Трое - Максим Горький

- Ошарашила ты, Верка, парня... смотри-ка, как медведь перед мёдом, стоит он перед тобой...

- Да разве? - весело спросила девушка Илью.

- Верно! - с улыбкой согласился тот. - Землю вы из-под ног у меня вышибли красотой вашей...

- Влюбись-ка! Зарежу!.. - пригрозил Павел, радостно улыбаясь. Ему было приятно видеть, какое впечатление произвела красота его милой на Илью, он гордо поблескивал глазами. И она тоже с наивным бесстыдством хвасталась собою, сознавая свою женскую силу. На ней была одета только широкая кофта поверх рубашки и юбка, белая, как снег. Не застёгнутая кофточка распахивалась, обнажая крепкое, как молодая репа, тело. Малиновые губы маленького рта вздрагивали самодовольной улыбкой; девушка любовалась собою, как дитя игрушкой, которая ему ещё не надоела. Илья, не отрывая глаз, смотрел, как ловко она ходит по комнате, вздёрнув носик, ласково поглядывая на Павла, весело разговаривая, и ему стало грустно при мысли, что у него нет такой подруги.

Среди маленькой, чисто убранной комнаты стоял стол, покрытый белой скатертью; на столе шумно кипел самовар, всё вокруг было свежо и молодо. Чашки, бутылка вина, тарелки с колбасой и хлебом - всё нравилось Илье, возбуждая в нём зависть к Павлу. А Павел сидел радостный и говорил складной речью:

- Как увижу тебя - словно в солнышке греюсь... и про всё позабуду, и на счастье надеюсь... Хорошо жить, такую красотку любя, хорошо, когда видишь тебя...

- Пашка! Славно как!.. - с восхищением вскричала Вера.

- Горячие! Сейчас испёк... Эй, Илья! будет тебе!.. Свою заведи...

- Да - хорошую! - странным, каким-то новым голосом сказала девушка, взглянув в глаза Илье.

- Лучше вас - бог не даст! - вздохнув и улыбаясь, сказал Илья.

- Ну, - не говорите про что не знаете... - тихонько молвила Вера.

- Он знает... - молвил Пашка, нахмурился и продолжал, обращаясь к Илье. - Понимаешь - всё хорошо, радостно... и вдруг это вспомнишь... так и резнёт по сердцу!..

- А ты не вспоминай, - сказала Вера, наклонив голову над столом. Илья взглянул на неё и увидал, что уши у неё красные.

- Ты думай так, - тихо, но твёрдо продолжала девушка, - хоть день, да мой!.. Мне тоже не легко... Я - как в песне поётся - моё горе - одна изопью, мою радость - с тобой разделю...

Павел, слушая её речь, хмурился... Илья почувствовал желание сказать что-нибудь хорошее, ободряющее этим людям и, подумав, сказал:

- Что же делать, коли узла не развяжешь? А я... Так вам обоим скажу: будь у меня денег тысяча, - я бы вам! Нате! Примите, сделайте милость, ради вашей любви... Потому - я чувствую - дело ваше с душой, дело чистое, а на всё прочее - плевать!

В нём что-то вспыхнуло и горячей волной охватило его. Он даже встал со стула, видя, как девушка, подняв голову, смотрит на него благодарными глазами, а Павел улыбается ему и тоже ждёт ещё чего-то от него.

- Я первый раз в жизни вижу, как люди любят друг друга... И тебя, Павел, сегодня оценил по душе, - как следует!.. Сижу здесь... и прямо говорю - завидую... А насчёт... всего прочего... я вот что скажу: не люблю я чуваш и мордву, противны они мне! Глаза у них - в гною. Но я в одной реке с ними купаюсь, ту же самую воду пью, что и они. Неужто из-за них отказаться мне от реки? Я верю - бог её очищает...

- Верно, Илья! Молодчина! - горячо крикнул Павел.

- А вы пейте из ручья, - тихо прозвучал голос Веры.

- Нет, уж лучше вы мне чайку налейте! - сказал Илья.

- Какой вы хороший! - воскликнула девушка.

- Покорно благодарю! - серьёзно ответил Илья. На Павла эта маленькая сцена подействовала, как вино. Его живое лицо разрумянилось, глаза воодушевлённо засверкали, он вскочил со стула и заметался по комнате.

- Эх, чёрт меня съешь! Хорошо жить на свете, когда люди - как дети! Ловко я угодил душе своей, что привёл тебя сюда, Илья... Выпьем, брат!

- Разыгрался! - сказала девушка, с ласковой улыбкой взглянув на него, и обратилась к Илье: - Вот он всегда таков - то вспыхнет, то станет серенький, скучный да злой...

В дверь постучались, кто-то спросил:

- Вера, - можно?

- Иди, иди! Вот, Илья Яковлевич, - это Липа, подруга моя...

Илья поднялся со стула, обернулся к двери: пред ним стояла высокая, стройная женщина и смотрела в лицо ему спокойными голубыми глазами. Запах духов струился от её платья, щёки у неё были свежие, румяные, а на голове возвышалась, увеличивая её рост, причёска из тёмных волос, похожая на корону.

-- А я сижу одна, - скучно мне... слышу, у тебя смеются, - и пошла сюда... Ничего? Вот кавалер один, без дамы... я его занимать буду, хотите?

Она плавным движением подвинула стул к Илье, села на него и спросила:

- Вам скучно с ними, скажите? Они тут любезничают, а вам завидно, да?

- С ними не скучно, - смущаясь от её близости, сказал Илья.

- Жаль! - спокойно кинула женщина, отвернулась от Ильи и заговорила, обращаясь к Вере: - Знаешь, - была я вчера у всенощной в девичьем монастыре и такую там клирошанку видела - ах! Чудная девочка... Стояла я и всё смотрела на неё, и думала: "Отчего она ушла в монастырь?" Жалко было мне её...

- А я бы не пожалела, - сказала Вера.

- Ну как же! Поверю я тебе...

Илья вдыхал сладкий запах духов, разливавшийся в воздухе вокруг этой женщины, смотрел на неё сбоку и вслушивался в её голос. Говорила она удивительно спокойно и ровно, в её голосе было что-то усыпляющее, и казалось, что слова её тоже имеют запах, приятный и густой...

- А знаешь, Вера, я всё думаю - идти мне к Полуэктову или нет?

- Я не знаю...

- Может быть, я пойду... Он старый, - богатый. Но - жадный... Я прошу, чтоб он положил в банк пять тысяч и платил мне полтораста в месяц, а он даёт три и сто...

- Липочка! Не говори про это, - попросила её Вера.

- Хорошо, - не буду! - спокойно согласилась Липа и снова обернулась к Илье. - Ну-с, молодой человек, давайте разговаривать... Вы мне нравитесь... у вас красивое лицо и серьёзные глаза... Что вы на это скажете?

- Ничего не могу, - смущённо улыбаясь, ответил Илья, чувствуя, что эта женщина окутывает его, как облако.

- Ничего? Да вы скучный... Вы кто?

- Разносчик...

- Да-а? А я думала, вы служите в банке... или приказчиком в хорошем магазине. Вы очень приличный...

- Я чистоту люблю, - сказал Илья. Ему стало томительно жарко, и от духов у него кружилась голова.

- Любите чистоту? Это хорошо... А вы - догадливый?

- Как это?

- Вы уже догадались, что мешаете вашему товарищу, или нет ещё? плавно спросила его голубоглазая женщина.

- Я сейчас уйду!.. - сконфузившись, сказал Илья.

- Вера, можно мне утащить его?

- Тащи, коли пойдёт! - сказала Вера и засмеялась.

- Куда? - спросил Илья, волнуясь.

- А ты иди, дурашка! - крикнул Павел.

Илья, отуманенный, стоял и растерянно улыбался, но женщина взяла его за руку и повела за собой, спокойно говоря:

- Вы - дикий, а я капризная и упрямая. Если я захочу погасить солнце, так влезу на крышу и буду дуть на него, пока не испущу последнего дыхания... видите, какая я?

Илья шёл рука об руку с ней, не понимал, почти не слушал её слов и чувствовал только, что она тёплая, мягкая, душистая...

Эта связь, неожиданная, капризная, захватила Илью целиком, вызвала в нём самодовольное чувство и как бы залечила царапины, нанесённые жизнью сердцу его. Мысль, что женщина, красивая, чисто одетая, свободно, по своей охоте, даёт ему свои дорогие поцелуи и ничего не просит взамен их, ещё более поднимала его в своих глазах. Он точно поплыл по широкой реке, в спокойной волне, ласкавшей его тело.

- Мой каприз! - говорила ему Олимпиада, играя его курчавыми волосами или проводя пальцем по тёмному пуху на его губе. - Ты мне нравишься всё больше... У тебя надёжное, твёрдое сердце, и я вижу, что, если ты чего захочешь, - добьёшься... Я - такая же... Будь я моложе - вышла бы за тебя замуж... Тогда вдвоём с тобой мы разыграли бы жизнь, как по нотам...

Илья относился к ней почтительно: она казалась ему умной и, несмотря на зазорную жизнь, уважающей себя. Тело у неё было такое же гибкое и крепкое, как её грудной голос, и стройное, как характер её. Ему нравилась в ней бережливость, любовь к чистоте, уменье говорить обо всём и держаться со всеми независимо, даже гордо. Но иногда он, приходя к ней, заставал её в постели, лежащую с бледным, измятым лицом, с растрёпанными волосами, тогда в груди его зарождалось чувство брезгливости к этой женщине, он смотрел в её мутные, как бы слинявшие глаза сурово, молча, не находя в себе даже желания сказать ей "здравствуй!"

Она, должно быть, понимала его чувство и, закутываясь в одеяло, говорила ему:

- Уходи отсюда! Ступай к Вере... Скажи старухе, чтоб принесла воды со снегом...

Он уходил в чистенькую комнату подруги Павла, и Вера, видя его нахмуренное лицо, виновато улыбалась. Однажды она спросила:

- Что, горька наша сестра?

- Эх, Верочка! - ответил он. - На вас и грех - как снег... Улыбнётесь вы - он растает...

- Бедненькие вы с Павлом, - пожалела его девушка. Веру он любил, жалел её, искренно беспокоился, когда она ссорилась с Павлом, мирил их. Ему нравилось сидеть у неё, смотреть, как она чесала свои золотистые волосы или шила что-нибудь, тихонько напевая. В такие минуты она нравилась ему ещё больше, он острее чувствовал несчастие девушки и, как мог, утешал её. А она говорила: