Из Парижа в Бразилию по суше - Луи Буссенар

— Но должны ли и мы присутствовать при приведении этого приказа в исполнение? — спросил Жюльен. — Друг мой, проведя ночь в снегу, еле стоит на ногах. И я был бы вам благодарен, если бы вы разрешили нам где-нибудь отогреться.

— Как вам угодно, господа, — вежливо ответил адъютант.

Через десять минут в комнату, где находились друзья, вошли полковник со старостой.

— Взгляните, Сергей Иванович, на ваших подзащитных, — сказал адъютант. — Они с радостью пожмут руку человеку, который столь своевременно пришел к ним на помощь. Вам, только вам, обязаны они свободой!

Путешественники бросились обнимать старика.

— А теперь, когда справедливость восторжествовала, разрешите пригласить вас, господа французы, к завтраку, отличному от тех, что давали вам в течение этих двух дней… Вы составите нам компанию, Сергей Иванович? Правила не возбраняют вам провести с нами полчаса за сердечной беседой.

— С удовольствием, Василий Петрович, хотя времени у меня в обрез: колонна вот-вот выступит в путь.

— Вы догоните ее на санях бывшего начальника конвоя. К тому же мне велено передать вам, что его превосходительство желает, — подчеркнул адъютант последнее слово, — чтобы остаток пути вы проделали в повозке.

— Нет, — твердо произнес староста. — А его превосходительство ничего не просил вас передать мне лично?

— Вот его точные слова: «Скажите тому, с кем вершили мы вместе ратные подвиги и делили славу, что воспоминание о нем живет в моем сердце и что…»

— И что?..

— «И что я надеюсь на его скорейшее возвращение в наши ряды и занятие им места, которого он достоин».

— На все воля Божья! — скромно молвил ссыльный.

Денщик принес самовар и заварочный чайник с ароматным чаем, по достоинству оцененным при таком морозе. Стол был уставлен разнообразными продуктами, собранными в спешке и только что размороженными: ведь в дороге и мясо, и консервы, и хлеб, и фрукты превратились от холода в ледышки. Оказавшиеся волею судьбы за одним столом четверо сотрапезников, отдавая должное вкусной еде на этом импровизированном пиру, сначала почти не разговаривали. Когда же чувство голода прошло, завязалась беседа.

— Итак, господа, вот что я понял: сколь бы странным это ни казалось, вы решили совершить подвиг, впервые в истории отправившись в Бразилию через Азию, — произнес адъютант. — Покинув Россию, вы посетите еще два американских субконтинента.

— Признаюсь вам честно, за последние два дня я совершенно забыл об этом! — ответил весело Жюльен. — А ты, Жак?

— То же самое! Я уже начал было привыкать к походной жизни. Не то чтобы она доставляла мне особое удовольствие, но считал условия, в которых мы находились, вполне приемлемыми и был уверен в успешном завершении нашего путешествия, как вдруг случилось это досадное происшествие…

— Которое, наверное, вызвало у вас глубокое отвращение к странам с холодным климатом, — печально заметил староста. — Это так естественно, не правда ли, Василий Петрович?

— Вы правы, Сергей Иванович. И господа должны возносить хвалу своей звезде за то, что встретили в вашем лице благородную душу.

— Позвольте не согласиться с уважаемым полковником Михайловым. Нет, я вовсе не возненавидел путешествия по суше — единственно возможный для меня вид передвижения, — промолвил добродушно Жак. — Но…

— Ну-ну, — сказал другу Жюльен, — признайся, ты хотел бы вернуться в Париж? Национальная гордость здесь ни при чем: ведь мы отправились в путешествие не за славой. Поскольку это я подверг тебя таким испытаниям, то обязан вернуть тебе твое слово. Кто знает, уж не решил ли ты сменить маршрут и, вернувшись в Европу, добраться до какого-нибудь порта, чтобы отправиться оттуда прямиком в Рио-де-Жанейро?

Жак замахал обеими руками.

— Нет, уж лучше встречать на каждом шагу капитанов Еменовых! — возразил он с такой горячностью, что Жюльен удивился. — Лучше вернуться в партию ссыльнокаторжных и спать по ночам в снежной постели, приготовленной ворами!.. Лучше пешком дойти до Берингова пролива, зимовать за Полярным кругом, приручать белых медведей и вместе с чукчами пить в чуме[83] тюлений жир, чем находиться на борту корабля!.. Ты прав, национальная гордость не имеет к нашему путешествию никакого отношения. Мы не англичане и пари не заключали. В путь я отправился под твоим давлением и особого энтузиазма в дороге не проявлял. Но сейчас честно заявляю тебе, что намерен идти только вперед, даже если придется сложить свою голову. Скажу прямо, у меня было немало сомнений. Но сегодня мое желание твердо. Повторяю: только вперед, как говорят в таких случаях американцы!

— Браво! — воскликнули в один голос его собеседники, взволнованные неожиданным признанием.

— Если вы мне верите, — продолжал Жак, — то поднимем бокал за здоровье нашего высокого друга полковника Михайлова и за его превосходительство генерал-губернатора, а затем, воспользовавшись любезным предложением полковника Пржевальского, не теряя ни минуты, отправимся в его сопровождении в Иркутск!

— Я полностью в вашем распоряжении, господа! — галантно ответил адъютант. — Рад вашему решению хотя бы потому, что мне предстоит приятная поездка в компании с такими славными людьми, успевшими уже завоевать мою симпатию.

— Вы же завоевали нашу, поверьте! — заявил с жаром Жюльен.

— И вот еще что, — произнес полковник. — В Ишимском я узнал от стражника, что приключилось с вашим багажом. Все было разграблено, остался только этот саквояж с документами, почему-то не привлекший внимания мародеров. Взгляните, на месте ли бумаги.

— Все цело: паспорта, рекомендательные письма, банковские поручения, даже моя карта, — сказал Жюльен, бегло просмотрев содержимое сумки. — Все в порядке, приношу вам благодарность!

— Ну что ж, друзья, в дорогу! Сани большие, места всем хватит. Мы будем рады еще какое-то время побыть с вами, Сергей Иванович. Неужели ваше решение идти по этапу окончательное?

— Да, Василий Петрович.

Не успели пассажиры усесться, как сани нагнали мрачную колонну. Полковник Михайлов, снова ставший просто старостой, сошел с саней и обнял крепко Жюльена и Жака, в чьих глазах стояли слезы. Избавленные от испытаний, которые пришлось им пережить в течение тридцати шести часов, но хорошо теперь представлявшие себе все ужасы, выпадающие в пути на долю несчастных этапников, Жюльен и Жак оплакивали судьбу ссыльного полковника и одновременно восхищались его решимостью.

— Прощайте!.. Прощайте, дети мои! — повторял сдавленным голосом полковник Михайлов.

— Нет-нет, не прощайте, а до свидания! — энергично возразил Жак. — Надеемся встретить вас на обратном пути в Петербурге. До той поры вы уже вновь займете подобающее место в науке. Так что — до свидания!