Мы не твои (СИ) - Блио Элен

— Правильно. — а сам сопит недовольно!

— Тамерлан Александрович, не нужно, правда, я не просила! И потом, вы мне хорошо платите, я все могу купить сама!

— Вот-вот, вычти у неё из зарплаты, Там!

Этого я никак не ожидала, покрываюсь пятнами, настроение сразу пропадает. Не хочется ни моря, ни пляжа, да и вообще, я работать приехала, поэтому…

— Мне не нужен купальник. Я приехала сюда работать. Так что к морю я буду выходить в форме. Извините, я пойду, надо переодеться.

Поворачиваюсь, и иду к своему номеру, Ильяс кричит мне вслед, чтобы я вернулась, что он пошутил, но я не поворачиваюсь просто потому, что из глаз текут слезы. А я не хочу, чтобы Илик знал о том, что я плакала. Да, он не увидит слез, но… он их услышит, почувствует. Не хочу!

В номере быстро вытаскиваю из шкафа уже отглаженную форму — горничные делают все за меня — купальник, правда, не снимаю — некогда. Хорошо, что форма из хлопка, тонкая и легкая, и даже длинный рукав и брюки кстати — не обгорю.

Возвращаюсь в коридор и вижу Ильяса в коляске, Тамерлана рядом с ним нет.

— Вернулась? Почему ты меня бросила? Ты не должна уходить!

— Извините. Я надевала форму.

— Будешь парится в форме? Дело твое.

— Вы же тоже будете париться в брюках?

Ильяс сжимает челюсти. Я знаю, что его бесит, когда я начинаю говорить ему «вы». Но ничего, ему полезно побеситься.

Мы гуляем по променаду. Мне жарко, обливаюсь потом. Но мужественно терплю. Думаю, может тут есть магазины, где продается местная форма для медсестер? Может, она не такая плотная как наша? И почему мне казалось, что эта ткань тонкая? Или это солнце такой силы?

Через пару дней я все-таки выхожу к морю. Одна. Море совершенно невероятное. Бирюзовое, очень соленое, теплое, волн почти нет, прозрачное настолько что видно дно, и стаи рыбок тоже. они не такие разноцветные и яркие как в Египте, но тоже красивые.

Я плыву, наслаждаясь сказкой, в которую попала. Не думаю ни о чем плохом. Хочется хоть пару минут не думать о своей жизни. Просто получать удовольствие!

Плаваю долго, когда возвращаюсь, вижу на берегу коляску Ильяса. Его везет Самад — он тоже прилетел с нами, правда, всего на неделю.

Вижу выражение лица Ильяса и настроение сразу падает. Понимаю, что он меня не видит, но…

— Где она, Самад? Ты видишь ее? Она не далеко заплыла?

— Она уже стоит перед вами, — отвечаю вместо доктора.

Илик молчит, поджимает губы.

— И как вода.

— Очень хорошая. Вы не хотите попробовать?

— Нет, извини. Ноги не хочу мочить. — он снова злится, я его понимаю и… не понимаю.

— Ильяс, между прочим, плавать в море полезно, и…

— Спасибо за лекцию, доктор. Или, прости, ты же не доктор? Медсестра, кажется? Еще и без диплома?

— Ильяс, хватит, — Самад подает голос, — Надежда, кстати, права. Вам надо плавать.

— Что мне надо я сам знаю. Отвезите меня в номер. Жарко.

— В номер мы успеем.

Не знаю, что на меня находит, но я сажусь и снимаю с него кроссовки, потом закатываю брюки.

— Что ты делаешь? Не смей! Уволю!

— Уволите меня потом, после купания. Самад, поможете?

Самад улыбается и закатывает коляску прямо по специально оборудованной для инвалидных колясок дорожке прямо в море. Так, чтобы ноги Ильяса оказались в воде.

А я обращаю внимание на то, какие у него красивые ступни…

Ильяс тяжело дышит. Молчит. Мне почему-то кажется, что он вот-вот заплачет.

— Ильяс, вода отличная, может, правда, искупаешься? В воде не обязательно стоять, а я тебе обниму и буду держать… — наклоняюсь, и шепчу ему на ухо.

— Думаешь, мне по приколу с тобой обниматься? Нет уж, спасибо. Отвратительная перспектива. Самад, или закати меня поглубже, чтобы уж наверняка, или выкатывай на фиг. Я ноги замочил, как бы не простудиться!

Я понимаю, что моя шутка сыграла злую шутку со мной.

Наша только начавшаяся дружба совсем сошла на нет.

И чудесный отдых на Кипре обернулся для меня кошмаром.

Но я не сетую. Что уж тут скажешь? Сама виновата!

Ильяс замыкается в себе. Со мной холоден. А я… я и сама не знаю, что хуже. Его холодность или его теплота?

Поцелуи мне, конечно, нравятся. Не просто нравятся, я… я чувствую себя невероятно счастливой, когда его губы касаются моих. И в тоже время я понимаю, насколько это опасно. Опасно для меня. Для моего сердца.

Раньше мама говорила мне, что есть такие мужчины — опасные для сердца. Такие, которых нельзя не любить, но любить очень сложно. Они редко отвечают взаимностью, для них любовь — игра. Именно такие мужчины разбивают женские сердца.

Мой Ильяс как раз такой вот мужчина. Хотя нет, он не мой. Совсем.

Я каждый день вывожу его к бассейну. Он требует, чтобы я надевала купальник и плавала. В один из дней — как раз в мой перерыв, ребята приглашают играть в волейбол. Ильяс устраивает сцену, когда пригласивший меня парень, вроде его зовут Андрей, или…не важно, предлагает проводить меня до номера, а я говорю, что не одна.

— Это… твой парень что ли?

— Нет. Он мой… пациент. Я сиделка.

— Ого, интересно. А что с ним?

— Эй, вам не кажется, что не вежливо задавать такие вопросы? — Я в шоке, потому что видела — Ильяс был в наушниках! — Надежда, а вы в рабочее время занимайтесь работой.

А вот это меня бесит, потому что у меня как раз перерыв!

— У меня сейчас свободное время.

— Это я решаю, когда оно у тебя свободное, а когда нет! Поехали в номер, жарко.

Артем или Андрей прикладывает руку к уху, жестом спрашивая, можно ли мне позвонить, но я так растеряна, что не знаю, что сказать, пожимаю плечами. Он улыбается, подмигивает, кивает, словно обещая — еще увидимся.

Я хватаю парео, заворачиваюсь, подхожу к коляске, молча разворачиваю и везу в отель.

Уже в номере Ильяс неожиданно говорит мне:

— Не вздумай больше общаться с этими уродами. — он язвителен, а меня дико бесит его замечание.

— Почему вы так говорите? Они не уроды. Вы их даже не видели!

— Зато слышал, что они говорили о тебе, слух у меня хороший. «Какая тёлка», «вот бы ее нагнуть», «Зачетная крошка» — это самые приличные выражения, неприличные повторить?

— Не надо, — меня злит его отношение, и я… наверное я не верю ему. Они не могли такое говорить. Потому что я не «зачетная», вот ни разу!

— Слушай меня, Воробушек! Эти уроды тебе будут сказки рассказывать, какая ты красивая, милая, желанная, потом сделают свои дела и свалят. А ты останешься. В лучшем случае просто пользованная, в худшем — сама понимаешь.

Сглатываю. Хочу ему ответить и… не могу. Опять глаза на мокром месте. Почему он считает меня такой непроходимой дурой? Может потому, что я такая и есть?

— Я вам сейчас нужна? Мне надо переодеться.

— Не нужна.

Собираюсь выйти, но он ловко хватает меня за руку.

— Погоди, Надя…

— Пусти!

— Обиделась?

— На что? На вас? Привыкла уже.

— Прости, но… я реально прав.

— Не правы. — сглатываю, стараясь чтобы в голосе не прорывались слезы.

— Почему?

— Потому что я некрасивая, и не желанная, и никто не будет так говорить обо мне. И вообще, меня позвали просто поиграть, а проводить этот парень меня хотел, просто из вежливости.

— Неужели? Сильно вежливый? — Ильяс снова злится, но меня уже не остановить.

— Да, сильно! Вы же не видели, какие с ними девчонки были? Я даже рядом с ними не стояла! Высокие, красивые как модели! А я…

— А ты зато настоящая, понимаешь, дурочка?

Он тянет меня на себя, а я упираюсь.

— Настоящая…

— Не надо, Ильяс.

— Почему?

— Потому… как ты сказал только что? В лучшем случае пользованная, а в худшем…

— Я… я не собирался делать ничего такого, Надя. Просто… иногда мне так больно и тяжело… А с тобой… с тобой я забываю. Все забываю. Чёрт… а забывать мне нельзя. Ты права, Надя… иди… уходи…

Он выпускает мою руку. Сразу как-то сникает. Я понимаю, что мне нужно его утешить, но… Как? Отдать ему себя? А потом он что, скажет мне спасибо? И будет страдать дальше? Или нет, спасибо не скажет, наоборот, начнет ругать за то, что я попыталась вытащить его из скорлупы.