Брат Солнца - Сергей Черняев

 «Ну вот! - огорчился он, - просто мучение какое-то…» И, как и в первый день, рухнул на родительскую кровать, - ужасно недовольный собой. Наверное, ему надо было выспаться. Он закрыл глаза… И в дверь постучали. Опять!

 Это был Бусыгин.

 Они снова сели за стол, и Артем рассказал все, что ему удалось увидеть и услышать в монтажной телеканала «Наш Край». Бусыгин слушал, почти не перебивая, и сделал в своей книжечке всего несколько записей. Когда Вереницын закончил, он убрал  книжку в карман и внимательно посмотрел на своего «разведчика».

  - Что, Артем, что-то случилось?

  - Нет.

  - А что с тобой?

  - Да ничего.

  - Нет, ты расскажи.

 Тот долго отнекивался и, наконец, рассказал историю про мужика с потерявшейся челюстью и о том, что она никак не превратится в приличный литературный текст.

 Бусыгин выслушал, улыбнулся и сказал:

  - Чем только люди не мучаются…

 Артем даже обиделся:

  - Вы сами просили рассказать…

  - Да я не смеюсь, Артем, - не обижайся, - я констатирую факт… Я понимаю… Работу ты свою любишь, а сейчас ее нет. Плюс в личной жизни пробоина – и ты ее литературой заделываешь…

  - Это не так, – почти строго сказал Артем. – Это моя жизнь. Я по-другому не могу. Не из-за работы я писать научился, а, наоборот – пошел работать, чтобы хоть что-то писать… Есть девушка, нет девушки – я буду писать всегда.

  - Ну, извини, извини… Знаешь что? А ты напиши детектив! Заодно, может, и денег заработаешь. Их всегда читали и читать будут.

  - Ну… Не знаю… - задумался парень. – Это отдельная профессия, большая работа. А я – что увижу, то пою… Да и сюжета никакого нет.

  - Как нет? – А наше дело? Трешкинское?

  - Да о чем тут писать? Тут максимум рассказ. Стрельнул кто-то один раз в депутата, даже не убил.

  - Что значит «даже»?

  - В порядочном детективе нужно убийство, а еще лучше - не меньше трех – закон жанра.

  - Ну… тут я, конечно, помочь не могу… Я, так сказать, по другую сторону… А ты присочини чего-нибудь, - ты вон про Куканова три короба наплел!

  - Да я как-то даже не думал…

  - Да ты попробуй! А я тебе и материальчик подкину – я все ж кой-чего повидал!

 Артем вроде бы немного ожил. Если будет какой-никакой материал, можно попробовать… Тем более он в этом деле не посторонний – ведь, кроме всего прочего, он в разведку сходить успел… Вот только сюжет… Куцый какой-то сюжет – один выстрел мимо депутата…

  - А то я тебе еще и похлеще историю подброшу… - наседал Бусыгин, – чистая Агата Кристи.

  - Какую?

  - Было у нас лет восемь назад одно дело… - начал Бусыгин и взял паузу, как полагается хорошему рассказчику.

 Но тут у него зазвонил мобильник.

  - Да? – ответил он на звонок, и лицо у него стало серьезным. – Хорошо, сейчас. Заезжать не надо. Я уже в Трешкино.

  - Брезгунов, – сообщил он Артему. – Что-то случилось. Но ты не волнуйся – еще поговорим! Если ненадолго – так я еще сегодня загляну – ничего?

  - Ничего.

 Его встретил сам Иван Николаевич.

  - Лена нервничает, - сообщил он, открывая дверь. - Нас вызвали в милицию, мы подписывали протоколы у следователей. Они ничего не сделали, только бумажки переписали.

  - Это обычная процедура, бывает.

  - Я тоже так подумал, но она ждет от них активных действий. Поговорите с ней, объясните ситуацию. Да и, в общем-то, хочется услышать о ваших успехах.

 Они поднялись по лестнице и прошли в тот же самый зал, в котором состоялся их первый разговор.

 Елена Григорьевна вышла из боковой комнаты. Она молча прошла по залу и села в кресло. Было видно, что она потратила сегодня много нервов. Ей хотелось взорваться, разразиться праведным гневом, но эмоций уже не осталось. Где-то кому-то она все уже высказала.

  - Садитесь, - предложил Брезгунов.

 Бусыгин на этот раз был в джинсах и потому сесть не постеснялся.

  - Анатолий Михайлович, - тихим срывающимся голосом сказала Елена Григорьевна, - ну как же так можно? Почему у нас все так?

  - Не хотелось бы это обсуждать, Елена Григорьевна… Уж как есть… А что все-таки случилось?

  - Вчера ему позвонили из милиции. Я взяла трубку. Это была женщина-следователь. Сказала, что ведет наше дело. Я ей попыталась объяснить, что она не может его вести, потому что его уже ведут двое следователей-мужчин. Она стала говорить про какое-то дознание – и будто бы все, что делали те следователи – это не следствие! У меня просто голова пошла кругом! Ладно. Пусть будет так. Она сказала, что сегодня утром мы должны приехать, чтобы подписать протокол. Мы…

 Она остановилась, будто потеряв дар речи. Через пять-семь секунд она взяла себя в руки и продолжила:

  - Мы приехали в райотдел, нашли ее комнату, а она была закрыта! Везде сидели следователи, а ее – не было!

  - Она просто забыла, - сказал Иван Николаевич.

  - Забыла? – встрепенулась Елена Григорьевна. – Наивный дурак! В тебя стреляли, а милиция ничего не расследует! Они прикрывают убийц!

  - Лена, не надо… - попытался успокоить ее Брезгунов, -  я уже разговаривал с…

  - С кем ты разговаривал? Нас уже сбросили! Ты понял? Тебя убрали! Тебя больше нет! Ты ничего не понимаешь! А эти издевки? – она вдруг повернулась к Бусыгину и заговорила неожиданно спокойным выдержанным тоном. – Это невыносимо!

  - Какие издевки? – спросил Анатолий Михайлович, отводя от нее взгляд. – Иван Николаевич, давайте лучше вы, только по порядку.

  - Ну, этой следовательнице позвонили. Оказалось, что она забыла, что пригласила нас и поменялась сменами. Она пришла через двадцать минут.

  - Сейчас - через двадцать! – Через тридцать! – закричала Брезгунова и тут же сбавила тон: – нет… Это специально… Специально… Они всегда так – постепенно, незаметно, намеками… А потом – раз – и ты уже вне игры.

 Бусыгин только вздохнул.

  - Дальше.

  - Дальше оказалось, что готов только протокол Володиного допроса; ее и мой протокол следователь набирала при нас из объяснительных.

  - Из объяснений, - поправил Бусыгин.

  - Да. Когда она дала нам прочитать эти протоколы…

  - Якобы протоколы! Якобы нашего допроса! – Добавила Елена Григорьевна. – И она написала, что у меня среднее образование!

  - Ну и еще много ошибок там было, - добавил Иван Николаевич, – у меня, например, было трое разных инициалов – И.Н., Н.И. и Н.М.

 Елена Григорьевна засмеялась таким неестественным смехом, что Бусыгину на минуту стало не по себе. Ему сильно захотелось  вернуть десять тысяч аванса и попрощаться с «клиентами». Но когда она замолчала, он спокойно произнес:

  - Елена Григорьевна… Можете мне верить или не верить, но все это по нынешним временам – обычная практика.

  - Обычная?

  - А что вы хотите? У следователей процентов семьдесят работы – оформление бумаг. Вот они и оптимизируют процесс. Объяснение пишется на ходу, по горячим следам, не до каллиграфии, поэтому и возникают ошибки. Главное – суть преступления, обстоятельства, свидетели, пострадавшие, предположения о личности преступника. Это ведь было записано?

  - Да.

  - Ну, вот видите! Следователь делает, что может. А то, что она сменами поменялась и все забыла – не удивляйтесь. Они теперь на работе сутками сидят, без выходных. Тут забудешь, что домой идти надо, а не то что на работу…

  - Ужасно… - сказала Елена Григорьевна. – Так быть не должно.

 Они замолчали. Бусыгин снова, как и в прошлый раз, думал о характере Елены Григорьевны. Чему она удивляется? Разве она – не часть этого безобразия? Вот в прошлый раз она жаловалась на школу – а ведь работает в РОНО! И любит надавить и там и сям, решить свои вопросы за чужой счет. Она, интересно, понимает, что сама – причина многих бед? И ведь ей не объяснишь… А даже если и объяснишь… Что можно изменить в

 сорокапятилетнем человеке, а, тем более, в системе, частью которой он является?

  - А как Ваши успехи? – спросил Иван Николаевич.

  - Об успехах говорить пока рано, - ответил Анатолий Михайлович, - собираю материал. В этом плане кое-что есть. Определенные направления работы уже видны, но ничего конкретного сообщить пока не могу.

  - Подозреваемые есть?

  - Достаточно. И будут еще.

  - Кто же они?

  - Извините. Статья 161 УПК Российской федерации.

  - В смысле? – переглянулись супруги.

  - Сведения, добытые в ходе предварительного следствия, не подлежат разглашению.

 Они опешили. Иван Николаевич нахмурился, а Елена Григорьевна вдруг обрела хладнокровие и давящим чеканным голосом спросила:

  - Я что-то не понимаю. Какое разглашение? Мы платим вам деньги. Вы работаете на нас. Мы должны все знать.

  - Вы должны узнать имя стрелявшего, обстоятельства и причины выстрела. Но это в конце. Если я назову вам подозреваемых, вы можете сделать неправильные выводы и предпринять какие-нибудь неадекватные действия.