что скажет Латин. Молчал он недолго.
– Это значит, что с той стороны к нам в регию вскоре прибудут гости, чужеземцы, – сказал он. – Возможно, они приплывут по морю.
Будучи отцом семейства, хозяином нашего дома, нашего города и нашей страны, Латин привык читать различные знамения. Он не пользовался для этого никакими таинственными средствами и особыми приготовлениями, как это делают предсказатели-этруски. Увидев тот или иной знак, он старался его понять, а потом, не колеблясь, с суровой простотой разъяснял его людям.
Вот и сейчас его ответ всех удовлетворил. Многие так и остались во дворе, обсуждая случившееся, стряхивая с волос отдельных, ленивых и каких-то отяжелевших пчел и поджидая, когда придет Каст, соберет рой и переправит его в наши ульи.
Тут Латин заметил меня и сказал:
– Пойдем-ка со мной, дочка.
Я послушно последовала за ним. Войдя в свои покои, он остановился у небольшого столика и посмотрел на меня. В распахнутых дверях ярко светилось вечернее небо.
– Твоя мать говорила с тобой, Лавиния?
– Да.
– Значит, ты знаешь, что твои женихи договорились друг с другом и попросили меня выбрать тебе мужа из их числа?
– Да.
– Вот и хорошо, – сказал он и улыбнулся вымученной улыбкой. – В таком случае, может быть, ты сама скажешь, кого мне выбрать?
– Нет.
Я не пыталась дерзить, но мой решительный и краткий ответ явно задел его. Он с минуту внимательно на меня смотрел, потом спросил:
– Но ведь среди них наверняка есть один, которого ты предпочитаешь остальным?
– Нет, отец.
– Значит, это не Турн?
Я только головой помотала.
– А твоя мать говорила, что ты любишь Турна.
– Нет, не люблю.
И снова его неприятно поразил мой резкий ответ, однако он сдержался и, проявляя терпение, мягко спросил:
– Ты совершенно в этом уверена, детка? По словам твоей матери, ты влюблена в него еще с тех пор, как он впервые попытался за тобой ухаживать. Она, кстати, предупреждала меня, что ты из скромности, возможно, и не захочешь в этом признаться. И, по-моему, подобная скромность вполне естественна для невинной девушки. Впрочем, сейчас нам вовсе и не обязательно продолжать этот разговор. Ты уж только как-нибудь дай мне понять, что не возражаешь, если я приму его как твоего жениха.
– Нет!
Отец озадаченно посмотрел на меня; он явно не знал, как ему поступить.
– Но если не Турн, то кто же из них? – нерешительно спросил он.
– Никто.
– Ты хочешь, чтобы я отказал им всем?
– А ты это можешь? Правда можешь?
Латин с мрачным видом прошелся по комнате, задумчиво поглаживая подбородок и опустив широкие мускулистые плечи. В тот день он, похоже, еще не брился: на подбородке у него торчала седая щетина. Наконец он снова остановился передо мной и сказал:
– Да, я могу отказать им. В конце концов, я пока что правитель Лация. Но почему ты просишь об этом?
– Я знаю, что предложение, сделанное тебе Турном, таит в себе и некую угрозу.
– Да, пожалуй. Но об этом тебе не стоит тревожиться. Мне важно знать одно: чего хочешь ты сама, Лавиния? Каковы твои намерения? Ведь тебе уже восемнадцать. Не можешь же ты без конца оставаться здесь в качестве девственницы-весталки.
– Я уж скорей стану весталкой, чем выйду за кого-то из этих людей!
Мы называем весталкой женщину, которая сама принимает решение никогда не выходить замуж или же ее никто не берет замуж и она остается в семье своего отца, заботясь о том, чтобы в очаге Весты всегда горел огонь.
Отец вздохнул; на меня он не смотрел; он смотрел на свою руку, лежавшую на столе, большую, покрытую шрамами. По-моему, он с трудом сопротивлялся подобному искушению – возможности навсегда оставить меня при себе. Наконец он снова заговорил:
– Если бы я не был царем… если бы у меня были еще дочери… если бы не умерли твои братья… Да, тогда ты могла бы сделать и такой выбор. Но раз уж так сложилось и ты моя единственная дочь, тебе все же придется выйти замуж, Лавиния. В тебе одной теперь заключена моя власть и могущество нашего рода, и мы не можем делать вид, будто это не так.
– Подождем еще годик!
– Но и через год выбор будет примерно таким же.
На это мне нечего было ответить.
– Турн и впрямь лучший из них, дочка. Мессап всегда будет у Турна под ногтем. Авентин в своей львиной шкуре – парень, конечно, хороший, но не слишком умный. А прожить всю оставшуюся жизнь где-то в горах у Уфенса ты попросту не сможешь, да и мне самому совсем не хочется отсылать тебя к этим хитрым и ненадежным сабинянам. В этой компании Турн, пожалуй, действительно лучше всех. Возможно, во всем Лации не найдется лучшего жениха. Да и как правитель он неплох; и враги его опасаются – он прекрасный воин; к тому же он богат и хорош собой. Насколько я знаю, все женщины считают его красавцем. И он наш родственник. И, по словам твоей матери, безумно в тебя влюблен. – Отец с надеждой посмотрел на меня, но я не ответила на его взгляд. – Она постоянно рассказывает, какие хвалы он поет тебе. Она считает, что Турн настроен чрезвычайно решительно и, если я отдам тебя за кого-то другого, он всеми силами постарается воспрепятствовать этому решению, несмотря на заключенное соглашение. И, возможно, она права: Турн – парень весьма честолюбивый и самоуверенный. Впрочем, у него, пожалуй, есть на это основания. И потом, мать твоя внушила ему определенную надежду. Мне кажется, если ты выберешь кого-то другого, то и она взбунтуется. – Он явно пытался пошутить, но шутки не получилось; и он прекрасно это понимал. Взгляд у него стал жалким. – Лавиния, твоя мать все это принимает очень близко к сердцу. Ее чрезвычайно волнует твое будущее благополучие, а также благополучие нашей страны, – неуверенно прибавил он.
Мне нечего было ему возразить, но и ответа у меня тоже не было.
– Дай мне пять дней, отец, – попросила я, чувствуя, как тихо и хрипло звучит мой голос.
– И тогда ты назовешь своего избранника?
– Да.
Он обнял меня своими крупными руками и поцеловал в лоб. Я чувствовала тепло его тела, вдыхала знакомый, родной запах, чуть резковатый, но успокаивающий – летом так пахнет нагретая земля на холмах предгорий.
– Ты свет моих очей, – шепнул он мне, и я не выдержала: расплакалась.
Быстро поцеловав ему руку,
