Приключения в стране тигров - Луи Буссенар

Впрочем, хищник был изумлен не меньше — застыл в неподвижности, очевидно, не зная, на что решиться.

Фрике быстро вскинул ружье и почувствовал, как по спине его пробежал холодок: он вспомнил, что ружье заряжено дробью.

Тигр, увидев большую железную палку на уровне глаз, мягко пригнулся, так что грудь его почти коснулась земли.

«Сейчас прыгнет», — пронеслось в голове Фрике.

И он не мешкая дал залп из обоих стволов прямо в морду зверя. Пах! Пах! Оба выстрела раздались почти одновременно, но их заглушил бешеный рев, вырвавшийся из пасти раненого хищника.

Все четыре лапы распрямились, подобно пружинам; Фрике едва успел пригнуться, и тигр, перелетев через его голову, тяжело рухнул на землю.

Схватить на руки маленького Ясу, так и не выпустившего из рук калао, и помчаться прочь оказалось для парижанина делом одной минуты. Его единственной мыслью было: «Сначала укроем мальчугана, а там будет видно».

За несколько секунд он пробежал метров пятьдесят, а остановился, когда понял, что тигр их не преследует. Тут юноша вытащил из кармана пустые патроны, зарядил порохом и пулями, затем вложил в стволы и вздохнул с облегчением.

— Кажется, котику хватило… повезло нам! Но кто мог ждать такой встречи? И с ружьем, в котором нет ничего, кроме дроби! Правда, ружье восьмого калибра, а в патроне двенадцать с половиной граммов пороха и семьдесят граммов дроби третьего номера… Должно быть, зверю попало в морду все — и порох, и дробь, и пыж. Надо взглянуть.

Охотник пошел обратно: маленький бирманец следовал за ним по пятам; глаза мальчугана сверкали, как черные алмазы, он по-прежнему волочил за собой калао, бившего его по икрам.

Фрике без труда обнаружил следы тигра и пошел по ним с такой уверенностью, как если бы видел зверя: путь был забрызган кровью, показывавшей, что тигр получил серьезную рану.

Кроме того, зверь, по всей видимости, ослеп, ибо несколько раз натыкался на деревья, оставляя на коре большие розовые пятна.

Пройдя метров двести, Фрике наконец увидел распростертого на земле тигра. Хищник был еще жив: бока его конвульсивно вздрагивали, а лапы дергались в тщетном усилии подняться.

Но это была агония, и, видимо, мучительная, если судить по тому, как была изрыта когтями земля и как ободрана кора ближайшего тикового дерева.

Фрике вне себя от изумления не мог поверить своим глазам.

— Черт возьми! Королевский тигр убит дробью! Это невероятно. Расскажи я об этом опытным охотникам, они сочтут меня хвастунишкой. И, однако, это такая же истина, как солнце в зените… У, какая зверюга! Он мог бы меня прикончить одним ударом лапы. Дьявол меня раздери, он ничуть не уступает по размеру покойному Людоеду! Да, здорово у нас идут дела, у господина Андре и у меня. Нам решительно все удается в этой стране тигров. Черт, опять я разболтался, как попугай мамаши Бигорно, доброй хозяйки матросского кабачка из Лорьяна…[87] Пора и делом заняться.

Во время этого монолога конвульсивные движения лап и подергивание боков тигра почти прекратились, а хрипы стали едва различимы. Зная, насколько живучи эти ужасные звери, Фрике решил нанести для верности последний удар и, прицелившись в сердце, выстрелил.

Глубокий вздох вырвался из груди тигра, тело сотрясла крупная дрожь — и зверь замер. Последний выстрел, в сущности, был ни к чему.

Маленький Яса, смотревший на эту сцену в зловещем молчании, испустил пронзительный крик в тот самый момент, когда хищник содрогнулся в последний раз; затем, схватив Фрике за руку и сжав ее изо всех сил, мальчик навзрыд заплакал.

Фрике, успокоив малыша ласковыми словами и нежным поглаживанием, смог наконец рассмотреть нанесенные дробью раны.

Верхняя часть черепа была буквально раскрошена, глазницы пусты и залиты кровью, кожа на морде висела лохмотьями. Голова превратилась в кашу из запекшейся крови, раздробленных костей, ошметков мяса и шерсти.

Некоторые дробинки попали через пробитый череп в мозговую ткань. Однако кошачьи, как мы уже говорили, настолько живучи, что тигру удалось проползти еще около двухсот метров!

Таков был этот чудесный выстрел — один из самых необычных за всю карьеру юного охотника, хотя подобные удачи не так редки, как может показаться.

Но пора было подумать о возвращении. Фрике пришлось скрепя сердце отказаться от мысли взять с собой добычу. Впрочем, он решил, что можно будет подвести шлюп поближе к этому месту и вернуться за трофеем вместе с черными слугами.

Вынув из кармана две галеты, француз по-братски разделил их, и оба мальчишки, маленький и взрослый, принялись весело грызть жесткое печенье, походившее на обожженную глину. Затем они вволю напились кофе из фляжки и, приободрившись после этого по-охотничьи скудного ужина, приготовились двинуться в обратный путь.

Фрике, закинув ружье за спину и привязав тушку калао к поясу, быстро определил направление и весело зашагал вперед в сопровождении своего маленького друга.

…Они шли уже довольно долго, и кругом, куда хватало глаз, виднелись только тиковые деревья.

Парижанин, несмотря на свою выносливость и самоуверенность, начал с тревогой думать, что время тянется как-то уж слишком долго.

— Никогда не поверю, что я мог зайти так далеко… — бормотал он, по привычке разговаривая сам с собой в виду отсутствия собеседника, понимающего по-французски. — Недаром господин Андре меня предупреждал… Да и вообще, правильно ли мы идем? Эти деревья похожи друг на друга, словно их отливали в одной форме. По солнцу не сориентируешься: его совершенно не видно за густой листвой… Что же до всяких туземных хитростей, больше похожих на инстинкт животного, чем на разумное поведение человека, это мне явно не по зубам, и моему парижскому носу здесь вынюхивать нечего. Подумать только, я, старый, опытный путешественник, которому были нипочем даже леса Борнео, мог так увлечься погоней за этими проклятыми калао! Даже компаса не взял! И почему я не подумал о том, чтобы делать засечки ножом на этих кеглях, которые по ошибке зовутся тиковыми деревьями? Хоть бы о мальчике с пальчик вспомнил… Надо же быть таким идиотом!

Фрике вытащил часы и ошеломленно уставился на них — прошло уже больше трех часов! Полтора часа назад он убил тигра и, следовательно, должен быть недалеко от шлюпа, если, конечно, правильно выбрал направление.

Взглянув на малыша, он убедился, что тот переступает своими маленькими ножками без всяких признаков усталости, и ласково ему улыбнулся. Они двинулись дальше, по-прежнему видя перед собой только тектоны.

Парижанин уже начал подумывать, что самоуверенность все-таки не доводит до добра, как вдруг улыбка озарила его лицо, и он радостно закричал: