Предназначение - Сергей Фрумкин

— Может быть, ты чувствовал, что не готов вступить на трон целого мира? Может быть, хотел сперва закалить дух испытаниями?

Юноша остановился и вскинул на Хонтеана глаза, затуманенные слезами.

— Ты хочешь сказать, что я сам нашел себе испытания?!

— Хочу сказать: теперь не важно, ты нашел их или они тебя. Важно, чтобы ты получил от своих испытаний то, чего ищешь. Тогда придет время для следующего витка судьбы.

Барак соответствовал своему названию — одноэтажное длинное строение серого цвета со множеством дверей и без окон. Вокруг никого не было: очевидно, все обитатели спали. Горну и Хонтеану предлагалось поселиться в двух соседних каморках, внутри которых не оказалось ни мебели, ни удобств — одна горизонтальная деревянная полка для сна и отдыха.

Горн забрался на полку и намеревался провести ночь бодрствуя и размышляя над хитросплетениями своей нелепой судьбы. Но операция по вживлению в мозг нейрофона и переживания последних часов отняли у юноши много сил. Головокружение заставило лечь, а ноющая боль в ухе мешала думать… Горн сам не заметил, как отключился.

ГЛАВА 8

Проснулся Горн от настойчиво звенящего в голове зуммера. Он сел на жесткой полке, открыл глаза, но не сразу смог сфокусировать зрение. Вспомнив, что происходило вчера, юноша прикрыл правый глаз — перед ним возник распорядок на целый день и время, когда поступят инструкции. На приведение себя в чувство отводилось десять минут.

Все это время Горн просидел неподвижно. Перед его глазами возник план города и маршрут, по которому предписывалось следовать. Горн не шелохнулся. Через какое-то время замигало и загудело предупреждение, но принц остался сидеть.

В каморку заглянул Хонтеан.

— Идти ты не хочешь, — констатировал монах. — Ждешь боли?

Горн не ответил.

Наказание не заставило себя ждать. Сперва слабо, затем все сильнее заныли зубы, застучало в висках, загорелось в затылке. Вскоре к голове присоединились кости и мышцы — они застонали, как при высокой температуре. Горн намеревался терпеть до последнего, напоминая себе, что неприятные ощущения ему лишь внушаются. Но первые муки оказались только предупреждением! Еще через минуту боль пронзила все тело, заставив принца потерять контроль над собой и заорать во весь голос.

«Сейчас станет легче, — предупредила спокойная мысль монаха. — Чтобы не превысить болевого порога, но оставить реакцию острой, им придется иногда делать паузы».

Горн изумленно посмотрел на отшельника. Хонтеан стоял у дверей сложив на груди руки, спокойный и отрешенный, как всегда прежде.

— Как тебе это удается? — простонал принц.

— Терпеть? — понял монах. — Проще, чем ты себе представляешь. Я умею абстрагироваться от нервных реакций — внушаемых или естественных. Ты тоже научишься, но не все сразу. И рекомендую не испытывать себя на прочность. Поверь, этому тоже еще придет время!

Горн помотал головой. Боль ударила его снова — так сильно, что глаза" принца стали огромными, и в них исчезло осмысленное выражение. Боль накрыла волной, и принц упал на полку, захлебываясь воздухом и не в силах даже кричать.

— С момента, как истекло твое время, прошло пятнадцать минут, — подытожил Хонтеан.

В эту секунду дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял Кабур, запыхавшийся и с бешеными глазами.

— Это еще что такое?!! — заорал охранник. — Какого черта вы делаете?! Совсем тупые, что ли?! Эй, придурок, тебя ждут Хозяева!!!

Как только между приступами боли возникла пауза, Горн крикнул:

— Я сам хозяин! Надо мной только боги!

Кабур открыл рот от удивления, не зная, то ли наброситься на нахала, то ли дождаться, пока тот измучается под действием нейрофона.

— Ты его тренер, — охранник в бешенстве посмотрел на Хонтеана. — Если этот сопляк сейчас сдохнет, я прикончу и тебя тоже! Объясни ему, что я доставлю его тело к Хозяевам вне зависимости от того, будет оно еще дышать или нет!

«Горн, — попросила мысль монаха. — Нет нужды терпеть муки. Ты никому ничего не докажешь, страдая здесь. Этот солдафон унизит тебя еще больше, если силой заставит идти. Запомни, никто, кроме тебя самого, не сможет испачкать твою душу! Даже выполняя чужую волю, даже опускаясь в самую грязь, ты останешься чистым, если сохранишь внутреннее благородство».

— Так он идет сам или мне его отнести?! — гаркнул Кабур.

— Ослабьте воздействие прибора у него в ухе! — попросил Хонтеан. — Горн пойдет, если сможет идти!

По лицу Кабура пробежала тень сомнения. Охранник боролся между желанием воздать наглецу по заслугам и страхом заставить нервничать ожидающих прихода Горна Хозяев. Наконец солдат кивнул, дотрагиваясь до бляхи с изображением перекрещивающихся мечей — символа охраны «Айсберга» — у себя на груди.

Тело юноши перестало конвульсировать. Через минуту Горн сел, затем спрыгнул на пол и, не издав ни звука, вышел наружу, прошел совсем рядом от Кабура, но не удостоил того даже взглядом.

Охранник покраснел, словно его оскорбили действием, но сдержался, отложив расправу до тех времен, когда спешить будет некуда. Хонтеан пошел следом за Горном. Сопровождали новых рабов Кабур и пять его подчиненных.

Они прошли в ту часть города, куда без сопровождающих вновь прибывшие не могли попасть живыми ни при каких обстоятельствах. Кабур давал команды по связи, а операторы на постах регистрировали коды рабов, не позволяя активизироваться сторожу за ухом у «нарушителей».

Хозяева и в самом деле недоумевали, по какой причине могла случиться задержка — за все время истории «Айсберга» механизм принуждения ни разу не давал сбоев. Вустер и Нортем — два представителя высших кругов общества рабовладельческой станции — желали поскорей выяснить, во что они вчера вечером вложили деньги. Они расположились на вилле Вустера, в сферической пристройке, перед прозрачным куполом, накрывающим небольшую арену. Хозяева пили сок и вяло переговаривались. Наконец ворота в дальнем конце купола открылись и на арену вышли Кабур, монах и юноша.

— Почему так долго, Кабур? — раздраженно спросил Вустер. — Напортачили при установке нейрофона?

— Нет, сэр! Прибор исправен! — отчеканил старший охранник.

— Тогда почему наш юный друг заставил себя ждать?

Нортем улыбкой дал понять, что ложь Кабура здесь не проходит.

— Я застал его извивающимся от боли, сэр! — объявил Кабур.

— Вот как?

Вустер и Нортем переглянулись.

— Тебе объяснили, что нужно делать? — строгим голосом обратился к Горну Вустер.

Горн посмотрел с высокомерием, от которого у Вустера перехватило дыхание, а у Нортема, напротив, лицо растянулось в улыбке.

— Не будем затягивать, — подал знак Вустер. — Где твой претендент, Кабур?

На арену вывели еще одного мужчину, судя по мерцающему на виске красному огоньку, такого же подневольного. Мужчина был в коротких шортах, в сандалиях и с голым торсом. На руках, плечах, животе и бедрах бугрились стальные мускулы. Скуластое лицо могло принадлежать человеку лет тридцати пяти, при условии, что он не отдалял старость. Глаза казались неживыми, но иногда в них вспыхивали слабые искорки, говорящие об успешно подавляемых, но все же живущих внутри натренированного тела эмоциях. В руках человек держал два меча. Увидев Горна, он сделал шаг к юноше и положил один из мечей у ног принца.

— Это гладиатор Рабтор, — сообщил Кабур Горну. — Его вырастили по специальной программе. Он боец от природы, по силе, выносливости и реакции превосходит рожденных естественным путем. К сожалению, зрители таких недолюбливают, считают, что вырастить можно любую тварь, главное — задаться целью. Якобы это заслуга не бойца, а технологий. Так что за тебя пришлось заплатить в несколько раз больше. Вот и докажи теперь Хозяевам, что стоишь дороже!

Горн проигнорировал Кабура и посмотрел на Вустера:

— Ты хочешь, чтобы я дрался с этим мужчиной?

Кабур рванулся к юноше, чтобы заставить того умолкнуть, но Вустер остановил охранника взмахом руки.

— Гладиатор не должен говорить, пока его не спросили, — снизошел Вустер до личных разъяснений Горну. — Ты дорогой раб, но ты — раб!

— Не более, чем ты или он! — уверенно заявил юноша, кивком указывая на Нортема. — Я — принц Горн! В моих жилах течет кровь благородного рода!

Я уже говорил, что могу оплатить свободу, которую вы у меня отняли, но вы слишком тупы, чтобы что-то услышать! Видимо, вы поймете, что сделали, только когда люди моего брата положат конец и вашему грязному ремеслу, и вашим никчемным жизням! И если ты, негодяй, хочешь, чтобы я дрался, вежливо попроси об этом!

Вустер дотронулся до браслета на левой руке. Горн рухнул на землю, скорчившись от такой боли, что по всему его телу вздулись вены. Вустер убрал руку от браслета. Горн вытянулся, судорожно втягивая воздух в легкие.

— Мы потратили на тебя солидные деньги, — вразумил Вустер. — Но если ты умрешь, то туда тебе и дорога. Думай! Что же касается второго раба — да, я хочу, чтобы ты убил его здесь и сейчас. Или он убьет тебя… Бой будет длиться до тех пор, пока в живых останется один из вас.