Жемчужины Подмосковья - Василий Николаевич Осокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ежели бы да сюда да мелко накрошенных шампиньончиков бы, как в былые, в Уфимской… - мечтал Аксаков.
- Грех, грех вам на душу, что не напишете хронику своей жизни. Мне бы ваш жизненный опыт!… - волновался Гоголь.
Аксаков недоверчиво глянул на этого, похожего на аиста, как бы клевавшего рыбу, человека, и понял, что да, написал бы тот книгу, от которой дрогнул бы мир.
- Нет, Сергей Тимофеич, я вправду говорю. - Нота кристальной искренности задрожала в глуховатом голосе. - И это опишите, - ткнул вилкой в тарелку, - как рыбку удите. Нужно нам, русским, и об этом писать. Да с вашей наблюдательностью-то… - II капризно отставил тарелку. - Не напишете?
- Ну, ну, попробую.
- То-то же. - И, придвинув тарелку, «клюнул» снова. После собрались в тесный кружок.
Окна стали синими.
И уж, конечно, там, где был Хомяков, звучал страстный спор. Опять, не успели еще усесться, он поднял свою излюбленную тему - идею воссоединения западных славян с Россией. Вспоминая о противниках, он, по выражению Герцена, «боец без устали и отдыха, бил и колол, нападал и преследовал, осыпал остротами и цитатами».
Затем страстным голосом прочитал свое стихотворение о Чехии, прозвучавшее торжественным колоколом:
«И в старой одежде святого Кирилла
Епископ на Петчин всходил,
И следом валила народная сила,
И воздух был полон куреньем кадил.
И клир, воспевая небесную славу,
Звал милость господню на западный край,
На Лабу, Мораву, на дальнюю Саву,
На шумный и синий Дунай».
Потом неторопливо читал свои стихи Иван Аксаков. И русская природа, такая, какая была, есть и останется на Руси, медлительно развертывалась перед глазами. Перед слушателями возникали две дороги. Одна, неширокая тропка, утоптанная босыми крестьянскими ногами, уходила в неизвестную даль, исчезая в море цветов полевых - фиолетово-красном от гвоздики и желтом от одуванчиков. А неподалеку пролегала другая - каменная дорога, немало взявшая простору у полей и лесов. Ее строили мужики в просоленных потом рубахах, в высоких грешневиках, из-под которых на худые лица выбивались клоками русые, черные, рыжие волосы. Глухо вколачивал камни молот, рыла, взблескивая на солнце, лопата… А в воскресенье шли тихие толпы к новому храму в большом селе Холмах. Крыша церкви от лучей ослепительно сверкала, казалась раскаленным металлом. У обочины деревенской дороги кувыркались в траве ребятишки, прыгала собачонка, хрипло лая, в накошенном сене.
…Старик Аксаков незаметно вышел. В приоткрытую дверь виден был томный чуланчик, где аккуратно висели на стенах два ружья, остроконечные донки, уйма удилищ разных сортов дерева, толщины и размеров; из ящика на манер раков или гигантских жуков свисали громадные красные и зеленые поплавки жерлиц. Старик ходил с тряпочкой и перышком, бережно прочищал ружье.
Заговорил Гоголь, старик вернулся.
Образно жестикулируя, Николай Васильевич взволнованно говорил о песнях Украины, горячих, как пламя пожара, задумчивых, как нагнувший голову над тыном подсолнечник, нежных, как клейкий листок березы на ветру; в них звучит и мужество, и труд, и любовь, и гнев. Потом заговорил о России, о таинственной, неизведанной силе ее пространства, о человеке в ней, о русском писателе, его значении, скорбной участи.
Сергей Тимофеевич воспользовался советом Гоголя, стал писать. Как медведь отмахивается лапой от назойливых ос, так и он писанием отмахивался от всех треволнений жизни. Переживал молодость. Гоголевский совет писать пошел впрок.
«О, какое тонкое знание обитателей лесов, вод, полей выказал старик, сколько охотничьей наблюдательности в описаниях каждого зверька, птицы, бабочки, травинки! Любовь к могучей, нетронутой русской природе так и била через край простого, спокойного дарования»…
Так через полвека с лишним восторгался один из исследователей его творчества - Лев Войтоловский.
Однажды в хмурый зимний час, когда укрытый полосатым пледом старик диктовал дочери «Записки оружейного охотника Оренбургской губернии», вбежали сыновья. И, глянув, почуял,
Что свершилось то, что отмахивал и отнекивал от себя чуть ли не месяц.
- Гоголь умер! Заревел раненым быком этот видавший виды и не плакавший ранее человек. Так прорывается вдруг плотина. И напрасно сыновья пытались утешить отца. Были они подобны людям, беспомощно простирающим друг другу руки на разных берегах хлынувшей вдруг реки.
Через несколько лет скончался и Сергей Тимофеевич Аксаков. Заросли лопухами дорожки абрамцевского парка. Но вот прошло еще три года, и дачу приобрел промышленник и меценат Савва Иванович Мамонтов. Начался второй, мамонтовский, период расцвета Абрамцева. После Октябрьской революции усадьба превращена в музей.
Аленушкин пруд
В 1880 году, летом, художник Виктор Михайлович Васнецов жил в селе Ахтырке. Это место, как необыкновенно живописное, рекомендовал ему известный промышленник и меценат Савва Мамонтов, который проживал поблизости, в имении Абрамцево. Будучи человеком очень наблюдательным, Мамонтов вот уже третий год с удивлением следил за необыкновенным творческим ростом переселившегося из Петербурга в Москву Васнецова.
Васнецов поразил любителей искусства грандиозным полотном «После побоища Игоря Святославовича с половцами». Многие почувствовали в этой картине дух русской истории, как изображалась она в величавых былинах. В живописи такое было впервые.
Мамонтов заказал Васнецову несколько картин для зала заседаний строившейся им Донецкой железной дороги. Картины мыслились, вспоминал сын С. И. Мамонтова - В. С. Мамонтов, сказочными иллюстрациями к пробуждению новой железной дорогой богатого Донецкого края. «Первая картина должна была изображать далекое прошлое этой земли, вторая - сказочный способ передвижения и третья - царевен золота, драгоценных камней и каменного угля, символ богатства недр пробужденного края».
Заказ был сделан Васнецову после того, как Мамонтов узнал сюжеты задуманных и частично уже выполненных художником картин. Он не хотел стеснять живописца, навязывать ему свой план, а просто выбрал те из сюжетов, которые ему наиболее подходили.
Так появились три новые прекрасные картины Виктора Васнецова: «Битва славян с кочевниками», «Ковер-самолет», «Три царевны подземного царства».
Уж не здесь ли был «Аленушкин пруд»?
Теперь Савва Мамонтов не хотел далеко отпускать Васнецова от себя. Вот почему он рекомендовал ему поселиться на лето с семьей поблизости.
Удивительные сказочные окрестности Ахтырки - Абрамцева навеяли Васнецову новый сюжет.
Иногда с художником бывало так: гулял он по ахтырским полям, и казалось ему, что полям этим конца-края нет. Вот налетит ветерок, на мгновенье потемнеют светлые краски поля - И вновь заблещут как ни в чем пе бывало. Только жарко заволнуется нежно-желтое море ржи и оживут тысячи васильков. Откуда-то возникает песня. Не разберешь ее слов, да и есть
