Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает - Людмила Милевская

И очень сытая — Пенелопа обильно Бродягу кормила, ласково приговаривая:

— Ой, прибьет хозяин тебя…

Пес смысла речей не понимал и, млея от нежного голоса, благодарно подвизгивал. Пенелопу он полюбил. Конечно не так, как хозяйку. Евдокия была «его всем» — на нее он сильно рассчитывал.

Она же страдала, с ужасом поджидая мужа с работы. В страдания из-за пса, вплетались страхи за Еву.

— Позвоню-ка я ей, — решила в конце концов Евдокия. — Может удасться ее убедить.

Ева сопротивлялась, высмеивая подругу на все лады.

— Заю — да! — твердила она. — Грохнула Ирка Заю, и поделом ему, но меня-то ей грохать зачем? Только не вздумай опять убеждать, что Ирка маньячка.

Евдокия все-таки убеждала, но новых доводов не было у нее, а старые почему-то Еву никак не устраивали. И крови, как назло, больше на клавишах не появлялось. Вот это как раз особенно настораживало Евдокию: Ирине сейчас не до крови, значит все сходится. Маньячка она!

Но как доказать это Еве?

Евдокия настойчиво продолжала увещевать подругу — та возражала. Разговор длился долго.

Наконец Ева сказала:

— Что-то я не пойму, Дуся, к чему ты клонишь. Хочешь Боба опять ко мне подослать? Что ж, я не против, пусть охраняет.

— Точно! — обрадовалась Евдокия. — Пришлю к тебе Боба!

— Думаешь, Боб согласится, — усомнилась вдруг Ева. — Он же обругал нас сегодня утром.

— Если я попрошу, согласится. В крайнем случае буду икать. Боб испугается, что вернется болезнь, и сделает как прошу.

— Хорошо вам, психам, — позавидовала Ева. — А тут хоть икай, хоть не икай… Ладно, скорей звони уже Бобу, а то я соскучилась.

— Он тоже псих, — напомнила Евдокия.

— Может, это мне в нем и нравится. Звони!

Уговаривать долго Бориса Евдокие на этот раз не пришлось. Поспешность, с которой брат согласился отправиться к Еве, Евдокию слегка уколола, но время было неподходящее для обид. Евдокия смирилась. А тут и муж вернулся с работы и с порога спросил:

— Устроили пса?

Короче, не до ревности было потом Евдокие — сначала она старательно плакала и икала, изображая истерику, а затем, когда истерика к ней пришла, она так же старательно слезы и «ики» скрывала — но было поздно. Ее трясло, лоб покрылся испариной…

Заметив это, Лагутин мигом остыл и сдался.

— Черт с ним, с этим паршивым псом. Пусть живет, — рявкнул он и пошел за лекарствами.

— Не надо уколов! Ик! Ик! Я не хочу… Ик! Ик! Мне нельзя сейчас… ик-ик… спать! — завопила вслед ему Евдокия.

— Но придется, — сожалея, сказал Лагутин и успокоил жену: — Я совсем небольшую дозу введу.

Сделав укол, он присел к Евдокие и нежно спросил:

— Тебе лучше?

— Ленечка, а бывают у психов такие болезни, когда человек видит во сне то, что потом происходит с другими? — вместо ответа поинтересовалась она.

Лагутин кивнул:

— Да, наблюдалось. У шизофреников иногда открывается такой дар. Правда, он скоро проходит.

— А ты говорил, что чудес не бывает, — напомнила Евдокия. — Дар предвидения разве не чудо?

— Настоящий дар предвидения — чудо, но я не встречал его у больных. Я о другом говорил. У людей с чрезвычайно развитой логикой мозг во время ночной работы, порой, выдает удивительные решения. Их можно принять за предсказания, да так оно зачастую и есть, только выводы мозга основаны на реальных событиях и деталях. Это нечто вроде логической задачки, которую мозг решил, опираясь на мелочи, забытые самим человеком.

Евдокия, пытаясь бороться с наползающим сном, спросила:

— Ленечка, я сегодня была у Ирины и случайно увидела нож, который мне несколько раз до этого снился. Разве возможно такое?

Лагутин подхватил жену на руки и, укладывая ее в кровать, прошептал:

— Возможно. Это значит только одно: ты и раньше где-то нож этот видела, но забыла о нем. А мозг твой все помнит.

— Но теперь-то я точно знаю, что по телевизору я видела нож не впервые. Он раньше мне снился во сне. Я держала его в руках.

Леонид Павлович заверил супругу:

— Тебе кажется.

Евдокия с ним согласилась:

— Возможно, но откуда Ирина узнала, что я обожаю клубнику?

— Ты клубнику уже обожаешь? — удивился Лагутин.

Клубнику Евдокия с детства терпеть не могла, с тех пор, как у Бориса, объевшегося этой ягодой, вырезали аппендицит.

— Нет, — вздохнула она, — но мне снился сон, в котором я незнакомому парню почему-то соврала, что обожаю клубнику. А сегодня Ирина, когда я отказалась придти на поминки, пообещала накормить нас клубникой. С чего Ирина взяла, что я обожаю клубнику? И как это связано с моим сном?

Лагутин предположил:

— Видимо, в этом сне сошлись те события, которые и раньше волновали тебя, но чем, ты ясно не осознала. Мозг же доработал все то, над чем ты когда-то думала, да забыла. Меня удивляет одно, зачем ты лгала Ирине? Слишком уж твоя выдумка с клубникой на защиту похожа. Зачем ты хотела сбить с толку Ирину? Ты в чем-то явно ее боишься.

— Да-а, — погружаясь в сон, ответила Евдокия, — видимо я ей когда-то врала, что люблю клубнику, да и тут же об этом забыла. Видимо, я и раньше в чем-то ее подозревала, но не понимала того… А сегодня, когда она позвала меня на поминки…

— Подожди, на какие поминки? На чьи? — удивился Лагутин.

Но поздно, Евдокия уже спала.

Леонид Павлович в задумчивости вышел из спальни и уставился на Пенелопу:

— Про какие поминки Даша мне говорила?

Пенелопа, скорбно качая своей кривой головой, ответила:

— У Ирины Латыниной муж этой ночью погиб, Зиновий Давыдыч.

— Латынин погиб? Может, умер? Помнится, у него с печенью некоторые проблемы…

Пенелопа упрямо ответила:

— Сказано было — погиб.

— Как погиб?

— В какой-то карьер, вроде, упал.

— В карьер? — удивился Лагутин. — Откуда в городе взяться карьеру? Может, в канаву?

Пенелопа пожала плечами:

— У Дуняши спросите, я не очень вникала; работы полно.

И она принялась натирать в доме мебель — слава богу, мебели там хватало.

Глава 16

А Евдокия, уже сквозь путы Морфея, пыталась спросить у мудрого мужа как узнала Ирина про сон, который снится самой Евдокие уже много ночей. Ведь не случайно Ирина интересовалась сегодня нет ли на примете у Евдокии симпатичного молодого человека. И так странно при этом, так загадочно посмотрела. И обрисовала точный портрет того незнакомца, который является Евдокие во снах.

Правда, Ева по-своему все объяснила. На вопрос Евдокии: «Разве это нормально: муж еще не остыл, а Ирина такими пустыми вещами интересуется», — Ева ответила:

— А что тебя удивляет? Ирина из тех, кто стерпит все, что угодно, только не одиночество. Знакомиться сама она не умеет, вот про мужчину и спросила тебя. А что с тобой церемониться? Да, муж погиб, да, вроде как траур, но ты же подруга — авось поймешь. А то, что осудишь, Ирке плевать. Она эгоистка.

— Но почему спросила меня? — поразилась Евдокия. — Почему не тебя?

Ева фыркнула:

— Потому, что знает: все мужики самой мне нужны. Я не склонна делиться.

— Но она обрисовала точный портрет того незнакомца, которого я вижу в снах.

— Ой, Дуська, ты меня рассмешила, — грустно ответила Ева. — Да все бабы видят в своих эротических снах точно таких незнакомцев. Когда ты описывала мне его, я сразу подумала: эталон. Кстати, у тебя память куриная. Может, это твое заблуждение, что ты не рассказывала Ирке про сны.

— Нет, я помню, — заверила Евдокия. — Я точно ей не рассказывала. Она же в Париже была.

— Как выяснилось, не была.

— Но я-то так думала. И про клубнику я ей не говорила, а она с чего-то взяла, что я обожаю клубнику. И тот незнакомец тоже с чего-то взял. Они оба взяли…

— Ой, Дуська, отстань! — отмахнулась Ева. — Даже я не могу эту глупость слушать.

Но упрямая Евдокия пыталась убедить подругу в том, что здесь налицо загадка, нечто необъяснимое, опасное и даже грозное. Ева только смеялась.

Наконец, исчерпав все свои доводы, Евдокия пожаловалась на плохое предчувствие, и Ева, испугавшись, спросила:

— Хорошо, а от меня-то чего ты хочешь?

— Чтобы ты признала Ирину маньячкой. Она убивает красивых женщин. Мы должны ее остановить, — потребовала Евдокия.

— Остановить? Но как?!

— Не знаю, — растерянно призналась Евдокия. — Может, в милицию надо пойти или в прокуратуру…

— Нас не догонят, — пропела Ева. — Нас не поймут. Или запрут в психушку, когда услышат этот твой бред, эти твои сплошные прогоны. Короче, Дуська, отстань от меня. Я знаю Ирку пять лет. Она не маньячка. Заю грохнуть она могла, он заслужил. И все. Остальное полная чушь. И, уж если начистоту говорить, то из нас четверых на роль маньяка больше всех подходишь именно ты.

— Я?! — ахнула Евдокия.

— Да! Именно ты! Сама посуди: крыша у тебя регулярно едет, память хронически отшибает, многосерийные снятся сны… И про клубнику скажу. Мне ты тоже врала, что любишь клубнику. Спрашивается, зачем? И про нож ты придумала.