Потешный русский роман - Катрин Лове

Смех, аплодисменты, занавес.

Все началось плохо. Россия, как всем известно, страна с богатейшими запасами нефти, но там, как и везде, хватает нечистых на руку людей. И вот появились первые воры и заявили: эта нефть — наша! Такое тогда было время, как говорится, «все смешалось», по лесу бродили большие злые волки — те самые, о которых с незапамятных времен сочиняют сказки. Итак, грабители наложили лапу на богатства рухнувшей Империи. Народное достояние приватизировали в два счета. Сильной стороной бандитов всегда была прямолинейность. Они являются и говорят: это мое, и это мое, и это тоже мое, а нормальные, хорошо воспитанные люди совершают «ужимки и прыжки» и ни о чем подобном не помышляют. Даже по сравнению с самыми обычными людьми бандиты — не самые умные, предприимчивые, работящие, хитрые и организованные граждане. Они — простодушные, и это их спасает. С незапамятных времен во все эпохи социальных потрясений за первыми, «простодушными» бандитами приходили следующие и заявляли права на собственность, после чего все начинали убивать друг друга. Воры кричали «Помогите, грабят!», и растерянные адвокаты, посредники, наблюдатели, свидетели, специалисты, партнеры и консьержки не знали, в какую сторону кидаться. Сегодня воры хотят вернуть украденное у них другими ворами и требуют, чтобы это сделали по закону. Так было от века, так возникали большие страны, составлялись крупные состояния, строились великие судьбы. Дураки всегда проигрывают. Кретинам, к которым отношусь и я, и все те, кого я знаю и люблю в России, несть числа. Мои русские друзья и знакомые — люди вежливые, культурные… и полные и законченные дураки. Ни одному из них не хватило сообразительности обогатиться, когда была возможность. Говорю об этом с тяжелым сердцем. Все они прошли мимо нефтяных вышек, никелевых и урановых рудников, золотых приисков, заводов и фабрик, брезгливо зажав нос. Они сидели на кухнях, стенали и скорбели об ущербе, наносимом природе и национальному духу. Между тем, я имею основания утверждать, что у этих людей, сидящих на своих крохотных кухоньках и пьющих свой бесконечный чай, хорошие мозги, а у некоторых так и вовсе выдающиеся. Пусть не жалуются. У них были и время, и возможность гулять по воскресеньям, походя отыскивая разваливающиеся «коллективные богатства»: империя гибла, на рынке существовал острый дефицит продуктов питания да и всех других продуктов тоже. Мои бедные друзья не занялись личным обогащением, они пили и оплакивали прошлое и будущее, лили крокодиловы слезы. Их сгубило отсутствие простоты. Сегодня все эти люди — проигравшие, они отличные специалисты, но их опыт и умения никому не нужны, так что приходится перебиваться случайными заработками. Кажется, в Библии сказано между строк: «Склонитесь и будете грести сокровища лопатой». Может, Библия и ни при чем, но какая-нибудь другая книга наверняка предлагает взять на вооружение этот метод. Так что пусть все, у кого плохо гнутся колени, пишут жалобу на себя. Зато ни одному из моих друзей не нужен адвокат. Я хочу сказать — ни одному из тех, кто остался в России, кто не захотел по доброй воле покинуть родину. Другие сумели уехать и не жалеют об этом. Они получают зарплату в евро или долларах — а иногда и в той, и в другой валюте, владеют домами в пригороде, вызвали к себе семьи, достигли желаемого и… эмоционально перегорели.

И все-таки я не хочу слушать адвокатов, посредников, наблюдателей, свидетелей, специалистов, партнеров и консьержек. Мое время драгоценно, жизнь коротка, а огромная Сибирь очень далекий край. Я ничего не могу сказать о человеке, который сидит в колонии. Знаю одно — он мог все сделать, чтобы его не взяли. Средства у него для этого были. Когда началась травля, он мог сбежать, улететь на своем самолете, организовав беспосадочный рейс «Новосибирск — Нью-Йорк», попивать на борту шампанское и следить по Интернету, как развивается его «дело». Ходорковский много месяцев был не в чести у властей, а мультимиллиардеры, даже не самые умные, обладают звериным чутьем. Даже после того, как его арестовали, приговорили и посадили, он мог организовать дерзкий побег из Колонии № 14/10. Никто не убедит меня в невозможности сбежать из сибирского исправительного учреждения, охранную систему которого не меняли с советских времен. Но Ходорковский не сбежал. Он сидит — и не пытается бежать. Именно это вызывает мой интерес. Выскочка, поступающий так, как никогда не поступают люди этой породы, не желающий покидать Россию ни при каких обстоятельствах, даже если приходится жить в исправительном заведении. Говорят, он вместе с уголовниками шьет варежки в лагерной мастерской под надзором охранников. Важнейшая задача для национальной экономики! По слухам, прибыв в колонию, Михаил Борисович отказался от всех «привилегий» — мне не нужны ни «блатная» камера, ни «блатная» больничка, я не вложу ни копейки в ваш гнусный тюремный VIP-режим. Об этом человеке ходит масса слухов. Кто он такой? Понятия не имею. Может быть, сумасшедший. Или святой. Или идиот. Вполне достаточно для романа. Не нужны ни адвокаты, ни информаторы, ни миллиарды долларов. Есть не похожий ни на кого другого заключенный. Романисты, как известно, довольствовались и меньшим…

Саймон О. Стоун-Аплертон

Этого человека я слушаю с удовольствием. Не устаю его слушать. Честно говоря, я обращаю мало внимания на то, о чем именно он говорит, мне просто нравится на него смотреть. Этот очаровательный мужчина объясняет мне, как функционирует мир, и я в восторге от того, что он захотел поделиться соображениями об этой сложной механике с такой рассеянной женщиной, как я.

Я звякаю позолоченной ложечкой о стенки чашки. Улыбаюсь, откусываю кусочек песочного печенья. Сидя в салоне роскошного отеля, я спрашиваю себя, когда же наконец научусь противостоять обаянию хорошо образованных и полных достоинства британцев. Никогда этого не умела. Стоит ли упрекать себя за это? Я оставляю ложечку в покое, не желая раздражить собеседника. Это наше третье tea party за три дня. Если принять во внимание только сей факт и отважиться связать его с впечатлением, которое производит на меня очаровательный собеседник, гордиться будет нечем.

Я смотрю на Саймона О. Стоун-Аллертона и нахожу его неотразимым и даже более обольстительным, чем мой друг С., который обольстителен до невозможности. По моему мнению, главное различие между Саймоном О. и С. заключается в осанке. В С. есть намек на дряхлость, он начал дряхлеть уже в двадцать лет. Легкое искривление позвоночника, этакая слабость, которую невозможно скрыть, вызывает умиление у всех женщин в целом и у меня в частности, пробуждает в каждой из нас желание. А вот Саймон О. держится очень прямо. Кажется, что его собственное тело внимательно следит собой. Когда Саймон О. смеется, верхняя часть его тела остается неподвижной, если он откашливается, не происходит ни сотрясений, ни колыханий. Поза Саймона О. Стоун-Аллертона внушает исключительное доверие. Возможно, в молодости он брал уроки классического танца. Спросить, так ли это, я не решаюсь. Саймон рассказывает мне о недавней встрече с российским министром энергетики. Я уже успела ляпнуть глупость, так что в дальнейшем будет лучше прикусить язык. Угощаясь блинами со сметаной, я спросила, уверен ли он, что видел настоящего министра энергетики, ведь насколько мне известно, в России полно двойников, не только этого конкретного министра, но и всех остальных, в том числе гораздо менее известных министров торговли картошкой и пряниками. Саймон улыбнулся, держа спину все так же прямо, и я заподозрила в нем некоторую неискренность, но быстро прогнала гадкое сомнение, вспомнив, что он принадлежит к тем редким британцам, против обаяния которых я никогда не могла устоять. Никогда, вплоть до сегодняшнего дня.

Итак, Саймон О. говорит со мной о министре энергетики — о настоящем, уточняет он со свойственным ему чувством юмора. Мне следует обратиться в слух, но я витаю в облаках, и меня занимает не конкретная мысль, а некий соблазн, который ни в коем случае нельзя выпустить наружу, ах, Саймон О. Стоун-Адлертон, сколько еще чашек чая придется выпить, сколько блинов придется съесть в вашем обществе, прежде чем?.. Российских энергетических ресурсов, в том числе нефтяных и газовых, хватит на века, так заявил министр. Министру хорошо известно о неприятных слухах, которые ходят на Западе.

Он сказал «на Западе».

Да, подтверждает слегка раздосадованный Саймон.

Неприятные слухи о введении в заблуждение. Русские якобы врут о размерах своих богатств, как в старые добрые времена фальсифицировали статистические данные. Министр точно знает, о чем болтают злые языки. Но министр также прекрасно знает и спешит доверительно сообщить об этом достойным и тщательно отобранным представителям иностранной прессы, что все эти слухи — полная чушь. Энергетические запасы избыточны, практически неисчерпаемы. Если взглянуть в телескоп не на небо, а в недра Земли, увидишь там только русскую нефть и русский газ, до скончания времен, аминь, заявляет министр. Саймон упоминает воду, и я не понимаю, какое отношение эта жидкость имеет к патриотическим энергетическим ресурсам. Я права. Саймон заговорил о воде, потому что министр пил ее на встрече с приглашенными журналистами, всем им, в том числе Саймону, тоже пришлось довольствоваться водой, и он нашел, что вкус у этой воды слегка, ну, в общем, вкус. Однако, переходит на шепот Саймон, возникает вопрос, не была ли вода, которую пил министр, водкой, она ведь тоже бесцветная. Впрочем, это не важно. После седьмого стакана, выпитого министром неисчерпаемых энергетических ресурсов, речь зашла о вечной мерзлоте и огромных проблемах сибирских широт. Но и тут, сообщает мне Саймон, министр энергетики и климата не растерялся. Он заверил, что каждый волен думать, как думает, но он, министр, верит лишь в то, что видит, а именно — в высокий уровень российской бурильной промышленности и мужество бурильщиков, то самое мужество, которое позволило миллионам молодых русских солдат спасти Европу, только теперь его используют более разумно, во всяком случае, на взгляд министра. После двенадцатого или четырнадцатого стакана воды, точно Саймон не помнит, политический деятель заявил, что Полярная война уже выиграна.