Кузьма Минин на фоне Смутного времени - Валерий Перхавко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дозорной книге города Белоозера 1617/18 г. поименно перечислены с разными определениями ушедшие из жизни жители: «умер в лихолетье»; «умер з голоду»; «умер в лихолитье з голоду». Часть заброшенных дворов и дворовых мест Белоозера «запустели в большой мор», под которым подразумевается голод 1601–1603 гг.{279} По старым писцовым книгам 1594–1595 гг., составленным «до Московского разоренья», было зарегистрировано в Вязьме «на посаде тяглых 500 дворов, а людей в них 575 человек», а в 1627 г. там числилось лишь 188 дворов и «людей в них 188 человек». Соответственно, и налоговые поступления уменьшились почти в три раза: с 225 рублей 23 алтын 2 денег до 89 рублей 12 алтын{280}.
Думается, уровень смертности в результате распространения эпидемических заболеваний был бы гораздо выше, если бы Россия начала XVII в. по плотности населения и скученности городской застройки не уступала бы странам Западной Европы. Передаче инфекции благоприятствовали антисанитарные условия городского быта, несоблюдение элементарной личной гигиены, низкий уровень медицины.
Далеко не во всех случаях удается определить причину мора из-за лаконичности и неточности описаний его симптомов, а также неоднозначности старинной русской терминологии. От голода страдали главным образом простолюдины; инфекционные болезни одинаково косили бедных и богатых, хотя у последних имелось гораздо больше материальных возможностей избежать заражения.
Глава 3
Повседневная жизнь горожан
в Смутное время
Для Смутного времени характерны быстротечное и резкое изменение ситуации, возрастание вертикальной и горизонтальной мобильности практически всех социальных слоев русского общества, повышение роли народных масс. Но, несмотря на голод, эпидемии, военные действия, ожесточенную борьбу за власть, большинство городского и сельского населения России придерживалось привычного образа жизни: люди рождались и умирали, заключали браки, жертвовали церкви; крестьяне пахали и убирали урожай; ремесленники производили свои изделия; купцы торговали; продолжалось освоение Сибири…
В отечественной и зарубежной историографии, за редким исключением, не уделяется должное внимание повседневной жизни городов России в Смутное время, в том числе в социально-правовой, торгово-экономической и культурно-бытовой сферах. Лишь в последние два десятилетия стали появляться новые работы такого плана{281}.
Торговые будни
Рыночная жизнь столицы России даже в самые тяжелые годы Смуты протекала традиционным путем: работали лавки и прилавки на Гостином дворе, люди продавали и покупали все необходимое{282}, а торговцы вынуждены были угождать любым властям. При приближении к Москве кортежа с Мариной Мнишек, ехавшей сочетаться браком с Лжедмитрием I, по словам достоверного информатора, «встретили ее мещане и купцы московские, дарили подарки, среди которых находилось 5 бокалов, 5 кусков парчи и соболей лучших 5 сороков»{283}.
Гости и торговые люди Москвы участвовали в конце мая 1606 г. в провозглашении царем В. И. Шуйского{284}. За активное участие в свержении Лжедмитрия I Шуйский пожаловал московским купцам Мыльниковым двор любимца самозванца — В. Масальского{285}. В правление Шуйского гости и члены Гостиной сотни обзавелись новыми общими жалованными грамотами, подтверждавшими их привилегии. Персонального звания гостя в 1606–1610 гг. дождались Дементий Булгаков, Родион Котов, Михаил Смывалов, Максим Твердиков, братья Василий и Иван Юрьевы{286}. Гость В. Юрьев даже получил от царя в 1606/07 г. землю в Московском уезде. Членом Гостиной сотни стал в 1606 г. торговый человек А. Окулов{287}.
Почести именоваться с отчеством (подобно феодальной аристократии) вместе с пожалованным званием гостя удостоились в 1610 г. от Шуйского за предоставление значительных денежных средств на содержание войска богатейшие купцы-предприниматели Строгановы, ставшие «именитыми людьми»{288}.
Именитые купцы пользовались личными печатями. При заключении договора Новгорода Великого со шведским военачальником Якобом Делагарди И июля 1611 г. «присягу своеручно подписали и печатьми утвердили» наряду с другими представителями новгородского населения «купцы, ремесленники и всякого звания люди Великого княжества Новгородского и гости в оном ныне пребывающие»{289}.
Московский гость Иван Семенович Кошурин в августе 1610 г. в составе русского посольства отправился на переговоры с королем Сигизмундом III в польский лагерь под Смоленск. До этого, находясь в 1593 г. в Царьграде, он выполнял поручения Казенного приказа, а в 1598 г. участвовал в Земском соборе, избравшем царем Б. Ф. Годунова. В 1611 г. Кошурин был арестован поляками.
Перед правительством царя Михаила Федоровича, созданным в 1613 г., стояло немало острых внутренних и международных проблем, в том числе неотложная задача формирования финансовой базы его деятельности и обеспечения вооруженных сил. Поскольку быстро обеспечить в нужном объеме пополнение государевой казны за счет традиционных видов тягла было невозможно, пришлось прибегнуть к экстраординарным сборам, в том числе с торгового люда.
Когда в начале 1614 г. в казне не хватило денег для выплаты жалованья ратным людям, Земский собор «приговорил» дополнительно собрать «от избытков по окладу, кто может от живота своего и промыслу на 100 рублев, с того взяти пятую долю — двадцать рублев, а кто может больше или меньше, и с того взяти по тому же расчету». И с апреля правительство приступило к сбору с населения «пятинных денег» («пятины»), именующихся в источниках также «запросными деньгами» («запросом»). Первоначально их «собирали» только с тех торговых людей, кто имел «животов (имущества. — В. П.), торгов и промыслов» более чем на 10 рублей. Для одних этот чрезвычайный налог был принудительным займом, для других — платой в счет недоимок или будущих налоговых платежей. В. О. Ключевский, например, полагал, что «пятинный» сбор взимался в размере пятой части с чистого годового дохода, другие историки (П. Н. Милюков, С. Ф. Платонов) — что со всего наличного капитала{290}.
Но собрать с торговцев «запросные деньги» оказалось не так-то просто. По свидетельству сборщиков («пятинщиков»), «многие люди животы свои таили» и сказывались небогатыми. К тому же из-за нечеткой формулировки сути чрезвычайного налога («с животов» и «промыслов») на местах возникла масса недоразумений. Кое-кто из окладчиков стал даже описывать всякое имущество налогоплательщиков, менее ретивые
