Трое - Кен Фоллетт

Сожалел он лишь о том, что оставил лазейку для Воронцова: реакцию египтян следовало учесть. С этими арабами вечная проблема – толку от них ноль, их никто и не воспринимает всерьез. К счастью, Юрий Андропов, глава КГБ и доверенное лицо Брежнева, сразу понял, что Воронцов пытается перехватить проект, и не допустил этого.

Итак, вследствие собственной оплошности придется работать с чертовыми арабами – что и говорить, приятного мало. Ростов собрал свою небольшую команду: он, Николай Бунин и Петр Тюрин за долгие годы прекрасно сработались. А вот Каир был дырявым как решето: чуть ли не половина информации, проходящей через них, тут же просачивалась в Тель-Авив. Посмотрим, как себя покажет Ясиф Хасан.

Ростов отлично помнил Хасана: богатый баловень, праздный и надменный, умный, но без огонька, с узкими взглядами и обширным гардеробом. В Оксфорд он попал благодаря состоятельному отцу, и сейчас это раздражало Ростова гораздо больше, чем тогда. С другой стороны, знакомого проще контролировать. Нужно сразу дать понять, что его присутствие в команде – всего лишь дань политическим условностям. Однако при нем следует быть предельно осторожным: выдашь слишком мало информации – Каир пожалуется в Москву, слишком много – и Тель-Авив начнет совать палки в колеса.

Все это было чертовски неудобно, а главное – некого винить, кроме себя.

Ростов нервничал всю дорогу до Люксембурга. По пути он сменил три самолета и два паспорта: прибывающих из СССР местные иногда брали на заметку.

Разумеется, в аэропорту его никто не встретил. Ростов взял такси и поехал в отель.

Зарегистрировавшись под именем Дэвида Робертса, он получил от администратора записку. Направляясь к лифту, Ростов вскрыл конверт, на листке бумаги было написано: «Номер 179».

Он дал на чай носильщику, поднял трубку и набрал 179.

– Алло?

– Я в 142-м номере. Через десять минут приходи на совещание.

– Ладно. Слушай, это ведь…

– Заткнись! – оборвал его Ростов. – Никаких имен! Жду через десять минут.

– Да, конечно, извини! Я…

Ростов повесил трубку. Что они там, в Каире, с ума посходили?! Берут на работу кого попало! Это ж надо – называть настоящие имена по телефону! Все оказалось еще хуже, чем он предполагал.

В прежние времена Ростов любил перестраховываться: выключал свет и садился напротив двери с оружием наготове на случай ловушки. Сейчас он считал подобные меры паранойей, годной разве что для сериалов, и даже не брал с собой пистолет – ведь в аэропорту могли проверить багаж. Хотя, разумеется, предосторожность никогда не помешает, и кое-какие «штучки» у него при себе имелись, включая электрическую зубную щетку для глушения «жучков», крошечный «Полароид» и шнурок-гарроту.

Ростов быстро распаковал небольшой чемодан: бритва, зубная щетка, пара немнущихся рубашек и смена белья; затем налил себе шотландского виски из мини-бара – преимущество работы за границей. Ровно через десять минут раздался стук в дверь. Ростов открыл, и Ясиф Хасан вошел в номер, широко улыбаясь.

– Ну, здравствуй!

– Здравствуй, – ответил Ростов, пожимая ему руку.

– Сколько мы не виделись? Лет двадцать? Как жизнь?

– Работаю.

– Кто бы мог подумать, что мы снова встретимся – да еще из-за Дикштейна!

– Угу… Присаживайся. – Ростов сел, и Хасан последовал его примеру. – К вопросу о Дикштейне: мне нужны последние данные о его местонахождении. Что произошло после того, как ваши люди засекли его в аэропорту Ниццы?

– Он посетил АЭС с экскурсией, а потом ушел от нас.

Ростов недовольно цокнул языком.

– Этого нельзя допускать.

Хасан улыбнулся заискивающе, словно продавец.

– Ну, если бы он не смог засечь слежку и уйти от нее, мы бы им сейчас не занимались, правда?

Ростов пропустил реплику мимо ушей.

– Он был на машине?

– Да, арендовал «Пежо».

– Что тебе известно о его передвижениях до того, в Люксембурге?

– Неделю Дикштейн проживал в отеле «Альфа» под именем Эда Роджерса. – Хасан говорил энергично, переняв деловую манеру Ростова. – При регистрации он указал адрес парижского отделения журнала «Сайенс интернешнл»: такой журнал действительно существует, но адрес в Париже используется только для пересылки; хотя у них числится внештатный сотрудник Эд Роджерс, о нем ничего не слышно уже больше года.

Ростов кивнул.

– Типичная моссадовская легенда – просто и надежно. Что еще?

– В ночь перед его отъездом на рю Дик произошел инцидент: двоих парней жестоко избили. Судя по всему, работал профессионал: характерные переломы – ну, ты понимаешь. Полиция не стала заниматься расследованием – те двое оказались известными грабителями и частенько паслись возле гей-клуба.

– Нападали на гомиков?

– Похоже, да. Короче, явной связи с Дикштейном нет, кроме того, что он был в это время в городе и в принципе способен на такое.

– Этого вполне достаточно. Думаешь, он – гомосексуалист?

– В его досье ничего такого не значится. Видимо, все эти годы он тщательно скрывал свою сущность.

– Ну да, конечно – так тщательно, что, будучи на задании, поперся в гей-клуб. Где логика?

Хасан гневно сверкнул глазами.

– Ну а что он там делал, по-твоему?

– Полагаю, встречался там со своим «голубым» информатором. – Ростов встал и принялся мерить шагами комнату. Он взял верный тон с Хасаном, но лучше не перебарщивать, пора разрядить обстановку. – Давай подумаем. Что ему понадобилось на атомной станции?

– После Шестидневной войны у израильтян с французами испортились отношения: де Голль прекратил поставки оружия. Возможно, «Моссад» планирует ответный удар – например, взорвать реактор?

Ростов покачал головой.

– Нет, они не настолько бесшабашные. Да и кроме того, с чего бы тогда Дикштейну лететь в Люксембург?

– Кто его знает…

Ростов снова сел.

– Что-то тут должно быть такое, ключевое… Почему твой банк открыл здесь филиал?

– Это значимая европейская столица: Европейский инвестиционный банк, несколько институтов ЕЭС…

– Каких институтов?

– Секретариат Европарламента, Совет Европейского союза, Европейский суд. Ах да, и Евратом.

Ростов уставился на Хасана.

– Евратом?!

– Это аббревиатура Европейского сообщества по атомной энергии…

– Я знаю, что это, – перебил его Ростов. – Разве ты не видишь связи? Дикштейн приезжает в Люксембург, где находится главное управление Евратома, и тут же едет на атомную станцию.

Хасан пожал плечами.

– Интересная гипотеза. Что ты пьешь?

– Виски – угощайся. Насколько я помню, французы помогали Израилю строить реактор. Теперь, когда их помощь прекратилась, Дикштейн мог вынюхивать какие-нибудь секретные технологии.

Хасан налил себе виски и присел.

– Как мы с тобой скоординируемся? Мне велено оказывать тебе содействие.

– Моя команда прилетает сегодня вечером, – сказал Ростов. «Оказывать содействие», как же! Будешь выполнять мои приказы как миленький», – подумал он. – У меня два постоянных оперативника – Николай Бунин и Петр Тюрин; они привыкли к моему стилю работы. Ты будешь сотрудничать с ними и выполнять их распоряжения. Они профессионалы, у них многому можно научиться.

– А мои люди…

– Они нам не понадобятся, – перебил его Ростов. – Лучше всего действовать небольшой группой. Итак, первым делом надо засечь Дикштейна здесь, в Люксембурге, если он вернется.

– Мой человек круглосуточно дежурит в аэропорту.

– Он это наверняка учел. Нужно установить наблюдение за другими точками. Дикштейн может пойти в Евратом…

– Это в комплексе «Жан Монне».

– Можно подкупить администратора в отеле «Альфа», но туда тоже вряд ли… И еще – ночной клуб на рю Дик. Так… Ты сказал, что он взял напрокат машину?

– Да, во Франции.

– Ну, теперь-то он наверняка от нее избавился – вам же известен номер. Позвони в эту контору и выясни, где была оставлена машина: хотя бы примерное направление узнаем.

– Хорошо.

– Москва уже разослала его фотографию, наши ребята будут начеку. – Ростов допил свой виски. – Мы его поймаем – так или иначе.

– Ты правда в это веришь? – спросил Хасан.

– Я играл с ним в шахматы и знаю, как работает его ум. Начало стандартное и предсказуемое, затем неожиданный ход – как правило, весьма рискованный. Нужно всего лишь подождать, пока он высунется, – и можно рубить голову.

– Насколько я помню, ты проиграл тот матч, – сказал Хасан.

Ростов оскалился по-волчьи.

– То игра, а то жизнь.

Существует два типа «хвостов»: «уличные художники» и «бульдоги». Первые считают слежку за людьми особым видом науки или искусства – сродни актерскому мастерству, поэзии или молекулярной физике. Это перфекционисты, способные мгновенно превратиться в невидимку. У них специально подобранный скромный гардероб; они тренируют непроницаемое выражение лица перед зеркалом; они знают десятки уловок с дверями магазинов и очередями на автобус, детьми и полицейскими, очками, сумками и изгородями. Они презирают «бульдогов», которые полагают, что «следить» равно «следовать», и тащатся за объектом, как собака за хозяином.