Скальпель - Вячеслав Воронов

К этому времени на меня снизошло странное одурманивающее спокойствие. Единственная мысль, небезразличная мне, была о стоимости такого затяжного ремонта. Даже беспокойство о сыне притупилось. Испытывая дискомфорт от этого безразличия, я подумал: вот так смиряются с любыми утратами, от безвыходности, от невозможности прыгнуть выше головы, а может, и от нежелания попытаться сделать это. Как легко поддаться малодушию и найти оправдания, и твердить эти оправдания направо и налево, чтобы обелить себя в глазах так называемых порядочных людей, и на виду этих людей вскидываться в рыданиях, вовсю проклиная виновников. Как просто обмануть и самого себя, повторяя эти оправдания, как мантру, десятки раз — все обстоятельства, все они, злые происки жестокого мира, а я ведь белый и пушистый… И все, все окупится там, в небесной дали, потусторонней изнанке вселенной. А бунт — вранье, и свобода — вранье, глупые выдумки романтических натур, на переносице которых неизменным атрибутом обосновались розовые очки.

Набравшись терпения, мы съездили и купили то, что нацарапал нам на вымазанной чёрной краской бумажке мастер. Когда ремонт был закончен, день клонился к завершению.

— Ерундовый принтер, старый, как мир, — в конце концов заявил переросток, кичась своими познаниями и вытирая руки тряпкой. — Может выкидывать фокусы, я покажу вам, что надо делать, чтобы вы не ездили туда-сюда, — раздобрился он. — А лучше, конечно, новый купить.

«Лучше новые мозги себе купи», — злобно подумал я, а вслух обреченно произнес:

— Сколько с нас?

Переросток назвал сравнительно невысокую цену, и я уже полез за деньгами, но Серега, опережая меня, вдруг выдал озабоченным голосом:

— Ты можешь подождать с деньгами?

Я застыл, как детская машинка, у которой сели батарейки. Да, деньги не хотелось отдавать, сколько бы ни было. До последней копейки они нужны были, чтобы спасти сына.

— Опа, приехали, ребята, — иронично обронил переросток и настороженно поглядел почему-то на мой кроссовок. — Что это вы придумали? Я что, за спасибо должен работать?

— А кто ты такой, что за спасибо тебе в падло поработать? — прохрипел Серега. — Ален Делон, который пьет по утрам одеколон?

Он наклонился по направлению к переростку, оскалившись и приподняв руки, словно собираясь обнять его, имитируя Доцента из популярного фильма. Тот покраснел и сделал мизерный шаг назад, но тотчас вернулся на занимаемую позицию.

— Я не Ален Делон, но за работу вы мне заплатите… иначе я вам принтер не отдам!

Он протянул жилистые руки к моему принтеру и схватил его худыми пальцами. Серега сделал то же самое. Действуя, как при перетягивании каната, пару секунд они сопели, ни в чем друг другу не уступая. Я схватился за запястья переростка и рванул их в стороны. Серега с освобожденным принтером попятился и уронил принтер на пол, выложенный кафельной плиткой. Раздался звук, после которого в груди моей что-то опустилось.

— Ты глянь, че наделал! — зашипел Серега, злобно сверкая глазами то на принтер, то на переростка.

— Я наделал? — орал тот, покраснев еще больше.

— А кто, дядя Вася? Давай плати за принтер, ублюдок ты недобитый!

Платить за принтер мастер, конечно, отказался, в свою очередь требуя денег. Поругавшись еще некоторое время, мы убрались восвояси, забрав моего кормильца с треснувшим корпусом. Я знал, что работать он уже не будет. В голове у меня образовался ступор, без всяких, казалось, нервов, словно под черепную коробку залили немаленькую порцию чугуна. И под этим чугуном довольно слабо, но все же ворочалась мысль о том, что Серега выронил принтер специально.

13

Часа два, намучившись и вымазавшись краской, бормоча ругательства, мы с Валерой пытались реанимировать принтер. Добились мы только того, что он выдал три десятка листовок, печать на которых была не самого лучшего качества.

Серега в это время то дурачился, вращаясь и катаясь на всех креслах по очереди, как ребенок, впервые увидевший карусель, то бесцельно бродил взад-вперед, с долей насмешки поглядывал на нас, отпуская дурацкие шутки. В перерывах между шутками он успокаивал меня, с твердой уверенностью заявляя, что спешить некуда, и все у нас получится. «Времени для решительного действия хватит всегда, — хрипло, с апломбом признаного гуру, твердил он. — Набирайся лучше злобы, чем бросаться по сторонам, цемент грузить или еще что придумаешь от мягкого характера».

Как только в офис вошла Наташа, Серега бесцеремонно осмотрел ее с ног до головы, не скрывая этого, на его тонких губах появилась ухмылка. Наташа, как и всякая женщина, читала отношение к ней мужчины по одному мгновению его взгляда. Она тотчас вздернула носик, намереваясь изобразить неприступность, решительно развернулась и пошла к рабочему месту. Но спокойствие и уверенность в себе ее были поколеблены, и по пути соблазнительным бедром она задела стол, вскрикнув от неожиданности. Серега осклабился и издал пару смешков: знаем, мол, какие вы неприступные. На время он оставил ее в покое, лишь изредка бросая в её сторону неоднозначные взгляды. Она же старалась создать видимость тотальной занятости.

Покатавшись еще на креслах, Сергей с напором, ничего конкретного не предложив, высказал свое мнение о листовках, будто был большим специалистом по рекламе. После этого он сходил за пивом. Сделав пару глотков, он предложил пива Наташе, но она решительно отказалась. Тогда он принялся травить анекдоты. Начав с более-менее пристойных, он плавно перешел к тем, в которых содержались уже некоторые фривольности, и дошел, наконец, до весьма откровенных. При этом, развалившись в кресле с бутылкой в руке, он тихо похохатывал. Смешок его был эдаким зазывающим, ищущим поддержки избранному тону и теме для разговоров. Все мы люди, означал навязываемый им пафос, и ничто человеческое нам не чуждо. Нечего, мол, рядиться под выдуманную порядочность, пора открыто признать наиболее важное: человеческое тело и его физиологические потребности.

«Я врач, я знаю», — обронил он, в очередной раз отхлебнув пива. Пена вздулась на горлышке бутылки пышной массой и грозила упасть на джинсы. Наблюдая недовольные ужимки Наташи и даже нечто схожее с отвращением на ее лице, он на время замолк. Улыбка сошла с его губ, и лицо как-то сразу, казалось, постарело — мешки под глазами налились сильнее, уголки рта украсились старческими складками. С тупо-жестким выражением глядел он пару минут в выкрашенную светлой краской стену, после чего уставился в окно. За окном сновали строители в промокших от пота и выгоревших футболках, реконструируя старое здание, и натужно гудела бетономешалка. Допив пиво и с грохотом водрузив на стол пустую бутылку, он подошел к Наташе. Мягко, словно хищник, подкрадывающийся к жертве, опустил он руки на спинку ее кресла и склонился к ее волосам.

— И чем это ты так занята, что не хочешь и поговорить? — вкрадчиво промурлыкал он.

— Работаю я.

— Да ну, брось ты эту работу, далась она тебе.

— Ну конечно; скажите это моему директору.

— Директор занят; можно я буду твоим директором?

— Нет уж, спасибо, как-нибудь обойдемся.

— Вы такая очаровательная девушка, Наташа…

— Уже «вы»? То тыкали мне, а уже «вы».

— От вашей красоты моя душа набирается благородства прямо на глазах.

— Душа уже появилась? Вы битый час все про тело твердили.

— И тело тоже, куда ж от него денешься. У вас оно очень красивое, Наташа.

— Не ваше дело, да вы и не можете знать.

— Так я имею надежду узнать.

— Забудьте эту надежду, она неосуществима.

— Как же я могу забыть, это навсегда.

— Вот навсегда и забудьте.

— Я для вас в лепешку расшибусь…

— Не нужно таких жертв, тем более — бесполезно.

— Что надо сделать, Наташа, я на все готов!

— Это выше ваших сил.

— Да ну, вы что, нет такого, что было бы выше моих сил!

— Есть, есть.

— Не может быть. Что же это?

— Измениться, стать немного другим.

— Ну, каким, скажите.

— Анекдоты сначала про душу рассказывать, а потом уже про тело.

— Ух, ты, даже такие анекдоты бывают?

— Бывают, бывают.

— Интересно послушать.

— Мало ли что вам интересно.

— Это, наверное, про духов, которые обитают в иных мирах, а потом вселяются в людей и творят всякие безобразия.

— Вот именно, напьются пива и потом творят.

— Ха, ха! Это вы про меня? Ну уж нет, никакой дух в меня не вселится.

— Конечно, сразу одуреет от алкоголя. Хватит дышать на меня перегаром!

— Это ж не перегар, это дух моей привязанности к вам, Наташа.

— Так скажите духу, чтобы отвязался.

— Это невозможно. Вы видите, сколько мы про духов разговариваем. Пора бы перейти уже к телу.

— Еще чего! Перебьетесь без тела.

— Но почему же, Наташа, почему? Вы же девушка свободная.