Самосбор - Олег Сергеевич Савощик

– Они растут, – голос Мелкого выводит ее из оцепенения.

– Что ты сказал?

– Плиты растут. Когда мы пришли, этого выступа не было.

Оба мальчика стоят на коленях, уткнувшись носами в пол. Со стороны можно подумать, что они молятся Разлому, но когда Марта подходит ближе, то видит серые, плотные нити, растущие из бетона – они находятся в постоянном движении, перекручиваются, переплетаются между собой сложными узорами.

– Наверное, застраивают пустоту.

Марте становится не по себе, она заново завязывает галстук и отряхивает коричневые колготки от бетонной крошки.

– Пойдемте в школу, мы и так уже опоздали. – Она надеется, что голос дрожит не слишком сильно.

Удивительно, но притихшие ребята быстро соглашаются и, последний раз взглянув на колоссальную трещину в Гигахруще, возвращаются вслед за девочкой в жилой коридор.

Соседняя дверь с номером 16 открыта, и электрический свет четко очерчивает женский силуэт.

– Вот это да! – с укоризной говорит тетя Катя. – А я думала, ликвидаторы пришли-таки. Мамы ваши знают, что вы школу прогуливаете?

– Мы больше не будем, не говорите маме, мы просто смотрели! – Денис тащит Марту и Мелкого вдоль стены, стараясь обойти соседку.

– Не бойся, мой хороший. – Тетя Катя открывает дверь пошире. – У меня как раз чай заварился, сла-адкий. А еще, – она заговорщицки понижает голос, – у меня есть кое-то что вкусненькое!

– Красный концентрат? – Мелкий уже стоит рядом с ней. Как и многие дети рабочего блока, он часто оставался с пожилой тетей, когда мама на работе, а сестра в школе.

Седая женщина уже улыбается во весь рот.

– Лучше, ребятки, гораздо лучше.

В маленькой комнате, одновременно служащей гостиной и спальней, жарко. Грибницы и разномастные горшки с ростками разной величины занимают почти все стены, уступая место только узорчатому бордовому ковру над кроватью. Марта снимает с Мелкого школьную курточку и вешает на стул. Втроем они садятся на единственную кровать и пьют сладкий чай в ожидании обещанного лакомства – какого-то фрукта банана.

Однажды, когда отец Марты был еще жив, в гости часто заходили его друзья и приносили гостинцы с дальних блоков. Так девочка получила камешек с золотистыми прожилками, книжку с цветными картинками и, сперва подозрительно рассмотрев, попробовала из рук отца фрукт ярко-оранжевого цвета, размером и формой с маленький мяч. В тот день она была уверена, что съела кусочек солнца, о котором рассказывала старая няня в детском саду. Марта не помнила названия, но на всю жизнь сохранила в памяти удивительный вкус. Такого взрыва свежести и сладости не давали ни ледяная вода, ни коричневые кубики грибного сахара.

И сейчас, глядя на продолговатый, разрезанный на три части желтый банан в руках хозяйки, она уверена, что попробует нечто настолько же восхитительное.

Запах сводит с ума, Марта сглатывает предвкушение, откусывает кусочек и чувствует, как от наслаждения сводит скулы. Внутри, под сочной кожурой, банан нежно-белого цвета и мягкий, как подтаявший маргарин. Он настолько сладок, что ей почему-то больше не хочется.

Пацаны уминают фрукты за обе щеки. Тетя Катя треплет Мелкого по мягким, светлым волосам.

– А знаешь, как зовут тех, кто разводит грибы?

– Грибоводы!

– Молодец! А знаешь, как зовут тех, кто грибы разводит, изучает и ест? – Женщина подмигивает ребятам. Мелкий смущенно крутит головой и утыкается обратно в кружку.

– Грибоводоведоеды!

Шутка совсем не смешная, но ребятам так хорошо, что они хохочут до слез. Их начинает отпускать от пережитого напряжения. Через несколько минут, разморенные жарой и чаем, дети вповалку засыпают на кровати. Ковер над ними слегка шевелится.

– Где староста?

В жилом блоке первого сектора многолюдно: все, кто еще не ушел на работу или уже вернулся с нее, толпятся на почтительном расстоянии от неулыбчивого капитана с блестящим металлическим протезом вместо руки и от его бойцов. Пахнет жареными грибами, супом из концентрата и несвежей одеждой.

Новость о трех школьниках, пропавших около семи утра, передается громким шепотом, обрастая деталями и слухами с каждой новой версией. По одной из них, они исчезли в Школьном коридоре, где и раньше пропадали дети; по другой – их утащили мутанты из Разлома. Были и такие, кто считал, что матери отдали их борщеводам, чтобы прожить в достатке еще пару циклов. Гул стоит такой, что капитану приходится повышать голос.

Женщина в сером комбинезоне монотонно и раздражающе причитает «я ж последняя была, всю ночь сидела, никого не видела, а Палыч запил, ключ вот и не взял… ой, что теперь будет, что будет, да как же так…». Ее ключ не подходит.

Петр пытается отогнать плохое предчувствие, но с досадой понимает, что все идет не по плану.

Серега стучит в соседнюю дверь № 16. Никто не открывает.

Лысый фамильярно и слишком крепко обнимает старосту за плечи и подводит к квартире.

– Ну рассказывай. Кто тут живет, чем дышит?

Мужик испуганно смотрит то на сержанта, то на капитана.

– Да обычная баба, Катей зовут. Екатерина Елистратова. Лет шестьдесят ей, может больше. В НИИ работала, грибы изучала, сейчас чай из них вкусный варит. В антипартийных делах замечена не была. Одна живет, сколько помню ее, циклов десять уже. До этого из другого блока к нам расселили. – Мужичок боится рыбьих глаз ликвидатора, и его взгляд скачет, все время останавливаясь на протезе капитана.

Петр ловит взгляд Сереги. Старая Дева – рабочая версия и основание для досмотра жилой ячейки.

– Сержант Крысяев, пишешь сейчас докладную на имя начальника штаба: «На основании п.2 ч.1 ст.148 Устава Ликвидатора, при угрозе жизни и здоровья граждан ССБ, прошу предоставить полномочия для проведения обыска в жилой ячейке № 16 первого сектора гражданки Елистратовой Е.М. Командир группы ГХЧ-34/1 Савочкин П.П.» – и срочно беги за подписью, нужно сегодняшнее число.

– А Разлом как же, товарищ начальник? – Сержант не спешит выполнять распоряжение.

– Это подождет, давай детей найдем сначала.

– Мое начальство считает, что весь блок надо бетонировать.

Петр начинает потихоньку закипать.

– Во-первых, у нас с тобой одно начальство. Во-вторых, что именно в срочности поставленной задачи тебе не ясно?

– Ты не охренел так со мной разговаривать? Знаешь, кто мой отец, или у тебя вторая рука тоже лишняя?

– Так иди ему пожалуйся. Заодно подмогу приведи! Если батя разрешит, конечно.

Последнюю фразу говорить не стоило, но Петр это понимает слишком поздно. Крысяев-младший меняется в лице, и в бледно-голубых глазах плещется ненависть. Он ухмыляется, но уходит молча. Притихшая толпа расступается перед ним, чтобы вновь сомкнуться.

Командир провожает его тяжелым взглядом и замечает два бледных пятна среди раскрасневшихся лиц. Матери пропавших школьников держатся за руки, как маленькие дети, и смотрят на него с ужасом, в ожидании самого страшного. Он узнает одну из них, и у него холодеет сердце.

– Марина… – Он не знает, как себя вести. Они не виделись больше пятнадцати циклов.

– Петя, – ее голос срывается на рыдания. – Петя… Там мои…

Он неловко обнимает бывшую жену, чувствуя, как ее трясет.

– Я сделаю все, что