Трудный переход - Мулдаш Уналбаевич Ерназаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Скажите, агай, где живет дядя Карибай?
Незнакомец улыбнулся:
— Мальчик, здесь никто не живет. Отсюда уезжают в другие города. Вернись по этой дороге в поселок, зайди на базар, может быть, там кто и знает твоего дядю.
Молдабай чуть не заплакал. Смертельно усталый, голодный, он почувствовал себя одиноким и заброшенным. «А что будет со мною, если не найду дом дяди Карибая», — промелькнула беспокойная мысль. Он долго бродил по базару Казалинска, но все его поиски не привели ни к чему: никто из опрошенных на базаре не знал его дяди. Мальчик устало сел на крыльцо какой-то лавчонки и заревел. Вышедший из лавки хозяин окинул взглядом скорчившуюся на крыльце фигурку мальчика:
— Ты чего плачешь? Что здесь делаешь? — спросил он.
Молдабай, всхлипывая, рассказал о своих бедах. К радости мальчика, хозяин лавки знал сапожника Карибая и отвел его к дяде.
Карибай с радостью встретил нежданного родственника: у него не было детей, и он давно мечтал взять на воспитание одного из детей своего брата. На следующий день, когда мальчик отоспался и отдохнул, дядя расспросил его, зачем он пришел в город. Молдабай рассказал все и об учебе в мечети, о мулле Балмахане, о решении отца отдать его учиться к мулле Абубакиру, о своем желании учиться в «тоте-оку».
— Мальчик мой дорогой! — отвечал на его сетования дядя Карибай. — Твой отец — честный труженик, но самыми образованными людьми он считает мулл и грамотнее их никого не видал. Сейчас опустели многие ожре в мечетях. Все хотят учиться в «тоте-оку». Будь я помоложе, и сам бы пошел туда учиться. Ты сделал правильный выбор. Я благословляю тебя, сынок: ты будешь первым грамотным человеком в нашем роду.
…И Молдабай пошел в школу. Началась новая жизнь: учеба и работа… Время в доме дяди летело незаметно.
Шли годы. Молдабай закончил школу, потом ФЗУ. Работал слесарем паровозного депо, помощником машиниста. Стал коммунистом.
Однажды его вызвали в райком партии и, после долгой беседы, предложили пойти в органы милиции. Считая, что там должны работать особенные люди, он пытался отказаться. Молдабай много читал о Дзержинском, о Менжинском — эти люди были для него эталоном честности и преданности партии. Его выслушали, не перебивая, но пояснили: для начала он обладает необходимыми способностями, ему полностью доверяют, он умен, смел. А умение и опыт придут со временем.
Молдабай весь отдался новой работе. Беспокойные будни увлекли его.
Воспоминания Ермекова прервал стук в дверь. В кабинет вошел Караман. Молдабай, обрадованный его прибытием, встал из-за стола и поспешил навстречу чабану:
— Караман, друг ты мой, — усаживая его в кресло, заговорил он, — я должен бы принять тебя, как дорогого гостя, усадить за дастархан, а потом уже обсуждать наши дела. Но сам видишь, какое сейчас время: баи готовы на все, немало случаев вооруженного неповиновения советской власти. Вчера похоронили двух комсомольцев-рабфаковцев. Я только что вернулся из поездки в местность Тенгиз, заезжал и в другие кочевья. Много родов откочевало с насиженных мест. Все это результат провокационных действий богачей, мулл и биев. Эта свора может заморочить голову любому доверчивому человеку. Обо всем этом мы информировали советские и партийные органы, и, взвесив все, решили не препятствовать откочевке, на которую подбили степняков Алдажар и Барлыбай.
— Да, коши Алдажара, Барлыбая и некоторых других баев уже за Сырдарьей. Признаться, я не понимаю, почему вы медлите с конфискацией скота у них? Баи действуют решительно, и люди начинают сомневаться. Колеблются и многие мои друзья. Перед откочевкой побывал у меня чабан Жарылкап и сказал: «Противиться бессмысленно. Алдажар со своими людьми гонит нас неизвестно куда и никто не смеет препятствовать ему. Стало быть, нам суждено жить, как раньше». Скажи, Молдабай, может быть, он прав? — спросил у Ермекова степняк.
— Всему свое время, Караман! Баи Ахмет и Хайрулла уже арестованы. Скот их роздан беднякам. Бедняки начинают на наглядных примерах понимать, что к чему, — успокоил Карамана Молдабай. — Не беспокойся, Алдажар и Барлыбай никуда от нас не денутся. Мы не позволим им угнать скот в Афганистан. Пусть только все их коши соберутся за Сырдарьей. Передай своим джигитам: пусть будут наготове!
После разговора с Караманом Ермеков собрал своих сотрудников. План действий на ближайшие дни был разработан до мельчайших подробностей.
XI
Алдажар и Барлыбай сумели поднять все свои аулы, коши, перегнать бесчисленные отары овец, табуны лошадей. К ним присоединилось немало других кочевников, подпавших под их влияние.
Наконец это шумное, хлопотливое хозяйство добралось до благодатных берегов Сырдарьи. Быстро, не останавливаясь ни на один час, кочевники переправились на другой берег реки, стали собирать юрты. К Караману, занятому устройством вновь прибывших, подошел один из его друзей — чабанов. Он сообщил, что скоро прибудут последние коши — Казамбая и Тышканбая, которых, по поручению старшины аулов Алдажара, уже давно послали к Караману. Джигит был удивлен, что чабаны до сих пор не прибыли.
Карамана охватила тревога за судьбу своих друзей. Он хотел было припугнуть старого хитреца Сайлыбая и узнать обо всем поподробнее, но сдержался.
Алдажар и Барлыбай, дожидавшиеся последних кошев, решили собрать своих людей и объяснить им, необходимость откочевки в Афганистан. Они хотели заранее предупредить возможное недовольство измученных людей.
Алдажар горячо и проникновенно обратился к собравшимся степнякам:
— Братья-казахи, соплеменники мои! Веками мы жила в этих степях и были сами себе хозяевами. Каждый знал свое место, и все жили в мире. Но сейчас… — голос бая дрогнул, — нас всех постигло несчастье. Власть переменилась, и нами хотят править неверные — кафыры. Они разрушат наши очаги, осквернят наши обычаи и традиции, которые установлены самим аллахом и свято чтились нашими предками. Хотят растоптать нашу веру, и мы не можем оставаться там, где забыли аллаха. Так не лучше ли умереть на чужбине смертью праведника, чем подвергаться здесь позору и бесчестию. Страшное время наступило для нас на родной земле. Проклятие неверным! Снимемся с утренней зарей. Пусть вас не мучают сомнения, мы поступаем так, как велит аллах!
Закончив свою речь, Алдажар ритуально взял горсточку земли и положил ее в рот. Глаза его наполнились слезами. Он скорбно встал на колени и припал губами к земле. Его примеру последовали многие. Горький плач и
