Столица Сибири 2029. Берег монстров - Андрей Орлов

– Нам обоим кажется, что нас отымели? – уныло поинтересовалась Ольга, изучив мою вытянутую физиономию.

– Собираемся, – буркнул я, – мы знаем, куда они пошли. Во всяком случае, надеемся, что знаем.

– Но мы их не догоним, – ужаснулась Ольга. – Тащиться через весь город – тридцать верст, в роли корма для животных, а всё из-за того, что кто-то долго спит?

– Ну, разведись со мной, – вскипел я. – Найди себе другого – пунктуального и ответственного. Вон их сколько. И вообще, бери пример с Молчуна – все понимает, но молчит.

Это было утро горьких разочарований. Кратчайшая дорога через центр – по площади Лунинцев – оказалась полностью заблокированной. Окрестные высотки валились не куда-нибудь, а именно на площадь. И даже цирк. В нашем городе был самый здоровый в России цирк! И падал он, похоже, последним. И не просто падал, а еще и подпрыгивал. Сначала поперек дороги образовалась гора строительного мусора высотой с пятиэтажку, а потом ее сверху прихлопнуло гигантским куполом. Смотрелось жутковато, но, в общем, интересно. Под куполом цирка оставалось немного места, чтобы пролезть – нельзя сказать, что он совсем уж сплющил горку. Но для начала следовало подняться на нее, что представлялось занятием трудоемким и энергозатратным. Обойти этот рослый монумент тоже было трудно – там, где был цирк и Нарымский сквер, дыбилась земля, а у нас, по стечению обстоятельств, не было при себе альпинистского снаряжения. Картина справа выглядела не лучше. Я принял решение – отходить назад до ближайшего перекрестка, свернуть на улицу 1905 года и выбраться в район вокзала. Во всяком случае, это казалось безопаснее, чем двигать на центральный Красный проспект. Но это утро, как уже было сказано, не баловало радостными событиями. Не успели мы отступить от горы, живописно венчаемой куполом, как пространство огласил душераздирающий вопль! На вершине купола выросла двуногая фигура в лохмотьях – не иначе царь горы? Он гортанно вопил, тыкал пальцем в нашу сторону. На вид – типичный умалишенный, глаза блуждали, рожа, как у полного кретина, да еще и в нарывах. Заворошились обломки на вершине горы, покатились камни – и стали воздвигаться новые фигуры, страшные, в зачуханных обносках, с деформированными телами и конечностями. Зараженные! И вся эта гоп-бригада вытаращилась на нас гноящимися глазами. Нестройный рев вырвался из полутора десятков глоток! Я пихнул локтем Ольгу, выводя из оцепенения – шевели полушариями, сейчас нас сожрут!!! Мы взревели от ужаса (и было от чего), бросились наутек. Я обернулся – и лучше бы не делал этого. Твари не были немощными доходягами. Болезнь вступала в стадию, когда физическая сила растет пропорционально звериному голоду. Они катились с горы, не чувствуя боли, прыгали, как кузнечики – с обломка на обломок, размахивали конечностями, рычали. Мы уносились прочь, воя от избытка чувств. Скулил Молчун, улепетывая галопом – в этом парне далеко не всегда просыпался инстинкт отважного бойца. Я снова в отчаянии обернулся. Лавина зараженных катилась по дороге, стремительно сокращала дистанцию. Что они делали на той горе? Живут они там? Сверху все видно? А если восемь автоматчиков «во главе» с Кузьмой сунулись на эту гору? Что от них осталось? Нет, ерунда, не могли их застать врасплох, мы бы услышали трескотню…

– Карнаш, что делать? – хрипела Ольга. Она задыхалась, глаза вываливались из орбит. Принимать бой было глупо. Мы бы ликвидировали половину этих особей, но вторая половина ликвидировала бы нас. Дураками они не были – кучей не бежали, рассыпались по дороге… Впереди уже мерцал перекресток с улицей 1905 года, вздыбленные пласты дорожного покрытия, за ними – колодец, в котором мы провели спокойную ночь…

– Бросаю гранату… – выдавил я. – Как брошу, сразу падаем, ползем за эти лохмотья – и в колодец…

Я на бегу отцепил от пояса лимонку, выдернул чеку и швырнул через плечо. Не могла она нанести колоссальный урон – тем более с недолетом. Мы рухнули на всклокоченную проезжую часть, дождались, пока рванет (Молчун уже умчался далеко вперед), а когда пространство в тылу заволокло дымом, поползли за обломки, энергично виляя пятыми точками. Твари рычали, выли, визжали, а мы уже вгрызались в лабиринты вывороченной земли. Этот номер мог и прокатить, взрыв способен дезориентировать любого. Дым еще не рассеялся, а мы уже скатывались в яму, лезли в раскуроченный колодец.

– Молчун, твою мать… – шипел я, делая отчаянные пассы. – Сюда, ко мне…

Пес полз с вытаращенными глазами, отвесив до земли шершавый язык. Я схватил его за шкирку, бросил в яму, повалился сам, едва не отбив себе самое ценное место организма. Я начал надвигать искореженную крышку, но бросил – в тишине такое не сделаешь. Мы съежились в узкой шахте, сидели, стуча зубами. Я приготовил еще одну гранату – пусть только попробуют оказать нам знаки внимания…

– Мамочка, как же страшно… – стучала зубами Ольга. – Я сейчас умру, до чего страшно, Карнаш, миленький…

– Да все в порядке, дорогая, – шептал я. – Реальные полевые условия. Хотела выразиться? – я ухмыльнулся и обнял ее. – Давай, выражайся. Только не тыкай в них пальцем и не кричи, что они лохи.

Лавина с ревом промчалась над головой. Голодные монстры метались, расточая звуки разочарования. Что-то падало, трещало. Часть зараженных побежала дальше, остальные шатались по дороге, запинаясь о «неровности» дорожного покрытия. Мы сидели не дыша. Я до судорог сжимал гранату. Настала тишина. Мы ждали. Да сколько можно ждать? Я прицепил лимонку обратно к поясу, обнял автомат и начал сдвигать крышку люка. Я не шумел. Сдвинул так, чтобы можно было протиснуться, высунул голову и плечи. Вроде тихо. Я сдвинул еще, расширяя лаз. Повернулся на сто восемьдесят градусов.

И кровь отхлынула от щек. Я практически носом уперся в стоптанные, расползшиеся по швам ботинки, заляпанные толстым слоем грязи! Их обладатель не шевелился. Я поднял голову. Очередной разносчик опасной инфекции предстал в своей естественной красе. Мужчина средних лет и, видимо, небогатых умственных дарований. Мешковатые штаны, «модное» пальто из бутика, в котором семеро уже умерли. У него был искривленный сплющенный череп землистого цвета. С подбородка отслаивалась кожа. Кости черепа над щеками невероятно раздулись, выпирали, точно скулы, разрывая кожу. Из-за этих наростов он не видел, что происходит у него под ногами. Возможно, только это нас и спасло. Субъект стоял неподвижно, лишь со скрипом поворачивал голову, сканируя окрестности. Он что-то чувствовал, рваные ноздри совершали возврат но-поступательные движения, вздымалась грудь. Он догадался опустить голову и посмотреть себе под ноги. У мужика были пустые глаза болотного цвета. Я не стал дожидаться, пока в них разгорится страсть, нож уже был в руке – я резким движением перерезал сухожилие на голени. А пока он не опомнился – второе. Чувство боли этим тварям все же ведомо. Ранение, не совместимое с жизнью – он захрипел, рухнул на колени. Отрадно, что не заорал. Я схватил его за шиворот, повалил на бок и вонзил нож в сердце. Как ни крути, а сердце у них по-прежнему важнейший орган, гоняющий зараженную кровь по организму. Тварь издохла, что-то сдавленно проныв. Я выдернул нож и навострил уши. В округе было тихо. Я выполз наружу и осмотрелся. Других претендентов не было. Выжившие зараженные, отчаявшись найти ускользнувшую добычу, брели на улицу 1905 года – мимо «Дома охотника», мимо «молодцеватых» руин небольшого, но современного здания. Они уже не выглядели энергичными монстрами. Какие-то понурые, с опущенными головами, уходили, шаркая ногами. Никто не оборачивался. Примерно двенадцать особей втянулись в узкую улочку и побрели в неизвестном направлении.

Я спустился в шахту, чувствуя, как трясутся поджилки, начал рыться в рюкзаке, горстями запихивал в рот антибиотики.

– Все в порядке? – участливо осведомилась Ольга.

– Все отлично, – ответил я. – Твари уходят. Но по улице 1905 года нам не пройти – разве что в приятной компании. Возвращаемся назад, свернем на Железнодорожную и по ней попадем к вокзалу. И держимся вместе, никаких инициатив. Нечего тут корчить лебедя, рака и щуку…

Нормальные герои часто ходят в обход, но чтобы возвращаться на два квартала назад… Снова площадь Трубникова, обломки стелы, занесенные пылью трупы собак-мутантов, обглоданные кости невезучих автоматчиков… Кто-то хорошо попировал прошедшим вечером. «Своих» собаки не ели. Почему? – я понятия не имел, поскольку не был экспертом в области современных пищевых цепочек. Поставив Ольгу с Молчуном на стреме, я собрал автоматные магазины (в хозяйстве не повредят), тоскливо обозрел растерзанные рюкзаки убиенных – наверняка собаки все сожрали, включая теплые вещи и лекарства. Над улицей Железнодорожной висела низкая пепельная туча. Там все было серо и непроницаемо. Улица довольно широкая – она тянулась между высотками Челюскинского жилмассива и путями железнодорожной станции. И далеко отсюда, в полутора километрах, упиралась в руины плотной привокзальной застройки. Я не забыл, что в этой местности водятся голодные собаки. Червячка они вчера заморили, но это ничего не значило. Мы медленно двинулись вверх по улице, прижимаясь к развалинам жилой высотки. Справа осталось перепаханное метродепо, Бурлинский переезд, ведущий к вагонно-пассажирскому депо. Челюскинский микрорайон, возведенный в начале восьмидесятых, представлял унылое зрелище. Он и раньше-то был не фонтан, а теперь и подавно. Дома валились как картонные, распадаясь на квадратные панели. Кое-где сохранились отдельные этажи, даже целые секции, но сомнительно, что эти части зданий оставались пригодными для проживания. Мы всматривались в пустые глазницы окон, в дыры разбитых подъездов, но нигде не видели даже намека на разумную жизнь.